Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Год спустя был эпизод, когда она прибежала к нам, спасаясь от побоев Сатыбалды. Писатель поставил ей синяк и она лежала на диване в спальне с выключенным светом. Родители ушли в гости. В детской резались в карты Шеф, Джон и Мурка Мусабаев. Доктор отсыхал после пьянки.
Через каждые десять минут я заходил в спальню, жена писателя с закрытыми глазами лежала на спине. Свет из коридора на секундуосвещал ее лицо. Было около восьми и она никак не могла спать и мне до непереносимой жути хотелось ее. Заходил в спальню я будто по делу – шарил по папиному столу и, проходя к двери, бросал взгляд на жену Сатыбалды.
На кухне Доктор пил воду.
– Я хотел тебе сказать…- я присел напротив, соображая как получше объяснить положение.
– Хочешь ее вые…ть? – продолжил он за меня начатую фразу.
– Д-да…
– Залезай молча на нее и е…
Легко сказать "залезай молча". Так я не умею. Я продолжал дуреть еще около часа, покуда не вернулись из гостей родители.
…Прошел год. Я почти взрослый и укрывал ее не спеша, аккуратно.
Она показывала, где, в каких местах надо подоткнуть одеяло. Я старательно выполнял ее указания и пытался проделывать, не выдавая, что творилось со мной, с деланным безразличием. Она что-то почувствовала, почему, наверное, не глядела на меня. Мне показалось что она… Да, мне отчетливо привиделось, что она ждет моих приказаний.
Неужели все сейчас будет? Я ушел в столовую. Включил телевизор, снова зашел в детскую. Она все так же лежала и читала. Подай же знак, дорогая!
Я метался взад-вперед, а она читала и читала.
Ну что тебе еще нужно? Какой еще знак?
Раздался звонок в дверь. Пришли отец с Сатыбалды. Через пять минут ввалился пьяный Доктор с другом Булатом Полимбетовым. Папа набросился на Доктора с кулаками. Сатыбалды заторопил жену: уходим домой.
Чтобы она смогла одеться, писатель поднял как ширму покрывало. Он закрывал ее от нас. Но она же была в комбинации – все равно что в платье. Что тут такого, чтобы можно было от кого-то что закрывать?
Однако он скрывал от нас то, что я видел свободно и чего, невзначай и намеренно, касался пальцами, когда укрывал ее от холода каких-то полчаса назад.
Она одевалась и глядела куда-то вниз.
Только сейчас до меня дошло, почему у меня звенело в ушах: "Ну что тебе еще нужно?".
"Сенатор Барри Голдуотер на истерической высОте!" – с ударением на втором слоге в последнем слове газетного заголовка Ситка возвещал о начале нового этапа войны во Вьетнаме.
Голдуотер предлагал сбросить на Ханой водородную бомбу и Ситка верещал от восторга. "Генерал Уэстморленд и министр обороны
Макнамара ребята бравые, но до Барри им далеко". – улыбался Ситка
Чарли.
Брат противоречил себе: не любил Роберта Рождественского и при этом наизусть декламировал его стихи из американского цикла; хвалил
Евтушенко, но не помнил за поэтом ни одной строчки, ни одного слова.
Почему произошло именно так, как произошло?
Я не пошел на улицу. Дома Ситка и я. Брат вновь входил в кризис.
Бродил по коридору, разговаривал сам с собой, смеялся и напевал:
"Цветок душистых прерий…".
Я включил телевизор. Подошел Ситка, спросил: "Что за фильм?".
Я сказал:
– Ты не будешь смотреть. Коммунистическая пропаганда.
– Как называется?
Я сказал.
Ситка направился к двери, но тут же остановился, повернулся ко мне и неожиданно сказал:
– Тебе стоит посмотреть это кино.
– Ты его видел?
– Видел.
– Иди ты…! – Я привстал со стула. – Досмотрел до конца?
– До конца.
У меня опустились руки.
– Как же так… – Я растерянно смотрел на Ситку. – Это же две серии…Фильм советский…
Ситка качнул, слегка наклонившись ко мне, головой.
– Фильм не совсем советский. – усмехнулся Ситка Чарли и пояснил. Фильм начинается с "Аван ду сэй". Не прозевай…
"Аван ду сэй?". Понятно. Так бы сразу и сказал".- подумал я и успокоился.
Фильм назывался "Мне двадцать лет".
Я начал смотреть и прозевал "Аван ду сэй". Ничего не происходит.
По пустынным улицам идут трое солдат. Останавливаются, закуривают.
Что-то обязательно должно произойти. Без этого фильму никак нельзя.
Валентин Попов должен что-то сделать, что-то предпринять.
У Попова хорошее лицо, чистые глаза.
Первомайская демонстрация… Марианна Вертинская отпускает воздушные шары. Они летят в небо… Откуда взялся Попов? До этого я никогда его не видел.
