Королевская кровь 1 - Котова Ирина

огромный нож остановился – Тасенька замерла от его близости, коварно стянул аппетитно

пахнущий ломоть, получив, впрочем, за это шлепок по удирающей спине. Они захихикали, девушка продолжила резать хлеб, а Энтери мгновенно справился с украденным куском,

сел на лавку и начал смиренно ждать завтрака.

Старый Михайлис тоже улыбался сквозь усы, потому что легендарный театекоатль, змей

небесный, и его суровая несмеяна-дочка, которая, казалось, заморозилась после смерти

обожаемой матери, вели себя как дети. Смеха старшей дочери он не слышал уже два года и

только за это готов был змеюке скормить хоть сто голов скота. Главное, чтоб паршивец, улетев, не почуял свободу и не забыл его девочку. Иначе она снова замерзнет. А он, видят

Боги, возьмет ружье, найдет и пристрелит несостоявшегося зятя.

Так думал старик, и улыбался, радуясь за дочь, и сверкал глазами, и хмурился, а Энтери, поймав его взгляд, почувствовал себя как-то неловко, будто в чем-то провинился,

непонятно, в чем. Но тут перед ним поставили горшочек с дымящейся кашей, в которой

аппетитно желтело сладкое сливочное масло, и он забыл и думать о странных взглядах

хозяина дома.

После завтрака старик полез в огромный сундук, стоящий у него в комнате, долго что-то

искал, наконец, вынырнул оттуда, держа в руках вязаный мешочек и статуэтку Синей

Богини размером с человеческую ладонь. Богиня была изображена по канону – босоногая, со строгим лицом, покрытая с головой покрывалом, обнажавшим тем не менее левую

грудь, живот с пупком и верхнюю часть бедер. Одной рукой она придерживала покрывало

у шеи, другой – на бедрах.

- Дети мои, Таисия и Энтери, идите сюда, возьмитесь за руки, – позвал он.

Тася смущенно взяла Энтери за руку, потянула за собой, они, остановившись, обнялись.

Лори, как сидела на лавке, так и не смогла встать, только широко раскрыла глаза, сказала

«ой» и прижала руку ко рту.

Михайлис тем временем колдовал над статуэткой – поставил ее в деревянную чашу, со

специальным углублением, чтоб не упала, обмазал ароматным маслом, поклонился, зажег

курительную палочку и обошел с ней дом, а затем вставил еще дымящуюся палочку в

углубление у ног богини. Затем начал ритуальное вопрошение:

- По взаимному сговору даете вы обеты друг друга ждать, верность хранить, хорошо все

обдумать и через три месяца ответ друг другу дать – хотите ли вы быть вместе так же

сильно, как сейчас?

- Когда власть страсти пройдет, и сотрется облик любимого из памяти – захотите ли вы

быть вместе так же сильно, как сейчас?

- Когда пройдете разлуку и искушения, захотите ли вы быть вместе так же сильно, как

сейчас?

- А для того, чтобы помнили об обетах в разлуке, Богиня вам помоги, пусть будут они

всегда у вас на той руке, которая от сердца.

И он повязал им на левые запястья в несколько оборотов длинные черные плетеные ленты, с какими-то непонятными дракону рисунками, с утяжеленными золотыми капельками

кисточками на концах.

- Золото для того, чтобы вы помнили, какая награда вас ждет в конце, - произнес конец

ритуального славословия Михайлис и велел поклониться богине, прежде чем убрать все

обратно в сундук.

- Если б ты мне сказала, что это такая долгая история, милая, - жалобно прошептал Энтери

на ухо смутившейся девушке, - я бы украл тебя в свою страну, как положено дракону, и

там бы поженились, без месяцев разлуки. Как же я буду без тебя и твоего тепла, Тасенька?

Ее губы дрогнули:

- Справимся, - прошептала она в ответ. – Ты только прилетай поскорее обратно.

- Чтобы прилететь поскорее, мне надо улететь поскорее, - сказал он печально, приобняв ее

за талию и выводя из дома. Тиньки холодком змеилась по запястью, постукивая золотыми

капельками на кисточках.

- Тогда ешь давай и лети. Затянем – только труднее будет расставаться. Сейчас, подожди, -

она забежала обратно в дом, чтобы появиться через минутку с небольшим узелком. – Тут

твоя энциклопедия, и я добавила еще несколько книжек и старых журналов, будет полезно

тебе почитать. Только как ты понесешь – в зубах, что ли?

- Привяжешь мне на лапу. Только пока я не поем, не подходи, Тась. И лучше не смотри, я

боюсь, тебе неприятно будет.

- Но это же тоже ты, - сказала она, прямо глядя ему в глаза.

