Да будем мы прощены - Э. М. Хоумс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я говорю себе, что это пройдет. Просто мне попало что-то в глаз – мыло, скажем, – и вымоется слезами.
Выхожу из ванной, одеваюсь, – кажется, часы уходят. Я измотан. Я даже не знаю, лечь или все-таки двигаться. Соображаю, что мне нужна помощь. Собака на меня смотрит странно.
– Что-то случилось? – спрашиваю я. – Не могу понять, что говорю. А ты?
Правая нога – как резиновая лента, пружинит, выскальзывает из-под меня. Я хочу позвонить своему доктору, но не только номера его не помню, а вообще с телефоном не управляюсь. Ладно, думаю, сам себя в больницу отвезу.
Выбираюсь как-то из дому и влезаю в машину. Ставлю рычаг на задний ход и тут соображаю, что ключа у меня нет и мотор не работает. Тогда снимаю ногу с тормоза и выхожу.
Машина катится по дорожке.
Меня рвет там, где стою. Машина выкатывается на улицу, под колеса едущей по дороге. Столкновение.
Почему-то я еще стою на дорожке, рядом с лужей рвотных масс.
Прибывший коп – тот самый, что помнит меня по парку.
– Как можно так с утра напиваться? – спрашивает он.
Я не могу ответить.
– Его не было в машине, – говорит женщина из соседнего дома. – Он просто так тут стоял.
Я пытаюсь сказать: «Больница», – не получается. Пробую произнести «Скорая» – слово расползается.
– ДЕБИЛ! – говорю я вдруг совершенно четко.
Показываю жестом, чтобы мне дали перо и бумагу. Тем же жестом, которым в ресторане прошу счет, пожалуйста. Показываю: написать. Мне кто-то дает бумагу и ручку.
– Заболел, – пишу я большими дрожащими буквами. Это усилие меня добивает, я падаю на землю.
– Может, воды ему, – говорит кто-то. Я удивляюсь: полить? Как растение?
«Скорая». Очень громко. Все слишком, все обидно, все оскорбительно. Слишком быстро, слишком медленно. До тошноты. Никогда так не тошнило. Может, меня отравили, думаю. Может, в этом дело, в этом спрее, а может, в пещере из коробок в гостиной, может, она источает ядовитые пары, потому что прежняя моя жизнь гниет в этих ящиках и испускает миазмы. От этих мыслей я начинаю беспокоиться, что у меня логика расшаталась.
Нарушение кровотока, тромб, инсульт, утечка в голове. Рентген, МРТ, какой-то анализ крови, тканевый активатор профибринолизина, аритмия, эндоскопия артерий, церебральная ангиопластика, эндартерэктомия сонной артерии. Стент.
А все Джордж виноват. Джордж со своим письменным столом, со своим скоростным Интернетом. Во всем он виноват: в том, что я слишком много часов посвящал той деятельности, которую открыл для себя недавно – тут и физическое истощение от избыточного, – ох, чересчур избыточного! – секса, и напряжение, травма. Во всем виноват Джордж и его аптечка. Джордж, «работник новостной программы», считал, что должен знать все обо всем. Вот и аптечка у него была набита всякими виаграми и прочей дрянью. Комбинация его компьютера, его аптечки и событий последних недель – конкретно, я про Джейн, – вызвали у меня что-то вроде мании, сексуальное безумие, резко оборвавшееся вот здесь, на каталке в отделении «Скорой помощи».
Это что было – всерьез, оно, – или легкая дрожь, предупреждение? Мне становится лучше? Ощущение снящегося под водой сна уходит?
Над моей каталкой стоит сестра.
– Мистер Сильвер, проблема с вашей страховкой. Похоже, она отменена. У вас есть с собой действующая страховочная карта?
– Тесси.
Я пытаюсь объяснить, что некому покормить Тесси и погулять с ней. Но всем наплевать, никто внимания не обращает, пока я не выдергиваю иглу капельницы.
– Кто-то, чтобы погулял с этой проклятой псиной.
Меня стараются уложить обратно, спрашивают, есть ли собака на самом деле, и сообщают, что есть волонтерская программа ухода за животными.
– Позвонить моему адвокату, – говорю я.
Мне приносят телефон.
Не знаю, почему номер Ларри выделяется как определившийся на моем телефоне. «Трейн и Трауб», 212-677-3575.
– Ларри, – говорю я. – Скажи Клер, что у меня инсульт.
Сам слышу, как получается: «Гарью жуй эклер меня несут».
– Как? – переспрашивает Ларри.
Я стараюсь отчетливее:
– Ты не мог бы сказать Клер, что у меня инсульт?
– Это ты, что ли?
– Кто ж еще?
– Ты решил доставать меня звонками?
– Нет.
Слышу свой голос. Звучит так, будто я носок жую.
– Не стану я ей говорить, – отвечает он. – Это манипуляция. И откуда вообще я знаю, что у тебя инсульт, а не спьяну мордой грохнулся?
