Убийство в лунном свете - Фредерик Браун

— Наверно, это сделал я, граблями, когда наткнулся на него, — сказал я.

Корделл кивнул.

— Так ли это, я легко смогу сказать, осмотрев края. Если это случилось сейчас, когда череп пережжён, то пробоина будет совершенно другого типа.

— И, разумеется, невозможно будет сказать, было ли у него разорвано горло?

Глаза коронера расширились; Корделл ещё не слышал моего рассказа о событиях этой ночи. Он сказал:

— И впрямь будет чудо, Хантер, коли я смогу это утверждать.

Больше мне совершенно незачем было торчать здесь, да и время приближалось к полудню.

— Я вам буду ещё нужен, шериф? — спросил я.

— Э-э… А город ты не собираешься покидать?

— Не сегодня.

— Тогда — всё. Но постой-ка. Теперь, когда в твоём рассказе о прошлой ночи и впрямь может открыться истина, нам с тобой ещё раз, при свете дня, нужно взглянуть на то место, где ты видел тело. Не желаешь ли вновь мне показать это место?

— Хорошо, поехали, — сказал я. — Это одна из тех вещей, которую я и сам планировал осуществить.

Кингмэн отдал распоряжение Вилли Эклунду оставаться на месте и встретить гробовщика, после чего мы вернулись к подъездной дорожке. Когда я направился прямо к «кадиллаку», шериф заколебался у дверцы собственного автомобиля.

— А куда ты собираешься отсюда? — спросил он.

— К Эмори, — ответил я.

— Тогда нам действительно лучше взять обе машины. Я поеду в город или же вернусь сюда; то, либо другое. — Он с любопытством оглядел «кадиллак» и промолвил: — Корабль какой-то. — Тут шериф захлопнул дверцу своей машины и подошёл ко мне. — Хотел бы я в ней проехаться, даже пусть мне придётся затем топать сюда пешком. Ведь полями туда и мили не будет — не то что ехать кружным путём мили три.

Я подумал — а что, ведь мы с ним уже разобрались, так, может быть, теперь и сойдёмся.

— Хотите вести дотуда? Теперь можно и скорость немного превысить.

— Разумеется, — ответил шериф, садясь за руль.

Нам пришлось бы попортить лужайку, чтобы объехать машину Корделла и шерифову, ведь обе они подкатили уже после того, как сюда прибыл я на «кадиллаке», но шериф, казалось, вовсе этой трудностью не озаботился.

Когда мы оказались на дороге, он заявил:

— Послушная! Вот бы у нас тут магистраль была, я б её разогнал. А скажи-ка, Хантер, как ты на всё это смотришь? То есть, — нашёл ты труп на дороге, а затем Фоули вдруг сгорел в этом сарае. Чертовщина какая-то. В голове не укладывается.

— Я, шериф, и сам ума не приложу. А ведь вы, шериф, даже не приняли всерьёз мой рассказ о трупе с разорванным горлом — и обсуждать не захотели. А потому если уж речь зашла об этом снова, то нет ли кого-либо в этом округе, кто мог бы во так убить человека? Скажем (уж простите моё невежество горожанина), нет ли вероятности попасться в зубы волку, разгуливающему на воле?

— Только не в пятидесятых годах. Пумы здесь также не водятся, да и о рысях я не слыхал с тех пор, как вышел из детства. Единственное дикое животное, достаточно крупное чтобы убить человека, должно было бы для этого сбежать из цирка, что ли; а если бы нечто похожее произошло, я бы знал.

— А как насчёт одичавшего домашнего животного?

— Пожалуй… не исключено. — Шериф свернул на боковую дорогу, соединяющую Восточное шоссе с Дартаунским; то был узкий просёлок, а потому мы сбавили ход. — Тогда это, должно быть, какая-то собака. Но мне ничего не известно о собаках-убийцах в районе Тремонта.

— И добрая собака способна превратиться в пса-убийцу.

— Вероятно… Но слушай, — пусть животное, дикое либо домашнее, убило Фоули тем способом, который ты описал, но, чёрт возьми, не перенесло же оно его в сарай к Джебу и не устроило пожара!

— Тогда, — ответил я, — остаётся только одна возможность.

— И какая же?

— Маньяк-убийца. Нормальный человек не станет убивать кого-то, вырывая тому кадык. Но если убийца и есть тот, кто перенёс убитого в сарай, значит убийца — это человек, и он, значит, не в себе.

— Я знавал одного маньяка-убийцу, с тех пор как принял пост шерифа, — сказал Кингмэн, — а о других читал. Но никогда не слыхал, чтобы они убивали именно таким способом.

— А о ликантропии вы когда-нибудь читали?

— Нет, а что это?

— Один из видов помешательства, — объяснил я, — при котором на человека находит наваждение, и он воображает себя волком. Не обычный случай, но и не совсем уж редкий. На этом основаны — то есть, на соответствующей вере — рассказы о волках-оборотнях.

Кингмэн фыркнул. Я продолжал:

— Оборотни, разумеется, не более чем суеверие, — если говорить о том, что такой человек обрастает шерстью и превращается в волка, так что даже и следы волчьи якобы оставляет за собой. Но в своём сознании человек может превращаться в волка. И пока им владеет подобное помешательство, он и думает как волк, и поступает как волк. А вновь обретя рассудок после того, как он кого-то убил, такой человек может перенести труп в сарай, а сарай поджечь, чтобы никто никогда не узнал, как именно принял смерть убитый.

— Ужас! — промолвил шериф.

Я усмехнулся.

— Я ведь и сам струхнул как никогда. Ведь только подумать: если это так, тогда там был ликантроп, убийца, воображающий себя волком, — и он зарычал на меня этой ночью с расстояния в пару шагов! А я один-одинёшенек на тёмной сельской дороге, невооружённый!

— Тогда почему он не бросился на тебя?

— Возможно, одно убийство его удовлетворило. И опять же — только это моё предположение, — он мог частично вновь придти в сознание. Разумом ещё достаточно помутнён, чтобы выть по-волчьи, но прыгнуть на меня уже не смеет, лишь разве что в целях самозащиты, — если бы я полез к нему в чащу сада.

— Как ты можешь это знать?

— Да ведь он уже принялся двигать тело. Помните, вы спросили меня (или кто-то спросил), не лежало ли тело в луже крови. Оно бы и лежало, если б его не сдвинули. А его, значит, сдвинули. Начать с того, что я совершенно не запомнил, чтобы на дороге, в ту минуту как я увидел на ней труп, ещё и кровь была; и даже потом, вернувшись взглянуть как следует, я бы заметил кровь, если бы её хоть чуть-чуть там натекло. Маленькое пятнышко я бы и мог пропустить, но если человек умирает вследствие того, что кто-то перегрыз ему шейную вену, пятнышком