Доктор Ахтин. Жертвоприношения - Игорь Поляков

И знаю, почему она так ведет себя.

— Итак, — подводит итог Бусиков, — судя по всему, два — один в пользу пациентки. Учитывая, что нет абсолютных противопоказаний для вынашивания беременности, и специалист говорит, что нет ничего страшного, я, пожалуй, присоединюсь к большинству.

Эвелина Аркадьевна, откинувшись на спинку стула, категорично говорит:

— Даю сто процентов, что она умрет. Поэтому требую зафиксировать в протоколе консилиума, что лично я — против того, чтобы разрешить вынашивание беременности.

— А вы, Михаил Борисович, — заинтересованно спрашивает Бусиков, — сколько дадите процентов, что женщина выживет?

— Сто, — мой ответ лаконичен.

— А вы, Анастасия Александровна?

После минутного молчания доктор тихо отвечает:

— Пятьдесят процентов.

— Однако и так получается, сто пятьдесят против ста, — резюмирует Бусиков. Похоже, это складывание цифр доставляет удовольствие начмеду. И ему совершенно не интересно, что будет с пациенткой.

— Протокол принесете мне на подпись, — распоряжается он и уходит.

Я договариваюсь с доктором о том, что буду постоянно консультировать пациентку, и ухожу. Поднимаясь по лестнице, я думаю, что люди так часто обманывают себя, полагая, что этот мир создан для них. Тени наивно полагают, что их решения могут что-то изменить.

Молодая женщина зажмурилась, напряглась всем телом и замерла на вдохе. Пальцы рук, которыми она вцепилась в кресло, побелели. Губы сжались, как тонкая струна.

— Я еще ничего не делаю, расслабься, девочка, и не мешай мне, — сказала Анастасия Александровна равнодушно и продолжила своё дело. Подтянув матку, ввела маточный зонд. Семь сантиметров. Освободив внутриматочную спираль от упаковки, подготовила её к введению в полость матки.

— Сейчас будет немного неприятно. Вот, так. И всё.

Стянув перчатки с рук, она пошла к раковине и помыла руки. Затем вернулась за стол и продолжила писать в амбулаторной карте.

Марина Веткина. Еще нет шестнадцати лет. Месяц назад сделала прерывание беременности в позднем сроке по социальным показаниям. Девочка, которая, несмотря на свой возраст, уже научилась раздвигать ноги, совершенно не задумываясь о последствиях, и которую, благодаря возрасту, без проблем избавили от ненужного ребенка. И куда смотрит мать, тот единственный человек, который всегда должен быть рядом со своим ребенком?

— Сядь, — сказала Анастасия Александровна, кивнув головой на стул, и продолжила, — попробуй хотя бы эту неделю половой жизнью не жить. И начнешь прямо сегодня пить вот эти таблетки.

Придвинув по поверхности стола упаковку метронидазола, она посмотрела в глаза девушки и вздохнула. Полное отсутствие интеллекта в глубине детских глаз. Тупое равнодушие и уверенность в том, что все взрослые вокруг хотят ей зла.

— Иди, придешь через неделю на осмотр.

Люди так часто обманывают себя, глядя с надеждой в глаза людей и думая, что они слышат нас. Говорим правильные слова, объясняем необходимость тех или иных действий, даем нужные советы. Анастасия была уверена, что девочка уже сегодня нарушит все рекомендации.

И — ей было всё равно.

С такими пациентками главное всё правильно и красиво оформить: подробно и обстоятельно написать в амбулаторной карте, взять информированное согласие на введение внутриматочной спирали, дать бесплатные препараты, и — забыть. Сразу и бесповоротно. А иначе твоё сознание сожрет тебя.

Потому что она не её мать и ничего не может изменить.

— Можно войти?

Анастасия подняла голову от амбулаторной карты и посмотрела на женщину, заглядывающую в кабинет.

— Отчего же нет, попробуйте, — сказала она меланхолично. Близился конец рабочего дня. Она устала от бесконечной вереницы лиц, от разговоров и от необходимости решать чужие проблемы. Кто бы ей помог, кто бы подсказал, как сделать правильно. Хотя, что есть «правильно»? Наверное, правильно — это в соответствии с христианскими заповедями, которые уже давно и прочно занимают свои места в хромосомах человека.

Но — не убий, одна из самых нарушаемых заповедей. И всегда можно найти оправдание убийству, словно, найдя объяснение самому себе и окружающим, можно спокойно забыть о том, кто не нужен в данный момент. Нерожденный ребенок жив, уже бьется сердце, но, — заочно предан и не допущен в эту жизнь.

Иногда кажется, что работа акушера-гинеколога сродни труду священнослужителя, раздающего индульгенции. Она должна выслушать, понять и помочь принять решение. Не судить, если оно неправильное и противоестественное, и порадоваться вместе с пациенткой, если женщина пришла с желанной беременностью.

