Алмазная пыль - Адива Гефен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прав, — прошептала я своему деспоту, почесывая ему шейку и за ушами. Он, умиротворенно урча, ходил за мной по комнатам, следя, чтобы я снова не исчезла. В доме было тихо и убрано — таким я оставила его вчера утром до того, как дедушку госпитализировали, до того, как Мориц швырнул меня на землю, до того, как я увидела погром в дедушкином доме, до всего…
Я позвонила Душке.
— Ты можешь подскочить?
— Куда ты пропала, сумасшедшая? Дедушка заснул, а мне надо было уйти. Что происходит?
— Мне нужна помощь.
— Нет проблем! Пятнадцать минут — и я у тебя. Только ты пока позвони Сюзан, прошу тебя. Она тебя везде ищет.
Позвонила.
— Сюзан, — быстро сказала я, прежде чем она начала свои расспросы. — Я должна тебе всё объяснить, но только не сегодня. Я звоню только для того, чтобы сообщить, что я жива.
У нее было приподнятое настроение.
— У меня хорошие новости! — радостно закричала она в трубку. — Мы нашли Марию! По-тря-са-ющую!!!
— Чья она дочь?
— Хватит тебе! Ничья она не дочь. И, кроме того, завтра я поведу тебя на торжественный ужин с одним профессором, который интересуется искусством. Он миллионер и хочет спонсировать наш Культурный Центр. Как твой немецкий, Габи? Этот профессор немец…
— Гораздо лучше, чем мой китайский. Только я не пойду ни на какой ужин.
— Это очень важно, Габи! Он серьезный спонсор…
— …И только, когда он увидит, как я всасываю спагетти, он решит, вкладывать ли в Центр свои марки?
— Доллары, а не марки. Это немец, живущий в Детройте. Подозреваю, что у него на совести есть несколько уродливых пятен, поэтому он решил сделать доброе дело для израильских детей и обратился в мэрию Тель-Авива. Иосиф Шавит из мэрии направил его к нам.
— И что мы пообещали Иосифу? Что его сын будет дирижировать хором?
— Подозрительная ты наша! — наконец-то улыбнулась она. — Послушай, это даст нам возможность хоть раз поставить настоящий спектакль — с настоящими костюмами, а не с тряпками из наследства твоих венских предков, пригласить хорошего осветителя, а не довольствоваться двумя спотами из «Хоум Центра», так что прекрати болтовню! Этот Эрнст фон Кто-то хочет с тобой познакомиться. Он так и сказал — познакомиться с гением. Да, дорогая, так я тебя представила! Короче, завтра в восемь будь готова. Он заедет за нами к твоему дому.
— Почему он хочет познакомиться именно со мной?! — Может, он тоже хочет получить для своего внука роль в спектакле…
— Откуда мне знать! — засмеялась она. — Сказать по правде, я ему о тебе рассказала. Когда выяснилось, что он немец, я сказала, что руководительница нашего драмкружка — отпрыск прекрасной венской семьи. Он тут же заинтересовался и спросил, есть ли у вас какие-нибудь особенные вещи из Вены, и я сказала, что, кажется, у вас есть коллекция картин… Он очень обрадовался и сказал, что хочет с тобой познакомиться.
Немец из Детройта, интересующийся искусством… Да что здесь происходит?! Мир сошел с ума? Все ищут одно и то же, и только я одна не могу понять, что творится вокруг? Снизу донесся шум Душкиного мотоцикла.
— Сюзан, родная, разве я могу тебе отказать? — сказала я с наигранной сердечностью. — Завтра поговорим, ладно?
И, прежде чем «родная» успела ответить, положила трубку и открыла дверь своему рыцарю.
Он ласково обнял меня.
— Ты выглядишь так, будто о тебя дикий кабан терся.
— Спасибо. Я и чувствую себя не лучше, — ответила я и погладила Игруна, который исполнял свою обычную сцену ревности — ходил вокруг меня кругами, нахлестывая себя хвостом.
— Твой дедушка мне всё рассказал, — Душка плюхнулся на диван и сбросил черные кроссовки «Оллстар». — Труп, полиция — ужас, что вам пришлось пережить…
— Дедушка еще всего не знает. Дело всё хуже и хуже. Кстати, твой друг был здесь.
— Топаз? Что ему надо?
— Помимо всего прочего — уложить меня в постель.
— Да ты что? Быть того не может… — Душка схватился за голову. — Какой придурок! Мне он сказал, что интересуется коллекцией…
— Думаю, коллекция действительно интересует его больше, чем я. Я — всего лишь бонус.
— Я должен его убить?
— Нет, спасибо. Я сама справилась.
— Я в тебя верю…
— Но твой Топаз — это всего лишь гранд-финал одного долгого дня… — и я терпеливо рассказала ему обо всем, подтверждая свой рассказ вещественными доказательствами: — Вот, этот синяк от падения на асфальт, царапина — от прогулки с проститутками, а тут я порезалась стеклом в дедушкиной лаборатории…
Он взирал на меня с ужасом.
