Человек с рублем (ноябрь 2008) - журнал Русская жизнь

- В чем конкретно заключалась ваша функция на Горбушке?

- Не пускать рэкетиров, быть в хороших отношениях с правоохранительными органами и пропивать выручку. Что мы и делали. Мое первое впечатление от Горбушки было следующим. Я подошел к молодому человеку и спросил, сколько у него стоит сингл Stray Cats. Он говорит: ну, пару джазовых пластинок. Я отхожу в сторону и интересуюсь у Плюхи, что же это за гадина, которая требует за один сингл два лонгплея? Он говорит: «Это же Жаба! Мы с ним стоим в одной очереди каждый день за детским питанием». Так мы познакомились с Жабой, в миру Константином Гурьяновым, старым новосибирским пианистом. Он мне тут же начинает рассказывать: «Я недавно приехал в Москву из Ленинграда и захотел посрать. Зашел в туалет общий и хочу уже присесть, тут ко мне подходит какой-то человек и, оглядываясь, говорит: давай посремся? И тут я понял, что здесь хорошо. Не потому что здесь собрались какие-то фекаломаны, а потому что люди обладают невероятным чувством юмора и его не скрывают. И это очень важно. Значит, мне как человеку, который уже дважды на тот момент разведен, имеет много детей и никаких долгов, есть место на земле. А какие там были граффити в туалете! „Я сосну у вас, ребятки, а девчонкам вашим пятки“».

- А чем со Stray Cats история кончилась?

- Так и не поменялся! Но дружим до сих пор. Там много народу вертелось. Егор Летов покойный захаживал.

- Ну Егор и из «Трансильвании» не вылезал.

- Да, он много покупал. В Летове было что-то очень хорошее. Он был совершенно не от мира сего - человек ни двадцатого, ни двадцать первого века. Скорее Чернышевский, Белинский, Писарев… Но вот почему же он не купил у меня группу Mugwumps? Я ему экземпляр отложил, до сих пор не продается.

- Как вам удается держать магазин в центре города, набитый напрочь некоммерческой музыкой и выживать?

- Просто это все, чем я занимаюсь. Все остальное, чем люди занимаются, мне вообще неинтересно. А я им пытаюсь помочь. Я пытаюсь донести до людей то, что они - такие же как я. Дайте денег и будьте счастливы - вот и все.

Конечно, людям сорока лет я ничего не могу сказать интересного, могу их только пожалеть. Они не виноваты в том, что они слушали столько поганой музыки. Просто на их молодость пришлось самое третьесортное диско, самый идиотический глэм-металл и самый незначительный мейнстрим. Им не повезло, но именно эти люди самые богатые. А люди, которым нравится музыка та же, что и мне, либо подохли, либо небогаты. Тебе тоже, в общем, не повезло - ты слишком молод, а значит, слишком объективен там, где вообще никаких критериев быть не должно. И наоборот - там где должны быть критерии, ты слишком пристрастен. Просто тебе не повезло с возрастом.

- Как вообще сюда попадали пластинки в советское время?

- Спортсмены, дипломаты, летчики, а также люди, о которых сейчас говорить неудобно, - то есть имеющие отношение к комитету госбезопасности. Они не подрывали могущества государства, просто зарабатывали немножко денег. В общем, все приходило, все продавалось и все записывалось. Я помню, как целый ряд палестинских студентов, в будущем довольно известные люди, привозили мне Джимми Хендрикса, Free и все прочее. Когда они с моими списками приходили в английские магазины, продавцы несколько отпадали - очевидные арабские убийцы с усами и бакенбардами требуют нечто такое, что им по определению не должно быть интересно. До сих пор у меня остались от тех палестинцев некоторые виниловые экземпляры.

- А как появилась точка в Доме книги?

- В 93 году один из виниловых королей Горбушки Паша Ерошев сказал мне, что у него есть отдел винила в Доме книги. Предложил открыть отдел компактов, привел к директрисе. А у меня уже было сумок пять этих компактов, я привез их на Калининский и пошло поехало.

- Почему вы перешли на компакты?

