Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад - Филип Фармер

— Это таверна на западной окраине мегаблока Ла Бреа Комплекс.

— Мы умеем читать, — сказала Сник.

— Храни нас, Господи, от гордыни! — вздохнул Кабтаб.

Пантея его проигнорировала.

— Ну хорошо, с нами вышли на контакт. Теперь пора в комплекс — заселяться. Завтра у нас и так будет много дел с устройством на работу.

Справочная сообщила им, на чем и с какими пересадками ехать.

Мосты бежали от здания к зданию; одни, огибая их, другие — пронзая насквозь. Они раскачивались под порывами ветра, но Дункан и его спутники не замечали этого и не обращали внимания ни на пешеходов, ни на красивые рыбачьи лодки далеко внизу — их занимала полученная инструкция.

Кабтаб, сидевший на соседней скамейке, просунул голову между Дунканом и Пантеей и прошептал: «Я надеюсь, что они посвятят нас в свои планы и их стратегию и тактику. Я не люблю работать вслепую».

— Только не суй нос слишком глубоко, — посоветовал Дункан, — прищемят.

— К черту! — вдруг взорвалась Сник. Она сидела, нахмурившись, и кусала губы. — Это несправедливо! Я всего-навсего хотела быть хорошим органиком. Лучшим, насколько это в моих силах! И я не хочу быть вне закона!

— Держи в себе свои опасные эмоции, — оборвал ее Дункан. — Я, конечно, ничего не знаю о людях, с которыми нам предстоит работать, но предполагаю, что они ждут от нас энтузиазма и фанатизма. Вы же высказываете сомнения, лезете на рожон и можете кончить вечным окаменением — на дне океана, где вас никто никогда не найдет.

— Да знаю я все это! Но я ненавижу несправедливость! Я прямо… О, хорошо же! — и Сник замолчала до конца поездки.

Дункан тоже не произнес ни слова. Но не прекрасные виды, открывающиеся с высоченных мостов, занимали его внимание. Он задумался о своих отношениях с Пантеей Сник. Эта прелестная смуглая маленькая женщина со слегка нивелированной личностью была совсем не в его вкусе. И тем не менее она притягивала его, он чувствовал влечение к ней. И ничего не мог с собой поделать.

Он до сих пор не знал, какие чувства она испытывает к нему. Возможно, он ей вообще не интересен. Так почему бы не спросить ее об этом?

Нет. Она может даже оскорбиться. Лучше подождать. Если же она действительно к нему благосклонна, пусть ее чувства окрепнут и разовьются.

Вся сложность этой ситуации состояла в том, что он не был настолько терпелив, как надо бы. Ему хотелось обнять и поцеловать ее прямо сейчас!

Отвернувшись от Пантеи, он тихо вздохнул.

— Ты чего? — спросил Кабтаб.

— Ничего.

Наконец автобус остановился на десятом этаже башни Ла Бреа Комплекс. Прихватив сумки, троица вышла. По элегантно изогнутому балкону они, пробираясь сквозь толпу ярко одетых прохожих, дошли до общественного холла. Это был громадный зал со множеством магазинов. Там они сели на лифт, поднялись на свой этаж и, выйдя из кабины, перешли на одну из множества движущихся дорожек, бегущих к центру этого уровня. Когда они проехали с полмили, им пришлось потрудиться, чтобы, переходя с дорожки на дорожку, добраться до неподвижной платформы. По ней они вошли в другую огромную комнату, предназначенную для приема иммигрантов, откуда, отстояв очередь и выполнив все формальности, на автобусе отправились к своему новому жилью. Квартира Дункана была самой большой и даже имела окно, откуда открывался прекрасный вид. В трех из семи цилиндров находились жители с субботы по понедельник — остальные были пусты. Очевидно, иммигранты из среды, четверга и пятницы не прибыли. Удостоверения личности на цилиндрах извещали, что один из соседей родом из Уэльса, другой из Индонезии, а третий — из Албании. Это соответствовало тем небольшим сведениям о национальном составе новых жильцов западного мегаблока, которыми Дункан располагал. Здесь селили в основном представителей именно этих национальностей, но лица их были похожи на те, что Дункан встречал на Манхэттене и в Нью-Джерси. Большинство жителей Земли имели в роду китайцев и индийцев, поэтому лица конголезцев теперь мало отличались от лиц шведов.

