Долина кукол - Жаклин Сьюзан

что устал, но аплодисменты от этого только усилились. Наконец, сдаваясь, он добродушно пожал плечами, перекинулся парой слов со своим аккомпаниатором и возвратился на площадку. Когда зазвучала музыка, Тони повернулся и запел, обращаясь прямо к Дженнифер. Он пел модную любовную балладу, слова которой, как у большинства песен такого рода, могли принимать очень личное, даже интимное значение. Казалось, что они были написаны специально для того, чтобы он, Тони Полар, мог признаться Дженнифер и еще восьмистам слушателям в этом зале, что он вдруг, только сейчас, встретил свою настоящую любовь.

Тони закончил петь, поклонился, повернулся к Дженнифер и так долго и призывно смотрел на нее, что всех присутствующих охватило смущение. Наконец он оторвал от нее взгляд и удалился c площадки. Последовал еще один взрыв настойчивых аплодисментов, но снова зажегся свет, и оркестр заиграл танцевальную музыку.

Аллен пригласил Энн на танец. Вставая, она увидела, что Лайон пригласил Дженнифер и выводит ее на площадку. Лайон поймал взгляд Энн и в знак приветствия помахал ей рукой. Танцуя, обе пары приблизились друг к другу.

– Энн! Это, должно быть, хозяин моей квартиры Аллен? – спросил Лайон, тепло и приветливо улыбнувшись ей.

Покачиваясь в такт музыке, они представились друг другу. Энн все время толкали другие танцующие, стремившиеся подобраться поближе, чтобы получше рассмотреть Дженнифер. Приветливо улыбнувшись Энн, та сказала:

– Ну и теснотища, умереть можно, ведь так? Стоит мне шевельнуться, c моего платья, по-моему, тут же слетает штук сто бусинок. Ужас, да и только!

Не зная, что на это ответить, Энн вымученно улыбнулась. В танце обе пары наконец разошлись, и Аллен увел ее в дальний конец крошечной площадки.

Толпа постепенно редела, публика начала расходиться, остались лишь самые стойкие, еще не допившие свою обычную норму. Энн обратила внимание, что столик, за которым сидела Дженнифер, опустел одним из первых, и ее очень интересовало, куда же это они могли все направиться. Она решила, что они, наверное, пошли поискать местечко c более просторной площадкой для танцев. У нее страшно разболелась голова, ей очень хотелось уйти, но Джино явно считал, что расходиться еще рановато.

– Пошли в «Эль-Марокко», там и выпьем по последней! – пригласил он всех, когда официант принес счет. Энн мысленно поблагодарила Адель, когда та объявила, что время уже позднее, а ей утром выступать.

Через несколько дней имя Энн снова замелькало на страницах светской хроники. На этот раз Ронни Вульф сообщил читателям, какое кольцо она получила в подарок ко дню помолвки. Придя на работу, Энн увидела, что ее c нетерпением дожидаются сгорающие от любопытства мисс Стайнберг и остальные сотрудницы.

– Давай показывай! – c места в карьер потребовала телефонистка. – Когда ты его получила?

– Неужели в нем действительно больше десяти каратов? – недоверчиво вопрошала мисс Стайнберг.

Наконец Энн протянула руку, и они все просто захлебнулись от восторга. До сего дня Энн носила кольцо, повернув его камнем вниз, и никто, естественно, ничего не заметил. Опасаясь оставлять такую ценную вещь в своей меблирашке, Энн дала себе слово как можно скорее вернуть его Аллену, но теперь уже было слишком поздно – об этом подарке кричали все газеты.

Энн разбирала почту, когда пришел Лайон Берк. Он остановился у ее стола, взял ее за руку, легонько присвистнул, увидев кольцо, и сразу же отпустил ее руку, заметив:

– Тяжеленькое, ведь так? – Затем прибавил: – Энн, послушай, он мне показался вполне приличным парнем.

– Да, ты прав, Аллен очень мил, – ослабевшим голосом произнесла она и заметила: – Дженнифер Норт мне тоже показалась очень милой.

Странное выражение промелькнуло на его лице.

– Дженнифер Норт – одна из самых приятных девушек, каких я знаю, – тихо сказал он. – По-настоящему милых. – Лайон сделал особое ударение на слове «милых». Затем повернулся и скрылся в своем кабинете.

Откинувшись на спинку кресла, Энн сидела и чувствовала себя жалкой и несчастной. Неужели он решил, что она говорит неискренне? Но Дженнифер и вправду прелесть, она ничуть не кривила душой. Может быть, то, что она сказала, прозвучало по-другому, не так, как ей хотелось, но его появление смутило и взволновало ее.

Обедать c остальными Энн не пошла, а целый час бесцельно пробродила по Пятой авеню. Уставясь невидящим взглядом в витрину какого-то магазина новинок, Энн вспомнила о Нили. Еще вчера в качестве талисмана она купила ей кроличью лапку: сегодня утром у Нили должны были начаться репетиции программы «Все звезды». Энн чувствовала, что завидует Нили, ее жизнелюбию, живости и умению смотреть на жизнь легко. С такими людьми, как Нили, подумала Энн, ничего плохого не может случиться, наверное, никогда.

Вернувшись в контору, Энн увидела, что у нее на столе, на ее папках, сверху лежит какая-то газета. Решив, что ее положила туда одна из секретарш, чтобы она прочитала очередную статейку о себе и о вызвавшем такой интерес кольце, Энн собралась уже выбросить ее в корзину для ненужных бумаг, когда заметила прикрепленную к газете карточку внутриконторских распоряжений c печатью Лайона Берка, на которой его рукой было написано: «Представляет интерес для Энн Уэллс. Смотри статью на второй странице».

Развернув газету, Энн сразу увидела прекрасную фотографию Дженнифер и… Тони Полара! – под которой огромные черные буквы провозглашали: «Новый любовный роман Бродвея!» Сама статья была написана c плохо скрываемой иронией. В ней приводились слова Тони Полара, якобы заявившего журналистам, что встреча c Дженнифер поразила его, как удар молнии. Дженнифер высказывалась более сдержанно, но, по словам автора, все же призналась, покраснев от смущения, что испытывает к Тони взаимную симпатию. Далее Тони и Дженнифер сообщали, что познакомил их один из их общих знакомых, которого зовут Лайон Берк. «Лайон привел и, можно сказать, вручил мне ее, – рассказывал далее Тони. – Он сказал мне: „Ты помнишь, что я обещал тебе к премьере подарок? Она и есть мой подарок“».

Энн закрыла газету и, вся ослабев от непонятного ощущения охватившего ее счастья, откинулась на спинку кресла. Строчка «Лайон вручил мне ее» не выходила у нее из головы.

Чей-то голос, назвавший ее по имени, вывел Энн из состояния блаженной задумчивости. У ее стола стояла Нили.

– Да знаю я, Энн, что не должна была приходить сюда, но домой идти я не могла. Мне необходимо было повидать тебя. – Лицо Нили было залито слезами.

– А почему ты не на репетиции? – удивилась Энн.

Нили горько разрыдалась. Бросив встревоженный взгляд на закрытую дверь кабинета Генри Беллами, Энн кинулась усаживать Нили в свое кресло, приговаривая:

– Давай-давай садись. Не вставай, тебе говорят, постарайся взять себя в руки. Я