Дипонегоро - Михаил Колесников

Султан Джарот скончался при загадочных обстоятельствах. Его нашли в опочивальне уже похолодевшим. Рядом, на арабском ковре, валялась золотая чаша. Доступ в покои в позднее время имела лишь одна молодая красивая рабыня. Но она таинственным образом исчезла после роковой ночи…

Погребение султана было пышным. Его хоронили со всеми почестями. Капеллен и Смиссерт сказали много возвышенных слов о добродетелях Джарота. Онтовирьо только сжимал рукоятку криса. Он видел насквозь этих лживых людей. Покойному Джароту надели на шею золотую голландскую цепь. Большего надругательства трудно было придумать.

Решение генерал-губернатора об опеке глубоко задело резидента Смиссерта и его помощника Шевалье. Оба считали, что место мятежникам не у трона, а в тюрьме. В опекуны они предлагали своих, надежных людей. Но Капеллен остался непреклонен:

— Разве вы не знаете, что в Кеду и Багелене восстание? И возглавляет его небезызвестный Абдулла? Мятежники обвиняют в смерти султана Джокии вас, Смиссерт, и вас, Шевалье. Они требуют немедленно освободить Онтовирьо, Беи и Мангкубуми, дабы их не постигла подобная же участь. Можно разогнать мятежников — я уже бросил в Кеду дивизию. Но как вы рассчитываете доказать раджам, что смерть султана — не ваших рук дело? Вы должны бдительно следить за этими тремя. Сейчас главное — успокоить Яву. Бантам опять поднимает голову… Доводы Капеллена не убедили резидента и его помощника.

— Я знаю коричневых, — раздраженно говорил Смиссерт помощнику. — Таких, как Онтовирьо, нельзя подкупить. Капеллен — осел и дорого заплатит за свое легкомыслие. Сегодня же напишу королю донос…

Смиссерт несколько запоздал: донос на генерал-губернатора еще раньше отправил финансовый чиновник Гунс. В его дневнике появилась новая запись: «Ява по-прежнему остается дефицитным островом. Плюс Молукки, Борнео, Суматра. Капеллену не дают покоя лавры Дандельса. Непробиваем, как барабан! Мятежи обошлись уже в семь миллионов гульденов».

Ван дер Капеллен считал себя мудрым политиком. Рафлс — враг. Следовательно, нужно делать все не так, как делал Рафлс. Необходимо развенчать Рафлса в глазах туземных правителей, убедить раджей и пангеранов, что только он, Капеллен, истинный борец за права туземцев, только он может изменить все к лучшему. Он, подобно Дандельсу, затеял великое дорожное строительство. Он стал насильственно внедрять систему выращивания кофе. Он был недоволен тем фактом, что все большее число европейцев и китайцев, минуя его, основывало плантации на Яве. Он приказал уничтожить, отобрать эти плантации, закрыл все порты для иностранцев.

Ван дер Капеллен решил, что все яванские земли должны принадлежать Голландии. Сам король предложил создать новую Нидерландскую торговую компанию вместо пресловутой Нидерландской Ост-Индской компании и стал ее главным акционером.

Капеллен, закусив удила, помчался, не разбирая дороги. Он издал жестокий указ, запрещающий яванским князьям сдавать земли в аренду под плантации европейским и китайским частным предпринимателям. Этот закон грубо попирал древнее яванское право, по которому земля принадлежала князьям и они по собственному усмотрению могли сдавать ее в аренду. Он объявил все старые арендные договоры недействительными, конфисковал частные землевладения, созданные еще Дандельсом и Рафлсом.

Это постановление было грубой политической ошибкой. Больше того: Капеллен протянул руки к владениям султана Джркьякарты и сусухунана Суракарты:

— Приказываю сдать земли княжеств в аренду голландскому правительству. Мы будем платить…

Все сразу разгадали тайный смысл заявления генерал-губернатора: Капеллен, по примеру Дандельса, решил раз навсегда покончить с Джокьякартой и Суракартой, подкупить их султанов, согнать принцев с земли, полностью лишить их доходов, самостоятельности, превратить в голландских чиновников.

Голландцы отравили сусухунана, султана Джарота, а теперь решили разделаться с принцами!..

Все пятнадцатитысячное население кратона Джо-кии вновь пришло в волнение.

Фактическими правителями султаната стали Онтовирьо и Мангкубуми. У них искали защиты. Трехлетний султан Мас Менол с погремушкой на ноге бегал по дворцовому саду под присмотром нянек, за него все государственные дела пытались решать Смиссерт и Шевалье.

Но всякий раз они наталкивались на железную волю принца Онтовирьо.

— Я опекун несовершеннолетнего султана, — заявил он резиденту, — и не позволю, чтобы голландцы обворовывали ребенка, который по своему неразумению не в состоянии защитить себя. Мы не признаем и не желаем признавать ваше постановление!

Смиссерт выходил из себя. Если бы не строжайший приказ Капеллена «не дразнить желтоглазых», он давно бы схватил ненавистного принца и сослал куда-нибудь в джунгли. Он решил медленно и неуклонно изводить Онтовирьо всякого рода мелкими придирками, доносами, слежкой за ним.

Онтовирьо и Мангкубуми почти открыто готовили восстание. Они вновь разослали преданных людей во все районы султаната.

На площадях кампонгов и городов собирался народ. Всадник, не слезая с коня, объявлял указ принца Дипонегоро — всем подданным по первому же сигналу быть в готовности зажечь перанг сабил. Таким сигналом послужат события в самой Джокин. Представители власти деревень и кратонов обязаны заготовить продовольствие, фураж, оружие, обучить людей военным приемам.

И повсюду посланцам Дитюнегоро говорили:

— Мы уже готовы! Давно готовы. Мы помним «Пантун о свободе». Мердека! Мердека!..

Крестьяне вместе с семьями уходили в леса и горы, и там творилась неведомая грозная работа.

…Онтовирьо исполнилось сорок лет. Выросли сыновья. Сколько событий прошло перед глазами! Сменялись генерал-губернаторы, султаны, революции в Европе вытряхивали королей, войны потрясали государства. На его памяти взошла и закатилась яркая лживая звезда Наполеона.

Нет, Онтовирьо не постарел! Красная земля, зашитая в мешочке, — талисман, подарок прадеда Суварги, — жжет грудь. Пора, пора… Или теперь, или никогда!

Беспримерный подвиг капитана Паттимуры и его подруги Кристины Марты, как бенгальская вспышка, осветил непроглядную ночь. Там, на краю Нусантары, расцвел гордый цветок Свободы. Бьет врагов пророк Свободы могучий Имам Бояджол. Кипит буйный зеленый Калимантан… Солнечный орел Гаруда расправил крылья.

Обожженный солнцем, прямой, словно копье, скачет Онтовирьо по белым полям Джокйи. Его неизменно сопровождает Шевалье. Чтобы досадить опекуну, резидент приставил к нему соглядатаем своего помощника. Шевалье груб и глуп. Зной сводит его с ума. Шевалье в своем голубом суконном фраке с вышитыми на воротнике и обшлагах дубовыми и померанцевыми листьями обливается потом, проклинает все на свете.