Путь разума в поисках истины. Основное богословие - Алексей Осипов

Существуют четыре другие характерные особенности современной науки, особенно интересные в плане уяснения степени достоверности ее выводов. Во-первых, сейчас ученые редко говорят о «научном методе» в смысле какого-то единственного универсального метода науки. Они говорят о методах и изобретают новые методы для решения новых проблем. Во-вторых, чтобы описать одни и те же явления, ученые создают разные дополнительные модели. Один из наиболее известных примеров относится к природе света, где в зависимости от целей свет рассматривают или как частицы, двигающиеся в пространстве с огромной скоростью, или как волны в энергетическом поле (вейвикл). Обе эти, казалось бы, взаимоисключающие модели вытекают из квантовой механики, но ни к одной из них в отдельности научное представление о свете не сводится. И хотя такая диалектика квантовой механики несовместима с привычным здравым смыслом, ученые признают, что использование этих моделей дает наилучшие возможности для описания природы света.

В-третьих, имеет место переосмысление понятия объективности в науке. Согласно традиционному мышлению, наука давала объективность, совершенно независимую от личных интересов ученых. Что-то от этого идеала еще остается. Но все чаще признается, что научные исследования занимаются разрешением вопросов, поставленных человеческой личностью, а не какой-то «объективной» реальностью. Искомые ответы являются ответами на человеческие вопросы. Более того, особенно со времени появления трудов В. Гейзенберга, существует понимание, что по крайней мере при некоторых тонких опытах, например, связанных с исследованиями микромира, само наблюдение влияет на результаты опыта, а полученное в эксперименте знание является во многих отношениях относительным знанием.

В-четвертых, бурный процесс расширения границ науки делает все более очевидным, что никакое, практически, знание нельзя рассматривать как окончательное. (Пример эволюции в познании атома является здесь, по-видимому, наиболее ярким.)

Эти, как и другие, особенности современной науки и критерии, применяемые в ней сегодня, позволяют ученым и исследователям научного знания сделать вполне определенные выводы о его границах и его истинности. Эти выводы хорошо резюмирует академик Л. Берг: «Истина… есть полезная фикция» [128].

Последнее высказывание обращает мысль к еще одной важной характеристике науки. Наука, даже самая теоретическая, всегда прагматична по своим конечным целям, она принципиально замкнута в горизонтальной плоскости интересов только этого мира, в ней нет места проблеме истины, как она стоит в религии и философии, а следовательно, нет и того живого нерва, который лишь делает любую деятельность человека и саму его жизнь в целом мировоззренчески осмысленной, целенаправленной. Двухмерность науки, отсутствие в ней мировоззренческого содержания — этого третьего, вертикального измерения — полностью исключает в ней свое особое понимание того главного и высшего, что мучает каждого рожденного зачем я живу?

Такая направленность науки не делает ее, однако, реально нейтральной этически и духовно, ибо многие ее достижения используются или могут быть использованы в целях нравственно и духовно прямо противоположных. И если роль разума в этической ориентации науки более очевидна, то сложнее обстоит дело с его значением в духовной направленности науки.

Можно выделить в этом плане три основные негативные тенденции в интерпретации и ориентировании науки. Одна из них — так сказать «нулевой вариант», при котором все вопросы, связанные с духовной и мировоззренческой жизнью человека, и сама проблема истины объявляются ненаучными и псевдовопросами, и это самое главное — потому не заслуживающими никакого серьезного внимания. Существо этого агностического направления вполне очевидно и не требует особой оценки, оно точно выражено в словах Христа:

«Предоставь мертвым погребать своих мертвецов»

(Мф. 8, 22).

Вторая тенденция, сколь древняя, столь же и новая, проявляется в попытке раздвинуть границы познания мира и власти над ним за счет включения в науку элементов мистики и магии.

3. Наука или мистика?

Мистика и магия, хотя и имеют общие элементы (иррационализм, вера в наличие сверхприродных сил и другие), различаются между собой характером отношения к Высшему началу. Мистика немыслима без его признания. Мистическое познание осуществляется только в состоянии экстаза, когда «мистик ощущает себя как целостное Единство» [129]. И наконец, для мистика глубоко безразличны все ценности этого мира, он их и не ищет.

