Стальная дуга - Александр Авраменко

— Словом, так комполка. Бери своих орлов и дуй сюда. Даём тебе направление в дом отдыха. На десять дней. Жду через два часа.

Подполковник не поверил своим ушам — сейчас, когда идёт такая мясорубка, отправлять лётчиков на отдых?! Когда каждый самолёт, каждый вылет стоит десятки, если не сотни жизней пехоты, дерущейся из последних сил на земле?! Хотя… Как раз самолётов то и не было. На чём летать? Закурив, Александр вышел из блиндажа и отдал команду дежурному по полку на сбор лётного состава. С вещами. Через пятнадцать минут перед ним стояла короткая шеренга.

— А личное имущество?

Лёгкий шум пронёсся по строю, затем откликнулся Закаридзе:

— А у вас, товарищ командир, много вещей?

— Хм… ладно. Слушай приказ комдива — личному составу полка отбыть в дом отдыха. Немедленно. Вопросы? Нет вопросов…

С шутками и смехом загрузившись в видавший виды потрёпанный «ЗиС-5», лётчики поехали в дом отдыха. Неслыханную доселе на войне вещь. Десять дней без войны. Без горения перенапряжённых нервов. Без изматывающих тело перегрузок. Без тревог и налётов…

Организованный при дивизии санаторий находился недалеко. На берегу колхозного пруда. Там стояло чудом уцелевшее здание, где раньше находился полевой стан, теперь срочно переоборудованное для проживания. Густые яблони давали достаточно тени для желающих вздремнуть на холодке в августовскую жару. Вечером — кино, затем для желающих танцы. Женского пола хватало: подавальщицы столовой, поварихи, прачки, да мало ли найдётся должностей для девушек, желавших служить в Красной Армии? Поэтому вечерами по всему саду шептались горячие слова, слышались поцелуи, а иногда, впрочем, достаточно редко, и пощёчины излишне резвым ухажёрам. Столяров спал. В прямом смысле этого слова. Просыпался только на приём пищи, и. извините, оправиться. Почти пять суток подполковник отсыпался. На шестые — открыл ещё затуманенные глаза и сладко потянулся. Тишина. Только попискивает за окном неведомая ему пичужка. Тело сладко ныло, и он с хрустом потянулся. Эх! Хорошо! Солнышко светит, небо чистое-чистое! Редкие белые облака в вышине… Лёгкие брезентовые сапоги оделись на удивление легко. Щегольская портупея ладно обтянула широченные плечи. Скосил взгляд на погоны. Непривычно, всё же. Теперь не командир, а офицер! Как отец когда-то… В кобуре трофейный «парабеллум». Подарок пехотинцев. Пусть солдатская машинка, но бой — исключительный! Штатный наган в части остался. У оружейников. Так… теперь можно награды одеть. Весь комплект. Ух, сколько накопилось, даже груди не хватает… Это — Севастополь. Это — Москва… Сталинград. Ещё Сталинград… Белоруссия… Суоми — красавица… Берн… Да… С таким набором не стыдно домой возвращаться. Интересно, у Вовки столько же, или больше? Где он теперь? Хорошо, хоть жив… Широкий коридор был на удивление пуст. Только кружились в ярких струях солнечного света крошечные пылинки. Шаги гулко отдавались в тишине. А где народ то? А — вот и люди! Навстречу ему из-за угла вынырнуло что-то непонятное.

— Стой! Раз-два!

Заваленная с головой солдатскими гимнастёрками фигура замерла на месте, затем попыталась стать по стойке «смирно», но тяжесть одежды была слишком велика. Послышался тяжёлый вздох, затем кипа свалилась на пол и взору Столярова предстала маленькая, можно даже сказать — крошечная девушка ростом едва ему до груди, тем не менее, с погонами ефрейтора.

— Ефрейтор Егорова, товарищ подполковник. Вам что-то нужно?

От удивления Александр даже растерялся — они что там, совсем детей стали в армию брать? Потом присмотрелся: внешность обманчива. Не такая уж юная девица, и конечно, не подросток. Двадцать два — двадцать три точно стукнуло. Просто ростом не вышла.

— Да, ефрейтор. Извините, что отвлёк вас. Просто проснулся — а никого нет. Где личный состав?

— Так лекция же, товарищ подполковник! О международном положении и перспективах открытия «Второго фронта». Там все.

— Понятно. Спасибо за информацию, товарищ ефрейтор.

Шутливо козырнул, затем нагнулся и легко ухватил своими ручищами плотный тюк одежды.

— Ведите, товарищ ефрейтор.

— Ой, что вы, товарищ подполковник! Отдайте!

— Ну уж нет! А со старшиной вашим я побеседую — такие тяжести заставлять таскать!

Девушка неожиданно покраснела, затем вдруг решительно качнула головой.