Глобальный плавильный котел наций, поставленный на огонь Ван Шенем, уже закипал. Ценой уничтожения расизма и национализма была утрата разнообразия. Большинство иммигрантов не имели семей, и, когда они здесь вступали в брак, национальный коктейль в крови их детей получал новые компоненты. Основное содержание коктейля определялось языком, на котором говорили местные жители. Например, валлийский давно уже вышел из употребления. Большинство жителей Уэльса разговаривало на бенгали — языке, который, в свою очередь, должен был исчезнуть уже в течение двух поколений. Албанцы говорили на модернизированном кантонском диалекте. Обе группы, как, впрочем, и все другие, могли пользоваться лонгланом — синтетическим всемирным языком. И все поголовно со школьной скамьи учили английский. Ван Шень-Завоеватель и его сын питали к этому языку большую любовь. В результате на нем говорило четверть всего населения планеты. Но поскольку индонезийский английский был не совсем понятен говорившим на норвежском английском и наоборот, средства всемирного теле- и радиовещания использовали Стандартный английский.

 «ОБЪЕДИНИМ РАЗЛИЧИЯ!»

Это был один из самых популярных государственных девизов, его зубрили в школе и чуть ли не в яслях. Сложность выполнения его состояла в том, что правительство имело к началу Новой Эры намного больше различий, чем ему бы хотелось. А некоторые из этих различий, с государственной точки зрения, были просто нежелательными.

Как однажды сказал падре Коб Кабтаб: «Их неофициальный девиз: „ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ СУТЬ ДОБРОДЕТЕЛЬ“. Если ты — ума палата, то опасен бюрократам. Тот, кто отрицает это, пусть сидит себе в дерьме!»

Выйдя в ближайший магазин купить себе кое-что из одежды, Дункан вернулся с дюжиной костюмов и сложил их на полку в уборной. (Они не заняли там больше шести квадратных дюймов.) Потом путешественники пообедали в ближайшей столовой, вмещавшей две тысячи посетителей одновременно. Здесь было полно народа, и не из-за особенности кухни, а потому, что она служила чем-то вроде местного клуба. Дункан огляделся и отметил про себя с десяток людей, похожих на органиков. Хоть они и были одеты, как простые горожане, на лицах их застыло презрительно-усталое выражение полицейского. «Плохие актеры», — подумал Дункан. Ни у него, ни у Сник не было того снисходительного превосходства, что являлось эманацией души органиков и насквозь пропитывало их плоть.

Вовсе и не правда, что «единожды коп — всегда коп». Или он обманывает себя? Нет. И даже если некоторые личности, формировавшие его персону, были достаточно законопослушны, то все остальные — были ярыми бунтарями. В настоящей и (как он надеялся) последней своей инкарнации он, конечно, был против правительства.

В час дня Дункан вошел в офис лидера мегаблока Франсиско Туппера Мина. Проторчав там более часа, он почувствовал, что с каждой минутой ожидания все больше накаляется. Но в конце концов августейшая персона удостоила его аудиенции. Коренастый, избыточно-мускулистый, бритоголовый Мин поднялся из-за стола, чтобы встретить посетителя по всем правилам этикета, и протянул ему свою мощную ладонь. Дункану понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что хозяин предлагает ему поздороваться за руку.

Мин засмеялся. Голос у него неожиданно оказался довольно пронзительным.

— У нас в Лос-Анджелесе свои обычаи, гражданин Бивульф. Мы гордимся тем, что мы прогрессивны, так сказать, пионеры — всегда на переднем крае. Но кое-какие древние обычаи мы возродили. Зачем в наши дни бояться распространения болезней при рукопожатиях, если нечему распространяться? Ведь все эти поклоны и уставные приветствия слишком формальны. Пожимайте руки, ощущайте тепло человеческого прикосновения!

Дункан взял его руку и ощутил мощное пожатие. Мин словно намекал, что может переломать ему все кости, если захочет. Но Мин был слишком хорошим политиком, чтобы явно унижать будущего избирателя.

Дункану, прежде чем он сможет зафиксировать свой голос в компьютере, еще предстоит сдать экзамен на избирателя, и то лишь через шесть субмесяцев.

— У меня очень плотный график работы, но я стараюсь укладываться. Садитесь. Выпьете что-нибудь? Нет? Хорошо. Вы, я вижу, человек понятливый. Вы представляете, как я занят, и не хотите тратить мое время впустую, да и свое тоже. Благодарю за уважение. Сейчас у меня столько проблем и забот, что просто некогда поговорить с вами по душам. Вот погодите, я их растолкаю, и тогда мы с вами обязательно встретимся, чтобы обстоятельно побеседовать. Мне больше нравится знакомиться с жителями моего блока не по файлам, а с глазу на глаз. Видеть человека, а не данные на экране.

«Чушь, — подумал Дункан, — невозможно близко знать двести тысяч человек».