Обагрённые (СИ) - Дмитрюк Сергей Борисович

— Послушайте, вы! — не выдержал Виктор, но Наталья Ивановна остановила его.

— Не нужно. Я сама.

Она строго посмотрела на Павла.

— Я знаю, Паша, такие минуты бывают у каждого, особенно в молодости. Но ведь человек он на то и человек, чтобы жить не только для живота своего. Если во имя идеи люди готовы идти на смерть, то общество, породившее таких одухотворённых идеей людей, имеет шанс выжить при любых катаклизмах, выжить и развиваться. Только благодаря идее человек обретает свою личность, проявляет себя в творчестве, становится подлинным творцом и могучей силой.

— Ну да. А ещё банальным капиталистом. Ведь идея обогатиться за счёт других, это тоже идея? — Павел скривился в усмешке. — Бросьте! В конечном счёте, всякая идейность банально разбивается о деньги, стремление к личному успеху и славе.

— Да перестань болтать, мальчишка! — гневно воскликнула Наталья Ивановна. — По-твоему, Гагарин в космос полетел, жизнью рисковал ради славы или денег? А комсомольцы в тридцатые Магнитку и Днепрогэс строили — за длинным рублём гнались? А Комсомольск-на-Амуре такие же ребята-энтузиасты ради собственного веселья возводили? А те, что героями в войну полегли за нашу советскую Родину, за торжество социализма — от пуль врага, замученные в концлагерях, повешенные, сожжённые заживо фашистами — солдаты, партизаны, простые люди? Пионеры, комсомольцы, коммунисты. Все они — наши отцы и деды?.. Вот они, как ты говоришь, «на полную катушку» жили! Потому что настоящая жизнь ценна не деньгами… Да и многие сейчас так живут. Оглянись вокруг. Или ты совсем слеп? Ты же сын советской женщины!

— М-да…От героев былых времён не осталось порой имён…

Павел тяжело вздохнул. Наступило тягостное молчание. Затем ленинградец решительно поднялся со своего места.

— Спасибо вам, тётя Тамара и тётя Наташа за тёплый приём. Не смею больше отягощать вас своим присутствием.

— Как же так? — засуетилась мать Алёны. — Павлик! Куда же ты, на ночь-то глядя? Оставайся у нас. Постелем тебе в Алёниной комнате, а мы с ней здесь, в гостиной ляжем.

— Спасибо. Я в гостиницу.

— Хотите, подвезу до города? У меня машина внизу, — предложил Виктор.

— Благодарю. Я как-нибудь на такси. Тётя Тамара, я позвоню от вас, можно?

— Конечно-конечно! Телефон там, на тумбочке в прихожей.

Когда Павел ушёл, тётя Наташа грустно вздохнула:

— Как-то нехорошо получилось с Павликом.

— Ну, сам виноват, — парировала Алёна. — Нечего было так задаваться и чушь всякую нести!

— Да, пожалуй, — задумчиво протянула тётя. — Кажется, Люба чего-то не доглядела… лет двадцать назад.

Наталья Ивановна посмотрела на племянницу и Виктора.

— Ну, а вы, молодые люди, что думаете делать?

— Прямо сейчас или вообще? — уточнила Алёна.

— Сейчас разумеется. Я так подозреваю, наша старушечья компания вам тоже не подходит.

— Если вы не против, мы поедем, покатаемся, — улыбнулся Виктор. — Покажу Алёне свои родные пенаты.

— Я-то не против. А она?

Тётя Наташа кивнула на Алёну.

— Я тоже, — смутилась та под её пристальным взглядом.

— Ну а ты, сестра, «за» или «против»? — тётя Наташа посмотрела на Алёнину мать. — Давай, отвечай, как депутат районного Совета!

— Чего уж там, — отмахнулась Тамара Ивановна. — Делайте, что хотите. Взрослые ведь.

* * *

— Знаешь, я люблю смотреть на освещённые окна, — признался Виктор.

Они стояли на балконе его квартиры в тихих прохладных сумерках. Гешка давно уснул беззаботным пионерским сном, и они с Алёной, наконец-то, остались наедине.

— Почему? — тихо спросила девушка.

— Мне кажется, я знаю, что там происходит. Вон, видишь освещённое окно рядом с балконом? Мужчина ходит, руками размахивает…

— Стихи читает, — мечтательно предположила Алёна. — Или ругается, — хихикнула она.

— Нет. Он с женщиной разговаривает, — убеждённо сообщил Виктор.

— Почему ты так думаешь? Почему с женщиной?

— А вон, смотри!

Из-за занавески действительно появилась женская фигурка — незнакомка упёрлась локтями в подоконник и выглянула через распахнутые створки во двор.

