Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… - Борис Романов

Известно, что прототипом Рюрика приверженцы «норманнской теории» считали многих норвежских и шведских князей-конунгов, но, видимо, это не так. О происхождении Рюрика начали спорить еще при его жизни. Новгородские волхвы называли его Эриком, подчеркивая то, что он — иноземец. «Эрик не русич!» — эти слова волхвы обращали к новгородцам. <…> Очевидно, Рюрик, претендовавший на княжение в Новгороде (по просьбе части новгородцев), утверждал, что он — русич. И не просто русич, а прямой потомок Славена — первого новгородского князя. Для этого у него были основания. Не случайно же во всех списках «Повести временных лет» Рюрика и его спутников называют варягами-русь: «Сице бо звахуть ты варагы-русь, яко же друзни зовутся свее (шведы), друзие же оурмане (норманны), инии и готе (готы)». Почему же волхвы выступали против Рюрика? Для чего им понадобилось говорить, что он — не русич, и притом — не по крови, а потому, что он нарушает обычаи, убивая купцов? Волхвы, судя по всему, всегда выступали за древнее демократическое вечевое правление, а следовательно — против неограниченной власти князя, потому они и вступили с ним в борьбу. <…> Но это не значит, что вечевое правление и княжеская власть всегда противоборствовали. Вече — сложный институт народовластия, напоминающий современную конституционную монархию. Княжеская власть в Новгороде передавалась по наследству, но была ограничена вечем. Князья стремились упрочить свою власть, но им мешало вече; мешала и религия (языческих богов), освящающая такой род правления. Вероятно, отчасти именно поэтому князья впоследствии приняли христианскую веру и стали искоренять в народе ведическую (языческую) веру с ее пра-демократическими идеалами.

Христианизация Руси была необходима и для установления абсолютной монархии. Один из эпизодов этой истории — борьба волхвов с Рюриком. Тогда, воспользовавшись сменой династии, они хотели укрепить свое влияние, а власть князя еще более ограничить. Вот поэтому они представляли Рюрика иноземным завоевателем, а не законным наследником. К тому же и сам Рюрик давал к этому повод: и говорил-то, наверное, по-русски с трудом, и в жены взял Ефанду из рода норвежских королей. Да и варяжская дружина его мало отличалась от норвежских или шведских варяжских дружин. И все же Рюрик не был норманном. Он действительно был законным наследником новгородского князя Гостомысла, а через него — и потомком прародителя Славена. Согласно Иоакимовской летописи, написанной первым Новгородским епископом, происходили следующие события. Гостомысл, оставшись без наследника, погибшего в борьбе с варягами, незадолго до смерти видел сон. Ему приснилось, как «из чрева средние дочери его Умилы выросло чудесное древо». Волхвы объяснили ему значение сна: «От сынов ся имать наследити ему, и земля угобзится княжением его». Таким образом, Рюрик — это сын Умилы и внук Гостомысла, потомок Славена. Он ближайший родственник, который и должен наследовать княжеский престол. Не исключено, конечно, и то — что он самозванец, но это маловероятно. Иоакимовская летопись, на которую опирается гипотеза о бодрическом (прибалтийские славяне) происхождении Рюрика, мне представляется наиболее беспристрастной. Иоаким — удивительно честный историк. Ему, греку, незачем было приписывать славянское происхождение Рюрику, он писал смело, без оглядки на киевских князей; он единственный правдиво описал крещение Новгорода… [7].

