Львиная охота - Александр Щеголев

- Хороший человек должен жить долго, - торжественно объявил продавец. - Как, например, Владимир Ульянов-Ленин. Нам бы сегодня такого государственного деятеля.

- Хорошие люди часто становятся долгожителями, - нейтрально ответил я, а сам подумал...

Владимир Ильич дожил почти до ста лет, подумал я. Что да, то да. Но был ли он хорошим человеком? Это совершенно неважно, как неважно и то, был ли он плохим человеком. Подобные малозначащие слова теряют остатки смысла, когда вспоминаешь о результатах его векового труда...

Возможно, я бы еще что-то сказал, прежде чем удалиться, возможно, мне что-то ответили бы, но тут с неба слаженно упали микролеты класса "колибри" - три аппарата, три точки, образовавшие равносторонний треугольник, - и в центре этой фигуры оказался наш лоток. С кожаных сидений поспрыгивали пилоты в костюмах и галстуках. Не теряя темпа, они двинулись упругим шагом к нам, а чуть поодаль сел четырехместный "кузнечик", из которого почему-то никто не вылез. Судя по звукам, где-то кто-то продолжал садиться, но другие летательные аппараты были мне не видны.

- Это за мной, - всхлипнул продавец, посерев лицом. Он схватил со стола электронный блокнот и выдрал дрожащими руками оптический шар из гнезда. Блокнот умер мгновенно, без мучений. Шар был брошен на асфальт и раздавлен каблуком - в крошево: мальчик наивно полагал, будто этаким образом что-то уничтожает. Не подозревал, бедняга, что опытный эксперт прочтет всю его информацию не то что с осколков - с пыли.

Когда к нам подошли, он торопливо собирался, бросая газеты и журналы на пневмотележку. Однако ему сказали: "Да вы не волнуйтесь", а мне сказали: "Ну ты, спокойно!", а потом ему сказали: "Счастливо оставаться", а мне сказали: "Добро пожаловать", и я понял, что впервые за несколько минувших часов у меня есть хоть какой-то план действий.

Подошедшие, увы, не представились.

- Не могу идти, сандалий порвался, - поспешил я заговорить - прежде, чем в воздухе мелькнут наручники.

Один непроизвольно посмотрел вниз, и этого было достаточно, чтобы я его выключил. С двумя другими дело обстояло сложнее, они сразу отскочили зубы стиснуты, разрядники наизготовку, - но из "кузнечика" высунулся некто и каркнул что было сил: "Не стрелять!" Очевидно, это был старший, ответственный за операцию. Я и сам догадывался, что стрелять они не станут ни при каком раскладе, разве что ампулой со слонобоем, да и то сомнительно, ибо номер ячейки в неведомой камере хранения был только в моей голове. Как моя драгоценная голова отреагирует на слонобой, особенно после утренней нейроволновой атаки? Рисковать они не могли, вряд ли им годился для беседы клинический идиот. И я пошел.

Это была непростая работа, но все же легче, чем в Шарм-эль-Шейхе. После Шарм-эль-Шейха никакая работа не покажется трудной. Было даже любопытно, каким образом эти двое меня остановят, и вскоре ответ был получен - в виде разодранной на мне рубашки. Одному я сломал руку, второй поймал зубами собственный разрядник, а слева набегал еще кто-то, и справа еще кто-то, и оба неудачно упали, и потом, уже за моей спиной, долго пытались подняться. Меня трудно остановить, если я куда-то иду. Сандалии мешали: их я сбросил; лохмотья, оставшиеся от рубашки, осыпались сами. Сказать, что план действий был прост, значит ничего не сказать - он был единственно возможен. Знал я их методы, сам не раз брал таких мерзавцев, какого сделали нынче из меня. Бежать куда-либо в сторону, прорываться, прятаться было глупо, кольцо вокруг наверняка уже замкнулось. Интересно, думал я, нашли они что-нибудь в вокзальных камерах хранения? Или это вовсе не ОНИ вздумали сейчас меня похитить? Тогда кто?

Сзади и сбоку мчалось подкрепление, которое явно запаздывало. Я двигался прямо на "кузнечик", одолевая плотный, как стена, воздух. Вертолет крутил лопастями с видимой неохотой, однако эта вялость была обманчива: аппарат с импульсным взлетом исчезает с места практически мгновенно. Лишь бы пилот не ударился в панику, молил я, лишь бы не нажал на кнопочку. Навстречу мне вылезал старший, надсаживая голосовые связки: "Стой, дурак, полиция!" Он был такая же полиция, как я - культовый писатель, поэтому я не стал вступать с ним в прения, я дернул его за галстук вниз, себе под ноги, и, удобно оттолкнувшись от его спины, как от трамплина, запрыгнул в салон вертолета. "Ты сам или помочь?" - поинтересовался я у пилота. Тот оказался сообразительным малым, а может, человека просто напугали мои шрамы вкупе с босыми ногами, - он канул из кабины прочь, и больше мне никто не мешал.

Управляться с разными типами летательных аппаратов нас учили еще на первом курсе разведшколы. Мне, бывшему космопроходцу, было это не сложнее, чем отфокусировать плазменную ловушку маршевого двигателя. Я включил пневмоускоритель и взял рычаг на себя. Небо резко придвинулось, уши заложило, город остался глубоко внизу. Мгновенно сориентировавшись, я пошел обратно к земле, превращая параболу в спираль. Вряд ли кто-то успел полюбоваться моим полетом и, тем более, "схватить за хвост" траекторию посадки. Вот тебе и львиная охота, весело думал я, вспоминая отчего-то ведьмочку с пляжа. На вертолетах, красота. Делакруа новой эпохи. А шкура-то старого льва, оказывается, еще в цене, в цене...

Куда летим? В Академию, безмятежно мыслилось мне, куда же еще. Что за холм образовался на ровном месте, что за кочка такая?

Я сел на набережной, возле конечной станции фуникулера. Дом Русского Фудзиямы прятался метрах в тридцати - среди шелковицы и диких абрикосов. Видна была только стеклянная башенка, откуда старец любил смотреть на звезды, и был виден фрагмент высокого крыльца, ступеньки которого спускались прямо к мозаичной мостовой. Подножье Горы. Смелее, это же Учитель, подбадривал я сам себя. Если не сейчас, то когда? Дадут ли мне такую возможность позже?

Я спрыгнул на мостовую и сразу увидел Вячеславина со Стайковым. Братья-писатели стояли у парапета, опираясь локтями о гранит, и смотрели вниз, на купающихся. Меня они не замечали. Я подошел, промокая носовым платком ссадину на плече (один из падающих бойцов проехался по мне своей кобурой). Ссадина слегка кровоточила.

- А я просто хотел его навестить, - цедил сквозь зубы трезвый Вячеславин. - И всё, понимаешь? Всё! Не прощаться, не салютовать у гроба! Или ты тоже думаешь, как и эти ваши классики с современниками, что русский медведь уполз в берлогу умирать?

- Ты прекрасно знаешь, во что я ставлю мнение генералов от литературы, - отвечал Стайков напряженным голосом. - Но ты никогда не задавал себе вопрос, зачем он здесь?

Судя по всему, сложный был у них разговор.

- Избушка, избушка, - позвал я, - повернись к морю задом, ко мне передом.