Падшие боги - Антон Грановский

– Отчаянная ты голова, Крысун. Вот уж воистину, алчность паче трусости. Сколько ж ты хочешь за такую службу?

– За поход – полсотни серебряных кун, да полных, а не резаных, – с готовностью ответил Крысун. – А коли чудные вещи найду… – Крысун прищурил темные глаза и холодно взглянул на купца. – Ну, тогда за каждую вещь отдельно сговоримся.

Бава сложил руки на толстом животе и глубоко задумался.

Охоронец выждал немного, потом сказал:

– Тебе нечего терять, купец. Коли сгину, так ты не внакладе. А коли вернусь, путь в самую сердцевину Гиблого места укажу. Решай.

– Вельми прелестные слова говоришь, – изрек Бава после паузы. – Что ж… устоять перед такими словами не могу. Ладно. Будет тебе полсотни кун.

– Договор наш на бересте скрепим, – заявил Крысун и в четвертый раз облизнул тонкие губы. – Кровью. Как заведено у вас, купцов.

– Идет, – кивнул Прибыток. Он повернулся к двери и громко позвал: – Тунгирка!

Дверь распахнулась, и в горницу вошел раскосый слуга.

– Тащи сюда бересту для договоров, – приказал ему Бава. – Да поживее!

Тунгир кивнул и скрылся за дверью. Бава Прибыток перевел взгляд на гостя.

– Ну, Крысун, ежели дело справим, богачом тебя сделаю. Ты это… – Прибыток чуть подался вперед и проговорил, понизив голос: – Бурую пыль примечай. Потом мне на карте места те укажешь.

– Само собой, – кивнул Крысун. – И за это ты мне отдельно заплатишь.

Бава ухмыльнулся.

– Ловок ты, брат. Тебе бы не охоронцем, а купцом быть. А ты вещи-то чудны́е когда-нибудь видел?

Крысун мотнул тощей головой:

– Нет.

– Найдешь – осторожничай. В руках не мни, а сразу в котомку или мешок пихай. А то бывали истории… Не приведи Перун! – Купец богобоязненно обмахнул лицо ладонью. – Один добытчик ветку красную узорчатую нашел. Начал ее ломать, а она в воздух взлетела и огнем его оплевала. Сказывали, у добытчика опосля голова заживо сгнила.

– Как это? – изумился Крысун.

– А вот так. Обезмясила до самой кости. Голова гниет, а смерть не приходит. Уж чего только с собой ни делал. И в петлю лез, и отраву пил. А все одно жив. Говаривают, что боги от него отвернулись.

В горницу вошел Тунгир. Положил на стол бересту и бронзовое писа́ло, повернулся и, ни слова не говоря, вышел из горницы.

Крысун взглянул на закрывшуюся за слугою дверь, перевел взгляд на Баву и тихо спросил:

– А что будет, когда в сердце Гиблого места доберемся? Ведь путь туда никто, кроме тебя и твоих людей, знать не должон. Охотник Громол человек опасный и ушлый. Ежели что найдет – отдавать не станет. Как поступишь?

Прибыток прищурил черные, глубоко посаженные глаза и задумчиво проговорил:

– Силой и мечом богатство добывается. Пока рубль в крови не обмоешь, в карман не положишь. Понимаешь, о чем?

Крысун усмехнулся:

– Как не понять.

– Ну и ладно, – улыбнулся Прибыток. – Давай договор писать.

Туманной изморозью обложило с утра поселок. На жердях изгородей, на тесовых крышах домов лежал иней.

У забора стояли лошади, а рядом – четыре вьючных вещевых мешка с припасами. Ратники и полонцы обменивались шуточками. Состояние у всех было возбужденное. Старец Осьмий беззлобно подтрунивал над Васькой Ольхой. Путята шутейно подначивал бесстрастного богатыря Алатыка. Только Глебу было не до шуток. После ночного происшествия он был мрачен и неразговорчив.