Да, конечно, понимаю, что нет крыши над головой, и на работе денег мало платят. Вот и уволить с работы могут в любой момент, как тогда жить.

Еще только на третьем курсе, вся учеба впереди и сейчас бросить её ну никак нельзя. Да, согласна, что потерять пару лет сейчас невозможно. Если сейчас институт не закончить то, вряд ли, когда-нибудь это произойдет.

Муж категорически запретил — что же, это объективная причина. Время сейчас такое. Кризис, непогашенный кредит, сами недоедаем, и детей не сможем прокормить.

Люди так часто обманывают себя, рассказывая своему сознанию оправдательные сказки, заставляя его заснуть сладким сном. Поют песни, в которые постепенно сами начинают верить, и — прости, но не сейчас, еще не время, вот, может, через пару-тройку лет. И обманутое сознание принимает доводы разума, заставляя замолчать инстинкт.

— Что беспокоит? — спросила Анастасия, глядя на медицинский полис.

Анна Сергеевна Белявских, двадцать два года, полис выдан на неработающее население.

— Меня ничего не беспокоит. Вот только месячные вовремя не пришли и тест на беременность положительный.

Анастасия, глядя на неё, задала следующий вопрос:

— Вам беременность нужна?

— Да.

Она улыбается. Женщина спокойна. Движения замедленны. В глазах счастливый блеск будущего материнства.

— Судя по полису, вы, Анна Сергеевна, сейчас не работаете?

Она кивнула.

— Наверное, муж хорошо зарабатывает и прокормит вас с малышом? — спросила врач, пытаясь понять пациентку. У женщины довольное лицо, даже можно сказать — счастливо-непробиваемое лицо.

— Муж против этого ребенка, — ответила Анна, пожав плечами, — ну, да ничего, принесу девочку из роддома, он обрадуется, и мы будем жить счастливо.

Улыбка Анны Сергеевны становится еще шире, словно она не понимает идиотизма своих слов.

— У вас сейчас есть где жить? Может, своя квартира?

— Нет, мы снимаем квартиру в малосемейном общежитии. Тесно, конечно, ну, да, в тесноте, да не в обиде. Главное, что у меня будет дочка, а остальное — приложится.

Анастасия хочет ударить её. У неё сейчас нет других мыслей и желаний. В правой руке зуд — вот бы врезать со всего маху по этому дебильно-счастливому лицу! Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, она, тихим голосом и раздельно выговаривая слова, задала очередной вопрос:

— Муж против этой беременности, своей крыши над головой нет, и работы нет, — вы хоть понимаете, что сейчас говорите?

— Доктор, — она вдруг приблизилась ко мне, прижавшись грудью к краю стола, — вы знаете, как я сегодня утром была рада. Смотрю на тест. А там две полоски. И я разрыдалась, как дура. Стою в туалете над унитазом и навзрыд плачу, словно на этой бумажной полоске что-то ужасное нарисовано.

Она засмеялась. В глазах женщины набухли слезы. Пальцы сжались в кулаки.

— Ладно, раздевайтесь за ширмой, — Анастасия показала рукой на гинекологическое кресло за ширмой, старательно отворачиваясь от пациентки, — давайте убедимся в том, что беременность есть, и тест не ошибся.

Стандартный осмотр. Матка мягкая, увеличена до шести недель беременности. Всё так, как должно быть.

Анна Сергеевна, лежа в гинекологическом кресле, говорит:

— Девочка. Я знаю, что там девочка. Я уже начала говорить с ней. Ну, после того, как мужу утром сказала, а он накричал на нас. Так и сказала доченьке — Сашенька, дорогая, наш папа в душе добрый, просто всё это очень неожиданно для него. Он нас любит, он просто запаниковал от неожиданности. Потом привыкнет к мысли, что ты есть и обрадуется, так же как и я. Кстати, я сказала вам, что назову девочку Сашей?

Кивнув, Анастасия сказала, что можно вставать и одеваться.

Люди так часто обманывают себя, позволяя эмоциям брать верх над рассудком. Наивно верят в то, что сами себе придумывают. Строят воздушные замки. Возводят чертоги из пустых надежд и розово-объемных иллюзий.

Анна Сергеевна, получив рекомендации и время следующей явки, ушла, унося своё счастье. Анастасия, глянув на часы, поняла, что рабочий день закончился.

Медленно расстегивая белый халат, она словно снимала защитный слой врачебной отстраненности. Именно сейчас так хочется заплакать, потому что она по-прежнему не уверена в своем решении. У неё есть выбор, и так сложно сделать его. Легко решать за других людей, давая те или иные рекомендации. Легко советовать, как поступить. Почему же эти советы не помогают? Почему же ей самой так трудно сделать единственно правильный поступок?