Заговор против террора - Алекс Маркман

«Объясняет, как в детском саду, — подумал Берия. — Сказал бы сразу, кого расстрелять, и точка».

— Самым ярким примером этого является его дружба с Жемчужиной, — не унимался Сталин со своими объяснениями. Все четверо слушали его, как откровения Христа, и только Булганин порой отхлебывал грузинское вино. — До чего дошло! Михоэлс был ее лучшим другом. Жена члена Политбюро, министра иностранных дел, дружит с врагами Советской власти! Не прекращает общаться с членами ЕАК и другими подозрительными личностями!

Сталин снова отхлебнул свою водо-винную смесь, чтобы смочить горло. Воспользовавшись короткой паузой, Маленков вставил:

— Пользуясь вашими мудрыми указаниями, товарищ Сталин, мы после закрытия ЕАК составили список тех, кто должен быть арестован в январе. Туда включены не только члены этого комитета, но и те, с кем они тесно общаются.

Сталин согласно кивнул, снова приложился к фужеру, и уставился перед собой, обращаясь ко всем.

— Абакумов составил списки людей, занимающих высокие должности в партии и правительстве, у которых есть родственные связи с евреями. Он провел хорошую, добросовестную работу. Всех в списке надлежит арестовать и допросить, и если обнаружатся среди них враги народа, их надлежит расстрелять. Но вначале нужно навести порядок у себя дома. Начнем с Политбюро, ибо правильно говорит русская пословица: рыба гниет с головы.

Берии захотелось крикнуть из озорства: правильно, вождь наш великий, правильно. С головы.

— У Молотова жена — еврейка. Да еще какая! Сотрудничает с вражеской разведкой. У Андреева жена — еврейка, да еще на ответственной работе. У Ворошилова, этого старого хамелеона, тоже жена еврейка. Их надлежит арестовать в первую очередь. — Он посмотрел на Берию. — Будешь контролировать МТБ вместе с Маленковым. — Глянув на Маленкова, он сказал: — Ты, Маленков, контролируешь партию. Нужно выкорчевать из нее враждебные и идеологически вредные элементы.

Берия хорошо понимал, почему Маленков взволнованно заерзал на стуле от радости.

Сам Хозяин дал ему карт-бланш расправиться с Вознесенским и всем ждановским окружением.

Обратившись к Хрущеву, вождь спросил:

— Как у тебя, Никита, обстоят дела на Украине?

— Списки уже составлены, товарищ Сталин, — бодро откликнулся Хрущев. — Мы уже раскрыли и арестовали немало врагов Советской власти, но поскольку евреев у нас слишком много, работа еще не завершена. Но мы не собираемся останавливаться на достигнутом. Много еще предстоит сделать.

Лицо Хрущева светилось преданностью и благоговейностью перед авторитетом и мудростью вождя. Берия хорошо знал, как люто Хрущев ненавидит Сталина. Не меньше, чем он сам, Берия.

— Хорошо, — похвалил его Сталин.

Несомненно, продолжал рассуждать Берия, Сталин принимает показуху Хрущева за чистую монету, хоть и с некоторой долей подозрительности. Понимает, старый пес, что на преданную любовь даже близкого окружения нельзя рассчитывать. — Я уверен, что в еврейском вопросе я могу на тебя положиться.

— Вы можете на всех нас в этом вопросе положиться, — неожиданно сказал Булганин.

Вот это да, мысленно воскликнул Берия. Молодец, Булганин. Если нужно провалить какие-нибудь дело, его нужно поручить Булганину. Поэтому Сталин ничего ему не поручает.

— А у тебя, Булганин, как дела в твоем военном министерстве? — благодушно спросил Сталин, как будто только сейчас заметил присутствие военного министра.

Этот вопрос вождя сгустил проступивший от выпитого вина румянец на щеках Булганина.

— У нас в министерстве мало евреев, — сообщил Булганин. Ожидать от него конкретных цифр было бессмыслицей. — Мы их стали устранять от службы еще в конце войны, следуя вашему мудрому руководству, товарищ Сталин, и проводили эту работу добросовестно все это время. Практически в верхнем эшелоне армии евреев не осталось.

Сталин перестал его слушать и снова обратился к Берии.

— С чего ты начнешь выполнять задачу?

У Берии захватило дух от радости, вызванной доверием Сталина. Сказать бы сейчас вслух: «С вас, товарищ Сталин. Ведь у вас невестка, жена покойного вашего сына Якова, еврейка. Правда, вы отмежевались от нее, посадив пожизненно в камеру-одиночку, но вот от остальных родственных связей с евреями вы отмежеваться так и не смогли. Муж вашей любимой дочери Светланы Григорий Мороз — тоже еврей. Стало быть, ваш внук Иосиф, родившийся от этого брака, должен быть арестован вместе со Светланой и заодно с главным архитектором этой политики, товарищем Сталиным. А Маленкова мы простим, ведь Валя, его дочь, предусмотрительно развелась со своим мужем евреем».