- Я ненавижу, когда при мне начинают идиотничать, что, мол, компакты фигня. Сами вы фигня! Мне совершенно все равно, в каком формате существует музыкальная информация. Для меня винил просто привычнее. Вдобавок я не очень хорошо вижу, поэтому мне удобнее читать рецензии на обложках виниловых пластинок. Там крупнее буквы, вот и все. А информации гораздо больше выходило в то время на компакт-дисках. И конечно, я был в восторге от того, что я могу послушать то, что хочу. Где можно было взять в то время все номерные пластинки The Searchers? Для этого нужно было иметь взаимоотношения с такими сволочами - ты же не знаешь, что это такое! На всю страну было максимум несколько десятков человек, у которых были коллекции винила. Это были не самые лучшие люди, они не больше других знали, они не были альтруистами и даже любителями музыки, просто у них все это было. И с ними было невозможно договориться о том, чтобы купить что-либо или послушать. Если человек им почему-либо становился интересен, они могли потратить время на обсуждение бог знает чего, изъясняясь при этом самым диким языком. Я вынужден был все это терпеть для того, чтобы в какой-то момент тихонечко, лишь бы не спугнуть, перейти к вопросу, а нельзя ли купить что-либо. При этом речь шла о музыке, издаваемой на Западе миллионными тиражами - речь идет о дешевой музыке, а я люблю дешевые издания, потому что их выпущено много, - но сюда доходили единицы, тем более что вкусы и потребности были другие, не западные. Здесь, как в Японии, - нужна хорошая мелодия, правильный ритм, и чтоб это было известно и под это можно было потанцевать и отдохнуть. Кроме того, здесь в массе своей отсутствовало знание иностранных языков, а вся музыка - она ведь иноязычная. Поэтому приходится, как японцам, знать хорошие мелодии и ценить их. А чтобы получить старый британский бит в нормальном варианте, приходилось общаться с людьми, которые вообще не понимали, что это такое. И вдруг появляется носитель информации, которого много и который легко можно купить на Западе и продавать здесь и слушать. Я был просто счастлив и забил на винил лет эдак на пятнадцать.

- Но вы какое-то время были в тени - по-моему, даже Плюха и Жаба в те годы были большими ньюйсмекейрами со своей «Лолитой», я уж не говорю про Троицкого. Почему так вышло? Почему про Троицкого я уже в школе в газетах читал, а ваши с Гариком Осиповым имена появились в газетах только в конце девяностых, и то потому, что это мы с товарищами их туда вписывали.

- Пойми, у нас не было желания прославиться. Я с Темой Троицким знаком больше тридцати лет. Мы были друзьями и тайными единомышленниками. Он уже тогда все прекрасно понимал. Он мне в 75 году сказал, что станет первым русским рок-журналистом и вообще звездой номер один. Все над ним в голос смеялись, потому что никто не верил ни в конец советской власти, ни в рок-журналистику, ни в первые номера. Он умный человек, обладающий высокого уровня интеллектуальной дипломатичностью, но он настоящий самоназначенец. Я как-то прихожу к Артему и вижу, что у него на стене то ли гуашью, то ли темперой написаны четыре портрета участников группы «Аквариум», как на вкладке The Beatles с «Белого альбома». Я говорю ему: «Ты обалдел эту дрянь вывешивать?» А он спокойно хмыкнул: «Боря, за этим будущее, а ты м… к». Так и получилось. Но какая разница, за чем будущее, если ты вывешиваешь фотографии какой-то самодеятельности? Причем - дома!

- А местные музыканты в «Трансильванию» ходят?

- У меня с ними нет ничего общего, кроме того, что я на них зарабатываю. Немного. Примерно раз в месяц я вижу в магазине людей, которых называют селебрити. Они покупают какие-то фильмы, компакты - иногда даже свои. Я смотрю на то, что они выбирают, слушаю, как они это комментируют (а не комментировать они не могут). И я думаю: почему вы такие глупые? Не все, конечно, Сережа Курехин был хороший парень. Я помню, как Женя Нестеров привел его с каким-то саксофонистом ко мне в гости в 79 году, у меня родители ухали в отпуск, а я как раз тогда женихался. А они приехали из Питера. А я тогда панк любил - слушали мы, помню, пластинку African Corpse. Там интро хорошее было: «Can I Hear Sister Sledge? No!» Они добронравные, вежливые спокойные люди. В Москве таких не было. Вели себя культурно, не блевали. Я не говорю, что Петя Мамонов бездарный человек, он очень талантливый, очень самобытный, индивидуальный (я-то намного проще), но то, чем он занимается, мне настолько дико и неинтересно. Мне интересно было бы с ним выпить, но я и этого не делаю, потому что у меня и так есть с кем пить. У меня совершенно другие идеалы, которые вообще никого не интересуют. Даже, в общем-то, и меня.

- А что тогда пили, в 79-м?

- Водку и коньяк. Тогда все, что хочешь было. Это же было до Афганистана, все хорошо, вокруг зелень. В компании царил какой-то звериный, но при этом совершенно равнодушный антисоветизм. Все эти ВИА и праздничные концерты - это даже хохота не вызывало. Было много непересекающихся окружностей - писатели, художники, исполнители и потребители какой-то дикой музыки. Единственное, по поводу чего никто из знакомых не переживал, - это политика. Все все знали, но плюнули и жили, как могли. Такая странная равнодушная ко всему элита. Америка воспринималась не как страна свободы, а просто как место, где можно свободно купить любые пластинки. А рай - это не что-то такое с крыльми и цитрами, а магазин, где бы продавались пластинки, которые можно купить за деньги, заработанные за один день. Вот и все. Вот почему я никуда не уехал и ничем не занимаюсь - зачем мне рай, когда он и сейчас есть? Открылся, закупил - пожалуйста, пользуйтесь.