— И всё это за один день? А что думает об этом твой симпатяга-капитан? — спросил он, наконец.
— А он и вправду симпатяга… — ответила я, многозначительно закатывая глаза.
— Уже успела испробовать на нем парочку своих трюков? Помни, прелесть моя, что с представителями закона шутить опасно…
— Не беспокойся. Я ему ничего не сделала. Пока не сделала… Он подозревает, что дедушка ему не всё рассказал.
— А ты что думаешь?
— Что он прав.
— И что собираешься делать?
— Во-первых, забрать дедушку из больницы, отвезти его в папин дом и заставить объяснить, что на самом деле произошло. Его завтра утром выписывают.
— Ты там была?
— Нет. Я говорила по телефону с санитаром. Бедняга уже успел задолжать дедушке…
— Опять покер? — засмеялся Душка. — Хочешь, я поеду завтра с тобой в больницу?
Да. Я хотела, чтобы он поехал со мной в больницу, чтобы помог поговорить с дедушкой, и еще я хотела, чтобы он остался со мной этой ночью. На всю ночь, до самого утра. Я нуждалась в нем более, чем когда-либо. Я была напуганной и слабой.
— Да… — прошептала я. — Я хочу. Я хочу, чтобы ты остался со мной… — Он удивленно посмотрел на меня. — Да, — продолжала я. — Мне страшно. И, да, ты мне нужен…
— Иди сюда, — он привлек меня к себе и погладил по голове. — Я здесь…
Я положила голову на его широкое плечо. Я могла бы просидеть так целую неделю. Но у Душки были другие планы. Его рука скользнула вниз по моей спине, забралась под блузку. У меня затвердели соски. Дело принимало опасный оборот. Мы могли утратить контроль. Этого я не хотела.
— Хватит… Прекрати…
Он не прекратил. Его руки всё так же чертили на моей спине огненные полосы.
Я одернула блузку и отвела его руку.
— Прекрати. Я не могу заниматься этим с тобой… Я слишком многое могу потерять…
— Сама прекрати! Прекрати молоть чепуху. Ты знаешь, что я люблю…
— Шшшш, — я закрыла ему рот рукой, чтобы не смог произнести этого. Чтобы не заговорил со мной о любви. Я знаю, о чем говорю! Я видела, как розовая любовь превращается в зеленое чудовище горечи и злобы. Я это проходила. Я видела уходящую мать и убитого горем отца.
— Не затыкай мне рот! Послушай, Габи, я хочу тебя! Правда, хочу. Не на одну ночь — на всю жизнь…
Он был слишком близок к запретной черте.
— Не продолжай… — прошептала я. — Пожалуйста.
— Почему? Ну, почему ты так? В чем дело? Я для тебя слишком молод? Ты не видишь во мне мужчину? В чем проблема, Габи?
— Проблема в том, что сейчас всё кажется прекрасным, а что будет через месяц?
— Я люблю тебя! Ты не понимаешь…
— Нет. Через месяц ты обнаружишь, что я для тебя слишком стара, что со мной трудно, что я слишком сложна, хрупка, требовательна, хочу, чтобы ты вынес мусор, настелил паркет — и тогда ты, придумав несколько причин и извинившись на прощанье, заберешь зубную щетку и уйдешь, а я останусь здесь совершенно сломленная, без единого друга, потому что вместе с любимым, который меня бросит, меня бросит и самый лучший друг. Теперь ты понимаешь?
— Нет, не понимаю! Ты считаешь, что я такой?! Что я могу уйти, сбежать, бросить? Хорошо же ты меня знаешь! Ты несешь вздор! Это ты сейчас придумываешь причины и дурацкие отговорки. — Он встал с дивана и вышел из комнаты. Слышно было, как он зашел в туалет. Съежившись на диване, я думала о том, что теряю его. Он уйдет, он уйдет, — стучало сердце.
Он вернулся, надел кроссовки и посмотрел на меня.
— Я ухожу.
— Не уходи. Потерять тебя тяжелее, чем сохранить…
Но он открыл дверь, бросил на меня печальный взгляд и вышел.
15
В семь утра я одиноко шла по коридору терапевтического отделения больницы «а-Шарон». У двери палаты на белом деревянном стуле сидел усталый полицейский. Дедушка, лежа на кровати, читал газету «а-Арец» — единственное, что ему осталось после закрытия «Давара»[14]. Его длинные белые волосы были стянуты черной резинкой.
— Майн гот! — воскликнул он, увидев меня. — Во что ты опять вляпалась?
Я обняла его, вдохнув знакомый запах.
— Пойдем, погуляем, — предложила я. — Тебе ведь можно?
— А кого я буду спрашивать?! — вспыхнул грозный Макс, а сам уже облачился в свое серое зимнее пальто, висевшее на двери, и пошел рядом со мной вдоль коридора, выкрашенного светло-зеленой краской, в задний дворик больницы.