Ничего этого Берия, конечно, не произнес, но когда-нибудь он сможет это высказать вождю. Вслух он воздал хвалу мудрейшему из мудрейших и торжественно объявил, что немедленно приступит с Абакумовым к расследованию преступной деятельности ЕАК и всех нитей, тянущихся к правительству от этой преступной организации. То бишь, к Жемчужиной, жене Молотова, к Доре Моисеевне, жене Андреева, и, разумеется, к жене Ворошилова. О евреях, участвующих в проекте атомной бомбы, Берия не упомянул, а Сталин не спросил. Туда нити сионистского заговора не протянулись. Там, где евреи позарез нужны, заговоров не происходит.

— Снять евреев со всех ответственных постов по всей стране, — вещал вождь. — Для этого нужно провести подготовительную работу. Абакумов также составил списки работников МТБ, подлежащих увольнению и аресту.

Вождь не просто отдыхал в Сочи, мысленно улыбнулся Берия. Ни на секунду он не перестает думать о своей власти и способах ее сохранения. Только вот, зачем ему такой масштаб? Ограничился бы ЕАК. Впрочем, на каждом уровне власти свои соображения.

Маленков выступил с очередным тостом хвалы вождю и объявил, что списки евреев-партийцев, которых нужно ликвидировать в первую очередь, уже составлены. Если их оставить, они будут тормозить чистки в промышленности и науке на местах. Сталин с добродушной усмешкой по-отечески похвалил его за прозорливость и исполнительность.

— Начнем с Жемчужиной, — сказал Сталин, глядя на Берию. — Заслушаем на собрании Политбюро результаты следствия Абакумова, которые неоспоримо подтверждают ее преступные действия и аморальное поведение. Если Молотов терпит ee хулиганство или не знает о нем, то мы в наших рядах это не потерпим.

— Разумеется, — горячо поддержал его Берия, а про себя произнес: «Ocoбенно хулиганствa мы не потерпим. Только вы и я, товарищ Сталин, имеем право на это».

Сидели, как обычно, до утра. Говорили о менее важных проблемах: Китай, план Маршалла, ожидаемый мировой экономический кризис, экономика внутри страны. Вождь потеплел, шутил и заставлял Хрущева пить сверх меры. На прощанье вождь каждому пожал руку.

Выйдя на морозный воздух, Маленков стал громко и весело рассказывать Берии какую-то ерунду. Берия понял: ждет, пока уедут Хрущев и Булганин. Когда их машины исчезли за воротами дачи, Маленков сказал, понизив голос почти до шепота:

— С евреями нужно повременить, Лаврентий. Арестовать их следует, чтобы не злить хозяина, но следствие надо затянуть. В первую очередь убрать Вознесенского, Кузнецова и всю ждановскую братию. С двумя процессами нам не справиться. Если с евреями дело пойдет вкривь и вкось, Кузнецов воспользуется этим, чтобы съесть нас. А гладко у нас с евреями не пойдет. Громкий процесс не получится, не тридцать седьмой год. К тому же, сам знаешь, пока Абакумов — министр, Хозяину ничего не стоит прихлопнуть нас.

— Согласен, — сказал Берия. — Я уже думал об этом.

— Сможешь ты притормозить Абакумова с евреями? — спросил Маленков.

— Давай, поговорим об этом завтра, — предложил Берия. — Я расскажу тебе мой план.

Часть 2. Год 1949-й

Глава 1

На день рождения Кирилл подарил Софе радиолу. В субботу вечером, после рабочего дня, он приехал к ней и поставил новенький ящик на стол, а сверху положил открытку с поздравлениями и уверениями в бесконечной любви. Софа была тронута.

— Спасибо, родной, — она поцеловала его в губы. — Мы справим мой день рождения вдвоем. Приглашать мне некого, кого-то из моих друзей и знакомых, как ты знаешь, забрали, остальные поразбежались после института. Боюсь, и я пойду вслед за ними. Мне часто по ночам кошмары снятся.

Кирилл поднял крышку, водрузил на вращающийся диск пластинку и опустил на нее иглу звукоснимателя. Комнату заполнила мелодия романса. Низкий женский голос разливался сладкой тоской: «И весна мне не на радость, коль зима в душе моей.». Кирилл усмехнулся Весна пришла, но радостей она не принесла.

Софа присела на кровать и вся отдалась мелодии. Когда песня закончилась, она тихо проговорила:

— Устала я, Кирилл. Еще года нет, как я устроилась на работу, а уже устала. От обстановки на работе устала, от ожидания, что и за мной придут. Что будет, Кирилл? Что будет с нами? Что будет со мной?