С крыльца его окликнул Вакар:

– Эй, Глеб, поди-ка сюды!

Глеб неохотно подошел.

– Тебе нужно переодеться и переобуться, – сказал кузнец. – Вот, держи.

Он протянул Глебу какие-то кожаные сапожки с высокими голенищами.

– Что это?

– Охотничьи ичиги. А вот штаны, куртка и пояс.

Глеб взял штаны и куртку, осмотрел, подергал на прочность.

– Крепкие, – с удивлением произнес он. – А из чего они?

– Штаны – из лосиной кожи. А куртка из замши. Пойди в каморку, переоденься. А я пока приготовлю вам обережный отвар. Чтобы оборотни вас обходили стороной.

У себя в каморке Глеб натянул кожаные штаны, надел замшевую куртку, обул ичиги. Затем опоясался широким ремнем. К ремню были прикреплены ножны из твердой невыделанной кожи, а из них торчала костяная рукоять. Глеб вынул кинжал и невольно залюбовался зеркальной гладью лезвия. Он, как это делают в фильмах, выдернул из головы волосок и в шутку провел по нему лезвием. Каково же было удивление Глеба, когда тонкий волосок распался на две части.

– Блеск! – выдохнул Глеб. – Да этим ножичком бриться можно!

Он опасливо, боясь порезаться, вложил кинжал обратно в ножны.

Когда Глеб вышел на крыльцо, Васька Ольха присвистнул. Громол посмотрел одобрительно. И даже Алатык зацокал языком.

– Выглядишь как воин! – изрек, щербато улыбаясь, Васька.

Громол покачал головой.

– Не воин, – сказал он. – Охотник!

– Точно. – Глеб ухмыльнулся, поднял правую руку и насмешливо отчеканил: – Здравствуй, Винниту, сын апачей! Белый охотник приветствует тебя!

На крыльцо вышла Ольстра. Протянула Глебу какую-то громоздкую темную штуковину, пахнущую кожей.

– А это тебе от меня, – сказала она, смущенно улыбаясь.

– Что это? – не понял Глеб.

– Колчан со стрелами и лук в чехле из барсучьей кожи. Я сама сделала.

– Спасибо, но… – Глеб улыбнулся. – Я ведь все равно не умею из него стрелять.

– Научишься. Только будь осторожен, я смазала стрелы ядом. Поцарапаешься – и тебя уже ничто не спасет.

Глеб покосился на оперенные стрелы и вздохнул: «Час от часу не легче».

Однако на этом сюрпризы не закончились. Едва Глеб успел пообвыкнуться с новой одеждой, как Вакар потянул его в кузню.

– Пойдем, кой-чего покажу.

В кузне Вакар закрыл дверь на крюк и взглянул на Орлова.

– Штуковины простые, но в ратном деле незаменимы, – сказал он. Затем выдвинул неприметный ящичек и достал небольшой нож странной обтекаемой формы, сделанный из белого металла.

– Что это? – спросил Глеб.

– Метательный нож, – объяснил кузнец. – Я называю его «летуном». Ежели эту штуку посильнее бросить, можно башку вместе с шеломом расколоть. Гляди!

Вакар размахнулся и швырнул нож в деревянную доску, висевшую на противоположной стене. Летун со стуком пробил доску насквозь.

Кузнец прищурился:

– Видал? Кидай как хошь, все одно воткнется.

– Классный дивайс! – похвалил Глеб.

– Еще бы. Летун – оружие смелых. Вогулы называют его «трумбаш».

– Он сделан из белого железа?

– Точно! Вообще-то я его из четырех желез варю. А белый он из-за серебра. Лезвие закалено в трех наговоренных водах. С восьми саженей мой летун прошьет человека, будто кусок масла. Дам тебе пять штук. Возьмешь?

– Возьму.

– Я закреплю их тебе возле рукояти щита, – сказал кузнец. – Так делают вогулы. Есть у меня, Глеб, еще одна вещь. Но не простая, а чудна́я.