Здесь прервем изложение А. И. Асова. Как видно, волхвы объяснили новгородскому князю Гостомыслу его сон как будущее призвание на княжение его прибалтийских родственников, внуков или внука Умилы. После смерти Гостомысла (это было много ранее 852 года, с которого начинается «Повесть временных лет») правил легендарный Вадим Храбрый, который изгнал из Новгорода прежних варягов, взимавших с новгородцев дань: «Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом… И пошли за море к варягам, к Руси» («Повесть временных лет»: далее в тексте это название иногда будет встречаться в сокращенном виде — ПВЛ [30]). И в 862 году призвали Рюрика, а Олег был при нем жрецом и воеводой. Вскоре волхвы поняли, что Рюрик не намерен править по древним законам, и стали возмущать новгородцев против него. В 864 году Вадим Храбрый был убит, и множество его сторонников (и волхвов) бежали из Новгорода, часть из них дошла, наверное, и до Киева. Возможно, среди них был и тот безымянный волхв, который предсказал затем Олегу «смерть от коня своего».

Итак, всем известный год призвания Рюрика — 862-й. Календарные характеристики этого года полностью повторились через 960 лет, в 1822 году, — в том самом году, напомним, когда А. С. Пушкин написал свою «Песнь о Вещем Олеге»! Можно отметить и то, что через 96 лет после 1822 года, в 1918 году, гимном Белой гвардии стала как раз та самая песня «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…».

Мы еще вернемся и к 1822, и к 1918 годам, и к стихам Пушкина, а сейчас напомним запись 862 года, когда новгородцы позвали варягов: «Приходите княжить и владеть нами». Вокруг этой записи в «Повести временных лет» уже сотни лет ведутся споры: кто такие были эти «варяги», кто звался Рюриком и откуда он пришел в Новгород (или в Старую Ладогу), и были ли с ним братья Синеус и Трувор, или же это ошибочное восприятие летописцем древнешведской формулы «Рюрик сине хус Трувор», что значит дословно «Рюрик с людьми своего рода и дружиной» [13] и т. д. Мы не будем углубляться в исторические расследования, отметим только, что ученые согласны с тем, что в 862 году Рюрик со своими родичами и дружиной пришел в Древнюю Русь, и что с ним был также Олег. Возможно, это были не имена, а прозвища «по должности» от древнескандинавских слов Рюрик — «хродр» — слава и «рикр» — правитель, или король, т. е. «славный правитель»; Хельга (Олег) — «находящийся под покровительством божества», или «осуществляющий жреческие функции».

Таким образом, Олег был жрецом и воеводой в той «Рюрик сине хус Трувор», что была звана на правление в 862 году. Летописная история гибели Олега — это «фактически рассказ о конфликте пришлого жреца Хельги-Олега с кем-то из местных жрецов, — волхвов» [13]. Как всякий «язычник», Олег относится к «чужому» жрецу с определенным уважением; при этом заговоренный конь — это священное животное, да и слово «князь» восходит к «конь-аз», священному единству коня и всадника.

Само слово «волхв» появляется на страницах «Повести временных лет» впервые в рассказе о вещем Олеге, в записях о 912 (6420) годе — годе смерти Олега и начала княжения в Киеве Игоря, сына Рюрика:

И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться. Ибо спрашивал он волхвов и кудесников: «От чего я умру?» И сказал ему один кудесник: «Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, — от него тебе и умереть!» Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он: «Никогда не сяду на него и не увижу его больше». И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, — на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: «Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?» Тот же ответил: «Умер». Олег же посмеялся и укорил того волхва, сказав: «Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив». И приказал оседлать себе коня: «Да увижу кости его». И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: «От этого ли черепа смерть мне принять?» И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от этого он разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три [30].

Далее в «Повести временных лет» идет пространное рассуждение о силе волхования и чародейства, об истории «языческих волхвов» от ветхозаветного Валаама до Симона Волхва и Аполлония Тианского. В середине этого рассказа летописец дает канонический церковный взгляд на языческие чудеса: «То все попущением Божиим и творением бесовским случается — всеми подобными делами испытывается наша православная вера, что тверда она и крепка пребывая подле Господа и не увлекаема дьяволом, его призрачными чудесами и сатанинскими делами, творимыми врагами рода человеческого и слугами зла». Однако тут же следует дополнение: