От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - Базиль Гарт

Советское Верховное Главнокомандование, судя по всему, решило сковать наступление Гудериана, даже если это повлечет за собой преждевременный ввод в бой части тщательно оберегаемых свежих резервных войск. В течение недели, последовавшей после разгрома 112-й дивизии, немецкая армейская разведка обнаружила присутствие еще трех войсковых частей, прибывших с Дальнего Востока, — 108-й танковой бригады, 31-й кавалерийской дивизии и 299-й стрелковой дивизии. В каждом случае советские части участвовали в бою лишь краткое время, а затем отходили в заснеженную глушь к югу от Оки, но их вмешательства было достаточно, чтобы помешать развитию удара 2-й танковой армии, который уже не выглядел на карте как острие копья, а напоминал опухоль, которая вздулась по обеим сторонам неподдающегося шипа — Тульского гарнизона. Отчаяние, охватившее Гудериана, можно заметить в его письмах жене в Германию:

«Ледяной холод, отсутствие крова, нехватка теплой одежды, тяжелые потери в живой силе и технике, неблагоприятное положение с горючим — все это превращает службу командира в несчастье, и, чем дольше все это длится, тем тяжелее давит на меня огромная ответственность, которую мне приходится нести…»

24 ноября Гудериан прибыл в штаб-квартиру фон Бока и настойчиво потребовал изменить поставленную ему приказом ОКХ задачу, «поскольку он не в силах выполнить ее». Фон Бок переговорил по телефону с Браухичем, который был тяжело болен (10 ноября он перенес острый сердечный приступ). Браухич приказал продолжать наступление, но все же согласился с тем, чтобы поставленные ранее 2-й танковой армии оперативные задачи по охвату Москвы с востока были временно отложены и чтобы Гудериан ограничил свои наступательные операции выходом на рубеж Зарайск — Михайлов и перехватом рязанской железной дороги.

Это было молчаливым признанием, что наступавшие в обход Москвы с юга немецкие войска исчерпали свои оперативные возможности. Единственную надежду пробиться к советской столице теперь немцы могли возлагать на дивизии 3-й и 4-й танковых групп, рвавшихся к Москве с северо-запада, и 4-ю армию фон Клюге, наступавшую по обе стороны Минского шоссе. Согласно первоначальному плану фон Клюге должен был бросить свои войска в решающее наступление только после того, как две бронированные клешни сомкнутся восточнее Москвы, но, поскольку армия Гудериана получила приказ остановиться на рубеже рязанской железной дороги, окружение стало невозможным. Тем временем переправившиеся через канал Москва — Волга авангарды 3-й танковой группы подверглись яростным контратакам подошедших передовых частей сибирских дивизий. Через пять дней положение немецких войск на этом участке фронта резко осложнилось, и лишь две танковые и одна моторизованная дивизии могли продолжать наступательные операции, а остальные танковые соединения оказались вынужденными вести тяжелые оборонительные бои на всем протяжении своего северо-восточного фланга. В этих условиях только решительный удар всех сил фон Клюге в центр советской обороны мог еще спасти наступление немцев от провала.

Когда сведения о сложившейся ситуации дошли до Гитлера, фюрер отдал приказ, обращенный ко всем солдатам и офицерам немецкой армии, о возобновлении наступления по всему фронту.

В это же время на крайних флангах советско-германского фронта также произошли события, которые были замечены в «Волчьем логове» и, несомненно, произвели глубокое впечатление на Гитлера, укрепив его точку зрения относительно двух важных моментов — наступательной способности русских и необходимости постоянного контроля за действиями немецких военачальников.

В начале ноября советские войска начали наступление против немецких войск в районе Тихвина. Операция имела целью сковать немецкие резервы и не дать перебросить их на фронт под Москвой, а также облегчить положение блокированного Ленинграда. Однако первоначально наступление развивалось медленно и сводилось к фронтальным атакам на наиболее сильные очаги сопротивления немецких войск. Одновременно началось контрнаступление войск Южного фронта, которое быстро принесло положительные результаты. Удар армий Тимошенко по слабо защищенному северному флангу захвативших 21 ноября Ростов танковых дивизий Клейста привел к тому, что 1-я танковая армия была вынуждена отступить из Ростова-на-Дону в такой спешке, что в городе остались брошенными 40 танков и много другой военной техники. Гитлер запретил отход немецких войск на рек Миус, на чем настаивал командующий группой армий «Юг» фон Рундштедт, и заменил его на этом посту генерал-фельдмаршалом фон Рейхенау. Ростов — первое отступление немецких войск с 1939 года, а Рундштедт — первый старший командующий, смещенный по приказу Гитлера со своего поста. Это были предзнаменования нового рода, но Гитлер истолковал их по-своему. Из боев на Волховском фронте он сделал вывод, что русские не опасны в наступлении. Поэтому ответ заключается в отважной и упорной обороне — а если генералы думают иначе, то надо взять командование в свои руки. На этом неблагоприятном фоне и на основе опасного и ошибочного предположения, что, даже если немецкая армия истощит свои силы, русские все равно не смогут предпринять серьезное контрнаступление, немецкие войска начали свои последние атаки на Московском фронте 1–3 декабря.

Немецкое командование по-прежнему располагало весьма значительными силами на московском направлении. И поскольку все части группы армий «Центр» получили приказ перейти в наступление, даже с трудом сдерживавшие натиск советских войск танковые дивизии, защищавшие фланг группы Гепнера вдоль канала Москва—Волга, казалось, имелась возможность прорвать оборону русских хотя бы в одном месте. Но как бы немцам ни хотелось этого, чисто физические факторы делали это невозможным. К 4 декабря катастрофа назрела: немецкое наступление выдохлось, а вместе с ним и вся ударная мощь вермахта. До контрнаступления Жукова осталось менее суток.

Правда, к вечеру 2 декабря 258-й пехотной дивизии удалось вклиниться в глубь обороны русских войск в районе Наро-Фоминска — эпизод, который позднее оброс мифами и легендами. Независимо от того, действительно ли немцы смогли «увидеть сверкавшие на солнце башни Кремля», факт остается фактом, что это не был прорыв в подлинном смысле этого слова, так же как и последние атаки немцев не были настоящим наступлением. Скорее это была последняя судорожная конвульсия военного отчаяния, которая едва не оказалась роковой.

В ночь с 4 на 5 декабря перешли в контрнаступление войска Калининского фронта, а 6 декабря — Западного и Юго-Западного фронтов, и армии группы «Центр» подверглись яростному натиску на всем протяжении фронта. Русские бросили в атаку 17 армий (ввиду небольшого размера русских дивизий их армии по своей численности были равны корпусам вермахта), которые возглавило новое поколение советских полководцев — Конев, Говоров, Рокоссовский, Катуков и другие. Их имена будут навевать страх на немецких солдат на протяжении всей войны. Через несколько дней три основные группировки войск фон Бока — танковые соединения Гепнера, армии Клюге и Гудериана потеряли связь друг с другом, и казалось, что вся группа армий «Центр» вот-вот распадется на части. Внезапность перехода от наступления, при котором фланги защищаются поступательным движением всей массы войск, к отчаянной обороне привела к распаду немецких позиций, к тысячам обособленных схваток, которые немецкие части вели изолированно друг от друга с вышедшими из строя боевыми и транспортными машинами, плохо действующим на холоде стрелковым оружием, полупьяные, обмороженные, страдающие дизентерией.

Под двойным воздействием метелей и непрерывных русских атак угроза для существования группы армий «Центр» нарастала с каждым днем. Клюге не смел отвести свои дивизии, боясь оставить на флангах бронетанковые соединения в полной изоляции, однако отвод танков оказался, по существу, невозможным; сотни танков были брошены на заснеженных полях и дорогах, и танкисты отступали, сражаясь как пехотинцы. Из четырех танковых дивизий группы Гепнера только одна сумела сохранить 15 танков. Накануне рождества в войсках под командованием Гудериана осталось всего 40 боеспособных танков. Ежедневные потери немецких войск от русских действий в среднем составляли 3 тысячи человек помимо десятков тысяч обмороженных. Меньше, чем в разгар летней кампании, но воздействие этих потерь было неизмеримо большим, поскольку система пополнения частей нарушилась вместе с медицинским обслуживанием и снабжением вплоть до корпусного уровня.

Не обращая внимания на рекомендации ОКХ и игнорируя Браухича, который 7 декабря подал прошение к отставке, Гитлер взял командование сухопутными войсками Германии в свои руки и отдал приказ: «Никаких отступлений». Когда Гепнер оттянул назад правый фланг своей «танковой группы», он был публично снят со своего поста. Затем наступила очередь Гудериана. В общей сложности 35 командиров корпусов и дивизий были отстранены от командных должностей и с позором отправлены в Германию.[75]