— Хорошо, идёмте, товарищ подполковник…

Шагать пришлось недалеко — на задний двор до дощатого сарая, из дверей которого клубами валил пар и доносилось клокотание котлов с кипятком. БПК![45] Понял Столяров. В лицо сразу пахнуло невыносимой жарой, лётчик проследовал к куче сваленной прямо на землю одежды и аккуратно положил свою ношу.

— Спасибо, товарищ подполковник!

Поблагодарила его ефрейторша.

— Женька! Где тебя носит?! А это ещё кто?!!

— Ой!

Та невольно спряталась за Столярова, перед которым возникла средних лет женщина в форменной юбке и солдатской рубахе на голом потном теле. Из-за спины послышался слабый писк:

— Мама! Не надо! Товарищ подполковник мне помог форму донести… Тяжело всё-таки…

Мама?!

— Всем тяжело! Стране тяжело! Бойцам в окопах тяжело! У котлов тоже тяжело! Ну, Женька! Возьмусь я за тебя!

— Отставить!

Протянул Александр.

— Вы кто?

— Старшина отдельной банно-прачечной роты Егорова!

— Вольно, старшина. А Евгению наказывать не надо. Не за что. Я действительно, просто помог…

Его смерили подозрительным взглядом, словно просветили рентгеном.

— Тогда — ладно…

Вечером Александр решил сходить на танцы. Играл патефон, кружились пары. Он сидел вместе с Лисковичем на лавке в углу, куря папиросу и наблюдая за танцующими. Молодые и не очень. Мужчины и женщины. Кроме лётчиков его полка на отдыхе находились и пилоты из других подразделений дивизии. Так что народу хватало. Всего, наверное, человек пятьдесят. Это было хорошим знаком. Значит, оборона выстояла. Не зря строили столько времени укрепления, минировали поля, ставили заграждения и копали рвы. Наземные части сейчас перемалывают гитлеровский ударный кулак, предназначенный для нового наступления. А когда фашисты окончательно выдохнуться, тогда Красная Армия нанесёт решающий удар, как в Сталинграде…

— Товарищ подполковник, разрешите пригласить вас на белый танец?[46]

Он очнулся от размышлений и поднял глаза — перед ним стояла ефрейтор Егорова.

— Женя? Да, конечно…

Со стороны это выглядело немного комично — здоровенный широкоплечий офицер и маленькая, можно сказать, по сравнению с ним, крошечная девушка, танцующие вальс. Как ни странно, пожалуй, впервые в жизни Столяров ухитрился не оттоптать ноги партнёрше. Отзвучали последние аккорды мелодии, девушка выскользнула из его объятий и слегка присела в знак благодарности. Подполковник непроизвольно склонил голову в полупоклоне и щёлкнул каблуками, так же благодаря девушку за танец. Затем проводил её к месту и удалился на свою лавку. Едва он сел, как Лискович пихнул его локтем в бок:

— Ну, командир, ты даёшь! Молоток!

— Что?

Столяров пребывал где-то далеко, не в силах прийти в себя. Этот танец всколыхнул в нём что-то такое… светлое… Александр ещё никогда не испытывал подобных чувств. Казалось, внутри него появилось что-то тёплое, ласковое… И дорогое для души…

Когда танцы кончились, он решительно поднялся и направился к Евгении.

— Женя, вы позволите вас проводить?

— Меня? М-м-м…А почему бы нет?

Они долго бродили по саду. О чём то разговаривали, над чем то шутили, Сашка рассказывал о своей Родине: о суровых, но красивых скалах, о глубоких прозрачных озёрах, на дне которых можно рассмотреть каждый камешек. Говорил о нелёгком труде рыбаков, об узких щелях фиордов, о могучих приливах и морской волне… Девушка слушала, затаив дыхание, перед её глазами вставал таинственный Север, край населённый сильными справедливыми людьми… Волшебство вечера прервал суровый голос:

— Евгения! Где тебя носит?!

— Ой! Мама…

Перед парочкой появилась старшина Егорова.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться к ефрейтору Егоровой?

— Разрешаю…

Он тут же пожалел об этом, поскольку суровая мать тут же принялась чехвостить дочь почём зря…Отбросив папиросу в сторону, Столяров решительно тронул женщину за руку:

— Старшина. Старшина! СТАРШИНА!!!

— Извините, товарищ подполковник, это у нас дело семейное!

— ХВАТИТ!

— Что?!

— Хватит, я сказал! Успокойтесь, старшина. Ничего плохого не случилось.

Разъярённая мать повернулась к нему и уперев руки в бока смерила пылающим взглядом:

— Ваше дело мужицкое такое — поматросил, и бросил! Не стыдно девчонке мозги забивать?! А ещё командир! Грудь в орденах! Тьфу, Аника-воин!