— Угадал, гляди-ка! — звонко рассмеялась Алёна.

— Интересно, сколько разных людей живёт в этом доме, — задумчиво продолжал Виктор, оглядывая окна соседнего здания — то тёмные, то ярко освещённые. — Иногда бывает, они годами живут в одном подъезде и не знают друг друга. Даже бывает, не встречаются. И вдруг происходит какое-нибудь событие: радость какая-то, общая, или беда. И все вдруг оказываются вместе, и уже не важно, знакомы или не знакомы.

— Да, верно, — согласилась Алёна.

Виктор повернулся к ней.

— Алёна! Ты знаешь, я с первого раза, как только увидел тебя там, на обочине, и потом, когда мы танцевали в кафе…

Виктор взял девушку за плечи и слегка притянул к себе. Она не сопротивлялась, только потупила взор. Виктор почувствовал, как участилось её дыхание. Да и сам он едва не задыхался от волнения, пытаясь подобрать нужные слова.

— Странно, наверное… Я люблю тебя!

Алёна быстро подняла на него глаза, и в полумраке Виктор разглядел, как горят румянцем её щёки.

В комнате было тихо и темно. Только в углу тускло светился зелёный глазок радиоприёмника и мужской голос читал стихи:

Благословен и год, и день, и час,

И та пора, и время, и мгновенье,

И тот прекрасный край, и то селенье,

Где я был взят в полон двух милых глаз.

Благословенно первое волненье,

Когда любви меня настигнул глас,

И та стрела, что в сердце мне впилась,

И этой раны жгучее томленье.

Благословен упорный голос мой,

Без устали зовущий имя донны,

И вздохи, и печали, и желанья,

Благословенны все мои писанья

Во славу ей и мысль, что непреклонно

Мне говорит о ней — о ней одной…

Голос читавшего смолк под тихую протяжную музыку и диктор сообщил: «Вы слушали литературную передачу «Сонеты Петрарки». Читал Владимир Герцин. Товарищи радиослушатели, напишите, понравилась ли вам наша передача…»

— Вот интересно, зачем стихи пишут? — тихо промолвила Алёна на груди у Виктора.

— Ну, наверное, потому, что душа требует, — отозвался тот, нежно прижимая к себе её горячее тело.

— Витя!

— А?

— Как ты думаешь, что будет через год, через два?.. С нами будет?

— А ты чего хочешь, чтобы было?

— Что б мы с тобой расписались, хочу. Чтобы свадьба была, чтобы на всю жизнь запомнить! Платье хочу, белое, шёлковое с фатой. Туфли хочу тоже белые, на гвоздиках. Знаешь, Вить, я такие серьги видела в магазине для новобрачных… Знаешь, такие длинные и тоже белые…

— Распишемся… Обязательно распишемся, — одобрил Виктор. — Мне вот только в космос ненадолго слетать надо, а тогда и свадьбу закатим.

— Обещаешь?

— Обещаю… Ты верь мне, маленькая моя. Мне можно верить… Людям, вообще, нужно верить всегда… и в людей верить тоже.

Виктор поцеловал девушку в горячий сухой лоб и тихонечко пропел:

— Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперёд от звезды до звезды. На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы… Понимаешь?

— Угу, — пробурчала Алёна.

— Всё, давай спать, а то завтра просплю на работу обязательно…

Голос Виктора звучал глухо и далеко, откуда-то из глубины его грудной клетки. Алёна слушала его, и на душе у неё становилось легко и тепло. Может, и в самом деле, они когда-нибудь пройдутся по тем тропинкам на чужих планетах — вместе с ним, рука об руку, живя долго и счастливо, до самой смерти?

Веки у неё медленно тяжелели и смыкались, а по телу разливалась сладостная истома.

Часть 1. Глава 6

глава шестая

ВОДЫ СТИКСА

В дверь позвонили, затем ещё раз.

Керри очнулась от тяжёлой дрёмы, в которую она впала полчаса назад, ожидая возвращения Роберта. На часах было уже десять после полудня. За окнами начинало смеркаться, а муж до сих пор не вернулся. И на телефонные звонки он не отвечал. Прождав Роберта два часа в бессмысленном хождении по комнатам, иногда выходя на улицу и тревожно прислушиваясь к далёким звукам проезжающих мимо машин, Керри сдалась и обессилено рухнула на диван в гостиной, пытаясь унять разыгравшуюся нервную дрожь стаканом крепкого виски. В груди у неё постепенно родилось и выросло тяжёлое гнетущее чувство, усиливавшееся с каждой минутой. Перед мысленным взором Керри стояло лицо Роберта, которого окутывало мрачное покрывало нехорошего предчувствия — предчувствия страшной беды. И вот этот нетерпеливый звонок в дверь.