Энтери закрыл глаза и крепко обнял свою нареченную, стараясь запомнить ее запах,

мягкость ее кожи и волос. Тася льнула к нему, как веточка. Скользнул губами по ее губам, отвернулся и пошел к загону с овцами.

Таисия, крепко вцепившись в сумку с книгами, с смесью восторга и отвращения

наблюдала, как страшный крылатый ящер одну за другой ловит, рвет и закидывает себе в

пасть истошно вопящих овец, как его белая морда окрашивается в багряный цвет.

Михайлис всего один раз подошел к окну – чтобы увести испуганно глядящую на

будущего зятя Лори.

Наконец дракон, так не похожий на ее сдержанного, ласкового, нуждающегося в ней

Энтери, наелся. Он несколько раз махнул крыльями, проверяя силы, потом посмотрел на

нее и вытянул вперед шею, положив голову на землю.

Тася подошла к нему, переступая через лужи крови и какие-то неопознаваемые клочки,

прошла вдоль страшной пасти, длинной шеи, под огромное белое крыло. Грудь дракона

ходила ходуном, а внутри будто работали чудовищные кузнечные меха – так громко он

дышал.

Она привязала к его лапе сумку, погладила серебристо-белую кожу в крапинках крови,

пошла обратно, но около морды вдруг остановилась и поцеловала дракона куда-то в

область щеки. Он заурчал, смешно закурлыкал, как большой голубь, потом заклекотал,

махнул крылом, девушка отбежала, и ее персональный дракон взлетел над горою и издал

трубный глас.

Он парил, хлопая крыльями, над поляной, и глядел на нее.

- Улетай! – крикнула она жалко. – Ну же, улетай, Энтери! Улетай!!!

Дракон склонил голову, махнул крыльями и улетел.

И только тогда Таисия позволила себе сесть на землю и наконец-то расплакаться.

…. Город черный, звенящий ночными звуками, горит огоньками фонарей и редких

светящихся окон, как гнездо светлячков. Запах цветов становится невыносимым,

требовательным, и разговаривать в эту ночь уже никто не желает.

- Я тебе дам завтра эту энциклопедию, брат, - говорит Энтери устало. Он уже почти трезв, и больше пить не хочет. – Мир очень изменился. То, что я описал тебе – ружья,

телевизоры, электрические лампы, самодвижущиеся машины – это малая часть их

прогресса. Если раньше наш народ был самым развитым, то теперь люди ушли далеко

вперед. Нам очень многое надо узнать, прежде чем действовать. Таисия говорила, что в

Рудлоге нет больше монархии, там правит аристократия. Как нам найти ту, кто тебе

нужен?

- Времени у нас очень мало, - тихо отвечает Нории, переживший с братом его любовь и

переживающий его разлуку. – Я подумаю, что можно сделать. Спасибо, что поделился со

мной сокровенным, Энти-эн.

Братья уходят с крыши. Энти идет в свои покои, где долго ворочается, думая о Тасе – всего

три дня прошло с того момента, как они расстались, а уже они кажутся вечностью.

Нории тоже ненадолго заходит в свои покои, но вскоре выходит оттуда, одетый в

просторный светлый плащ.

Он проходит через Сад и выходит в Город. Редкие прохожие узнают его и приветствуют, кланяясь, он доброжелательно отвечает им. Нории держит путь в храм Синей, где

прихожанки и жрецы дарят любовь и благословение богини нуждающимся. Запах цветов и

рассказ брата растревожили его, и только плотская любовь способна на какое-то время

унять появившуюся тоску.

До самого рассвета Владыка Нории Валлерудиан, как простой послушник, дарит любовь

двум молоденьким сестричкам, только-только вступившим в зрелость. Они пришли в

храм, как многие женщины Песков, чтобы получить благосклонность богини, а получили

еще и незабываемую ночь с обожествляемым Владыкой. Им немного страшно, но они

любопытны, игривы, свежи, юны и застенчивы, а он щедр, ненасытен и ласков, и на их

ложе царит только смех, радость и страсть. С утра они расстаются под строгим взглядом

богини верности, богини страсти, унося с собой ее одобрение и благословение.

Глава 8.

Орешник, Иоаннесбургская область, Рудлог. Конец августа.

Ангелина

Так бывает – в двадцать лет ты наследница древнего рода, второй человек в государстве, самая завидная невеста мира, любимица народа и предмет обожания многочисленных

подруг и воздыхателей. Не очень бескорыстного, правда, обожания.

В тридцать – первый человек на закопченной деревенской кухне с покрытыми ожогами от

проклятой печки руками, забывшая, как выглядит твое лицо в зеркале. Да и в зеркало

лишний раз, честно говоря, смотреться не хочется, потому что смотрит оттуда