– Я в приемном отделении, Ларри. Меня тут спрашивают про страховку, я им только отвечаю «не волнуйтесь, есть у меня страховка».
– Нет у тебя страховки. Тебя Клер исключила. Я исключил по ее просьбе.
Я снова блюю, размазывая рвоту по проводам электрокардиографа.
– Поскольку вы официально продолжаете состоять в браке, у тебя кое-какие возможности есть. Ты можешь оспорить это решение.
– Ничего не могу оспорить. Едва могу говорить.
– В больнице может найтись адвокат.
– Ларри, пожалуйста, попроси Клер прислать мне по факсу копию страховочной карты, – прошу я, и сестра забирает у меня телефон из руки.
– Мистера Сильвера нельзя волновать – у него мозговые явления. Волнение при этом диагнозе никак не показано.
Ларри что-то ей говорит, и она отдает мне трубку.
– Ваш друг хочет сказать последнее слово в разговоре.
– Ладно, – говорит мне Ларри. – Я все сделаю, улажу вопрос. Считай это одолжением с моей стороны. Последним, которое я тебе делаю.
Интересно, Никсону тоже пришлось разбираться с такой фигней или он просто залег на дно с тарелкой консервированных спагеттиос?
У него был флебит, у Никсона. В шестьдесят пятом, когда он ездил в Японию, впервые проявился – в левой ноге? Я вспоминаю семьдесят четвертый, осень, сразу после отставки, когда левая у него снова распухла, а в правом легком оказался тромб. Была операция в октябре, потом кровотечение, и Никсон оставался в больнице до середины ноября, так что когда судья Джон Сирика вызвал бывшего президента в суд, тот не смог дать показания по состоянию здоровья.
Пока мы ждем очереди на КТ (которая мне кажется чем-то вроде детектора лжи для мозга), я все сильнее укрепляюсь в мысли, что между тромбами Никсона и Уотергейтом есть связь. Нет, я к себе не примеряю, но уверен, что случай с Джорджем и последовавшая смерть Джейн взорвали мне мозг.
Пока мне делают КТ, я для самоуспокоения пересматриваю список врагов Никсона.
1. Арнольд М. Пикер
2. Александр Е. Баркан
3. Эд Гутман
4. Максвелл Дейн
5. Чарлз Дайсон
6. Говард Штайн
7. Аллард Левенштейн
8. Мортон Гальперин
9. Леонард Вудкок
10. С. Стерлинг-Манро-младший
11. Бернард Т. Фелд
12. Сидни Давидофф
13. Джон Коньерс
14. Сэмюэл М. Ламберт
15. Стюарт Роулингс Мотт
16. Рональд Деллумс
17. Дэниел Шорр
18. С. Гаррисон Доголь
19. Пол Ньюман
20. Мэри Макгрори
Меня поместили в двухместную палату на наблюдаемом этаже. Мне приходит мысль позвонить своему «обычному» доктору. Каждое слово дается тяжелым трудом. Я объясняю положение как могу. Секретарша мне отвечает, что все в руках Божиих. Кроме того, доктор не практикует вне города, а еще, что более существенно, он сейчас в отпуске. Еще она спросила, хочу ли я перевода в «Смерть Израиля», когда доктор вернется.
– «Смерть Израиля» – это что?
– Это больница, с которой аффилирован доктор, – отвечает секретарша.
– Антисемитски звучит, – говорит мой сосед, который все слышит.
– Надеюсь к тому времени оказаться дома, – отвечаю я, и моя речь мне уже кажется более связной и знакомой.
– Если передумаете, дайте нам знать.
– Ничего нет хуже, чем когда врач нужен на самом деле, – говорит мой сосед.
– А вы с чем сюда попали? – спрашиваю я, хотя звучит это скорее как «Вы щипали?».
– Спектакль окончен, – отвечает он. – Завод вышел в часах. Вы заметили, что я не двигаюсь? Я стукнутый – и все это еще происходит в моем мозгу или в том, что от него осталось. Кстати, это вы расплываетесь или у меня в глазах?
Я не успеваю ответить – входит собачий волонтер.
– Я консультант из фирмы «Ваши пушистые друзья». – Женщина подтягивает стул и вытаскивает пакет с какими-то документами и бланками. – У вас собака или кошка?
– И собака, и кошка.
– Если дверь откроет чужой человек, они нападут? Где их корм и сколько они его получают? Собака ночью спокойна или нужен компаньон, который будет ночевать? У нас студенты и школьники такими ночевками подрабатывают.
– Сколько я здесь пробуду? – спрашиваю я.
– Вопрос к вашему доктору. Кстати, есть вариант приемной семьи.
– Меня в приемную семью?
– В новую семью ваших зверей – если, скажем, вы не станете возвращаться домой.
– А куда же я пойду?
– Ну, например, в интернат с хорошим уходом или куда-нибудь еще…
– На кладбище, она хочет сказать, – поясняет человек с соседней кровати. – Они таких слов говорить не любят, а мне можно, потому что – как вам уже сообщил – сам там скоро буду.