"- Это твоя жена?
– Нет, сестра.
– Сестра? – переспросил солдат. – А как ее зовут?
– Верка.
– Вера, – повторил солдат. – А где мать?
– На дежурстве.
– И ты работаешь?
– Да.
– Слушай, я никогда не думал, что у меня будут двое таких ребят.
Ты меня хоть немножко помнишь…?
…Блиндаж расплывался, уходил в небытие…
"Как мне жить, скажи…"
– Сколько тебе лет? – спросил солдат.
– Двадцать три.
– А мне девятнадцать.
– Как жить? – повторил Попов.
"С каждым днем расстояние между нами будет увеличиваться…".
Блиндаж пропал.
Из актеров я запомнил только Попова и Вертинскую. Спустя двадцать два года узнал, что, оказывается, в фильме снимались еще и Губенко с
Любшиным. Странно, как я не запомнил их.
Попов все время разговаривал. С друзьями, с самим собой. Он разговаривал сам с собой, когда шел по Москве, когда сидел ночью на тахте и курил.
Он разговаривал, уворачивался от встречных прохожих, останавливался перед светофором и разговаривал.
О фильме я никому не рассказывал. И не хотел рассказывать. Да и попытался бы рассказать – ничего бы не вышло. Как рассказать то, что не расскажешь?
Глава 7
– Вы тетя Шаку? – в дверях стояла худенькая девушка. – В
Советском райзагсе вас ждет Роза…Она выходит замуж и просила вас прийти…
– Ой бай! – Мама всплеснула руками и побежала в ЗАГС. Я не догадался пойти и поздравить Розу. Не догадался или не захотел? Не знаю.
Я пошел на зовет. Вернулся и на кухне застал Розу. Она мыла посуду. Гости разошлись. В столовой папа разговаривал с Хаджи, мужем
Розы.
Я сопел за столом. Укладывая тарелки в стопку, Роза спросила:
– Тебе не нравится мой муж?
Я промолчал. Не то, что Хаджи, – любой ее муж не мог мне нравиться.
Через два дня Хаджи и Роза уехали в Хорог.
…Нина Васильевна сильно помогла возненавидеть алгебру. Новая классная руководительница кроме алгебры вела и геометрию. Простая и добрая, особенно когда речь заходила о домашних завтраках – она произносила "завтрик" – Нина Васильевна преображалась, когда кого-либо вызывала к доске: классная люто ненавидела тупарей. Первым
УО в классе для нее был я. Стоило оговориться, сбиться, как тут же начиналась бомбардировка акватории порта Хайфон.
– Что ты тут мне написал…! Отвечай! Кому говорят! – В слепой ярости Нина Васильевна наливалась краской и не помнила себя. – Что стоишь, как истукан?! Бестолочь! Идиот!
Вода на рейде порта Хайфон бурлила, в разрывах бомб кипящей струей поднималась кверху, переворачивала джонки, вьетнамцы горошинами разлетались по волнам, барахтались и в судорогах шли ко дну.
Вопли и визги Нины Васильевны напрочь выбивали из меня квадратные трехчлены, я ничего не соображал. Класс с одноклассниками вместе с
Ниной Васильевной дрожал, трясся, переворачивался кверх ногами. Я не понимал где и зачем стою.
Примечательно, что я не злился на Нину Васильевну. Я боялся ее.
Это не ненависть, это другое. Вне алгебры человек она действительно хороший и то, как она произносила "завтрик", делало классную руководительницу совсем не похожую на ту, что бесчинствовала на допросах у доски.
Если по-хорошему, то Нина Васильевна немного помогла мне разобраться в себе. А что до то ненависти к алгебре, то невелика потеря.
Таня Батальщикова тоже училась в 6-м классе. Училась она в 28-й школе в одном классе с 2-85. К своим двенадцати годам Таня выглядела старшеклассницей, потому и немудрено, что вокруг нее ходили разговоры и сама она время от времени становилась причиной разбирательств среди старших пацанов.
Как она познакомилась с Шефом? Брат учился на первом курсе и приходил в цековский двор к школьному товарищу Салакаю. Таня тоже жила в цековском доме, причем в одном подъезде все с той же 2-85.
Приходил в цековский двор Шеф поддатый и как-то раз в беседке к нему подошла Батальщикова и сказала:
– Нуртас, меня зовут Таня. Я давно хотела с тобой познакомиться.
Брат взял шефство над Таней. Для начала избил таниных обидчиков по двору, позже несколько раз приходил к ней в школу расправляться с приставалами.
Тане нравились хулиганы, она нуждалась в надежной защите.
Несколько раз она звонила в отсутствие Шефа: "Передайте Нуртасику, чтобы он завтра пришел ко мне в школу".
