В особом эшелоне - Всеволод Степанович Королев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот момент мы еще не знали, что Киев освобожден. Но уже хорошо понимали, что гитлеровцам не удержаться в Киеве и что роль передовых отрядов, в составе которых действовали тральщики, при этом особенно важна: они должны были не допустить отхода противника и разгромить его колонны.
Нагуманову, у которого осталось всего три снаряда, Петушков приказал дождаться машин с боеприпасами в Боярке, затем догнать его по маршруту.
Разбрызгивая грязь, тральщик командира взвода помчался по лесной дороге и вскоре достиг большого села Глевахи, протянувшегося вдоль Васильковского шоссе. Здесь перед ним оказалась колонна немецкой пехоты с тремя самоходными установками. Петушков с ходу ударил из пушки по голове и по хвосту колонны. Шедший следом взвод Савинова подбил две самоходки, а третья позорно бежала, бросив свою пехоту. Гитлеровцы были смяты. Наши подоспевшие мотострелки захватили много пленных и трофеев.
Вскоре на юго-западной окраине Глевахи сосредоточился весь передовой отряд корпуса под командованием комбрига 56-й подполковника Т. Ф. Малика. Только танк Старокожева, где находился я, остановился по неисправности у северного въезда в это село.
Мы пытались связаться с Петушковым, танки которого вырвались вперед, но он почему-то не отвечал. Оказалось, у него вышла из строя рация. Позднее из его рассказа мы узнали, как в дальнейшем складывались боевые дела экипажа.
Командир танковой бригады внимательно выслушал доклад Петушкова о действиях тральщиков и сказал:
— Молодцы. Поработали неплохо. Но тралы надо взять с собой. Хотя бы один. Обстановка сложная. Неизвестно, с чем еще столкнемся. А наши катки танкисты уже успели оценить. С ними чувствуют себя увереннее. Отправляйтесь за своим тралом прямо сейчас.
— Слушаюсь! Только по пути доложу ротному, — козырнул Петушков и бегом направился к машине.
— По местам! Трогаем обратно! — на ходу бросил он экипажу.
Танк развернулся и двинулся в тыл той же дорогой. Сам старший лейтенант остался на корме машины, чтобы получше наблюдать: из-за пасмурной погоды видимость была ограниченной.
Когда миновали центр Глевахи, справа внезапно прогремел одиночный пушечный выстрел. Снаряд просвистел рядом с Петушковым, и воздушной волной чуть было его не свалило.
«Вот ч-черт!» — выругался старший лейтенант. Соскальзывая в башню, он успел заметить в ста метрах за забором притаившийся вражеский танк. В голове лихорадочно билась мысль: «Что делать? Вернуться к бригаде, сообщить? Потеряешь время. Может, ускользнуть? Принять дуэль с «панцерником»?.. Принять! Нельзя упустить гада!»
— Чумилин, влево, во двор!
«Тридцатьчетверка» быстро обогнула ближний дом слева. Во дворе у забора оказалась какая-то большая выемка. В нее и поставил машину Петушков. При этом пушка оказалась как раз над уровнем среза выемки, а забор закрывал со стороны противника. Но и вражеский «панцерник» теперь совсем не виден. «Главное — опередить после первого выстрела… Опередить после первого…» — напряженно рассчитывал Петушков, поворачивая башню.
— Ну, Миша, смотри! — сказал он заряжающему Окулову, — Или мы его, или он нас. Готовь два бронебойных. Один вгоняешь по команде, второй — не ожидая команды, сразу после выстрела. Понял?
— Понял.
— Заруби: сразу после выстрела. Ни полсекунды задержки! Иначе нам — конец.
Старший лейтенант навел пушку на тот самый забор, из-за которого стрелял вражеский танк. Не поворачивая головы, спросил заряжающего:
— Готов?
— Готов!
— Заряжай!
— Есть!
Петушков нажал на спуск.
Забор словно сдуло ветром. И… вот он — «тигр», обращенный бортом к нашей «тридцатьчетверке». Теперь для Петушкова ничего не существовало, кроме этого борта. Одним рывком доворачивает он перекрестие прицела в самый центр борта и снова нажимает на спуск. Внезапно вскрикнул Окулов, но старшин лейтенант не слышал. Он видел, как снаряд, разбивший верхнюю ветвь гусеницы и каток, врезался в тело «тигра», и тот сразу же задымил. Два немецких танкиста попытались выбраться из башни, но были скошены очередью из пулемета. Укрывшиеся около «тигра» десятка два немецких автоматчиков бросились бежать из села в соседний лес, в сторону Боярки.
Командир тут же передал по ТПУ:
— Чумилин! Жми вдогонку!
Огнем с ходу из пушки и пулемета часть вражеских автоматчиков была уничтожена, а часть рассеяна. Четверо гитлеровцев сдались в плен. Они шли с поднятыми руками впереди боевой машины, снова повернувшей к передовому отряду.
Только теперь Петушков заметил, что Окулов почему-то все время держит левую руку прижатой к груди.
— Что у тебя? — кивнул он на руку заряжающего.
— Да так… При откате стукнуло…
— Не успел убрать? Как же это ты?
— Только дослал — вы уже ударили…
— Я же предупреждал! Задержись мы на долю секунды — были бы сейчас покойниками. У него же — 88 миллиметров! Прошьет, и глазом не успеешь моргнуть! При встрече с «тигром» все решает секунда. И цена этой секунды — жизнь.
А передовой отряд в это время тоже вел бой с танками и пехотой. Танк Петушкова и подошедший вслед за ним тральщик Нагуманова с ходу включились в бой.
Боевая обстановка показала, что в данный момент в тральщиках нет потребности, и подполковник Малик отменил свое приказание о доставке трала.
Спустя два часа бригада вышла в район Василькова, затем сделала бросок к Фастову, непрерывно громя и уничтожая отступавшие войска противника. Сюда же подошли и другие бригады 3-й гвардейской танковой армии вместе с остальными тральщиками. Теперь все наши подразделения были сведены вместе, и полк действовал без тралов в качестве отдельной танковой части.
Взаимодействуя с таковыми бригадами, полк в течение десяти дней вел бой под Фастовом и Фастовцем, отражая контратаки переброшенных туда гитлеровским командованием свежих танковых сил. Танкисты полка выполнили с честью поставленные боевые задачи, помогли сорвать попытки врага охватить с флангов части 3-й гвардейской в этом районе.
16 ноября 1943 года приказом командующего 3-й гвардейской танковой армии полк был выведен из боя в резерв и сосредоточился в Петропавловской Борщаговке, примыкавшей к западной окраине Святошино.
Только теперь мне и моим товарищам-однополчанам предоставилась возможность побывать в освобожденном Киеве. У каждого из нас больно сжималось сердце при виде руин Крещатика, черных коробок сгоревших домов, в том числе корпусов моего родного танко-технического училища, покореженных трамвайных линий. А сколько ужасов о двухлетней фашистской оккупации услышали мы от жителей многострадального города!
И тогда же однополчане узнали от капитана Барабаша, что его отец, живший в Диком переулке на Лукьяновке, умер от голода весной сорок третьего…
Валентин Юшкевич застал свою мать живой, но она была больна. Ольга Софроновна долго не могла поверить, что вернулся ее сын, не могла привыкнуть к своему счастью. А когда убедилась, что все это не