В магии все не так. Она большей частью далека от признания Единого Бога; в ней совсем не обязателен экстаз; и ее цели исключительно посюсторонни.

В этом она, по мнению Фрэзера, тождественна с наукой в своих основах. «Когда магия, пишет он, — является в своей чистой и неизменной форме, она предполагает, что в природе явления должны следовать одно за другим неизбежно и неизменно, не нуждаясь во вмешательстве личного или духовного агента. Итак, ее основоположения тождественны с основоположениями современной науки» [130]. Задача магии — заставить духов, высшие и низшие силы, служить человеку в его исключительно земных интересах, безотносительно к их нравственному содержанию и духовным ценностям. И определенная категория ученых также считает, что этические критерии неприложимы к науке и что она должна воспользоваться любыми средствами, в том числе и «необычными» для достижения поставленных целей (конечно, земных, посюсторонних).

Например, американец Муди (Moody) видит причину увлечения в современном просвещенном обществе магией, колдовством, ведовством, оккультизмом и т. п. в следующем: «Расстояние, разделяющее рациональный, научный мир от мира магического, — считает он, — небольшое. Наш западный мир проникнут магическим мировоззрением. Иудео-христианская концепция мира, созданного Богом, обязательно дополняется миром, в котором царит дьявол; Бог противостоит дьяволу, силы белого света и духа противостоят легионам тьмы и земных вожделений. Возможно, что подобное биполярное разделение есть врожденное качество человека, но, безусловно, оно является частью западной традиции» [131].

Некоторые социологи и психологи на Западе склонны видеть определенные положительные моменты в магии и магических культах. Тот же Муди считает, что «сатанисты после прохождения лечения средствами магической терапии становятся лучшими гражданами, чем были до этого» [132]. «Возможно, именно поэтому, — заключает он, — таким маргинальным (крайним, экстравагантным, нетрадиционным) культам, как церковь Трапезонда, должна быть оказана поддержка… Все, что «увеличивает способность индивидуума приспосабливаться к миру, в котором он живет, может и должно стать критерием при оценке новых и вначале маргинальных институтов нашего общества» [133].

Фрейд в 1921 году так говорил об отношении психоанализа к оккультизму: «Усилившийся интерес к оккультизму вовсе не обязательно должен заключать опасность для психоанализа. Мы должны, напротив, быть готовы к тому, что между первым и вторым обнаружится взаимная симпатия… Союз и сотрудничество между психоаналитиками и оккультистами может, таким образом, оказаться допустимым и многообещающим» [134].

Прежде чем давать оценку этой тенденции в современной науке, скажем о третьем, «духовном», течении в ней, весьма близком к предыдущему… Отчетливо она выражена одним из крупных современных физиков США Ч. Таунсом в его статье с очень характерным названием: «Слияние науки и религии» [135]. Основная мысль статьи та, что наука и религия ведут человека к одной и той же цели, но разными путями. То есть утверждается мысль о единстве по существу науки и религии. Эта деистическая по форме и пантеистическая по содержанию идея неоднократно высказывалась и ранее А. Эйнштейном и некоторыми другими видными учеными, и восходит еще к Аристотелю. Но в данном случае она свидетельствует о глубоком непонимании, если не религии вообще, то христианства безусловно. Здесь мы сталкиваемся с откровенной попыткой метафизику превратить в физику, небо отождествить с землей и Самого Бога рассматривать не более как универсальный принцип Вселенной. В этом заключается, может быть, одна из наиболее распространенных ошибок позитивистского разума в его видении сущности бытия и смысла человеческой жизни.

Очевидно, что в том же состоит основное недоразумение и идеи союза науки с магией, поскольку магия, своим безусловным детерминизмом и полной замкнутостью в этом четырехмерном пространстве-времени, не выведет научный разум на «новые горизонты», тем более не даст ему новых здоровых критериев, нового понимания смысла человеческой деятельности, понимания истины. Напротив, глубоко унизит и то разумение жизни, которое «бесстрастно» присутствует в науке.