Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Фарнсворт Уорд

Это довольно неприятная перспектива. Однако большинство ученых считает, что в ней искажается та причина, из-за которой Сократ столь рьяно добивается от своих собеседников четких определений[114]. Он вовсе не думал, что, не дав определения феномену X, его невозможно познать. Он требовал дефиниций, поскольку они позволяют разбираться в трудных ситуациях. Они ставят вас в положение эксперта. Конечно, мы и без определения кое-что знаем, но нам не хватает ясности. У нас есть лишь интуитивное понимание вещей, которое иногда приводит к истине, а иногда нет, – и потому оно представляется не слишком надежным. Большинство злодейств, больших и малых, совершаются людьми, которые придерживаются принципа «узнáю, когда увижу». И если мы не можем дать четкое определение понятия, то мы все же способны получить некое предварительное знание о том, что одна вещь вполне может служить примером другой. А это, в свою очередь, позволяет нам сказать: «У меня есть рабочее определение, которое кажется верным; я откажусь от него, как только оно будет опровергнуто, но это произойдет лишь в результате опытной проверки, а пока до опровержения еще далеко». Сократическое мышление приветствует обобщения, в том числе и ошибочные – при условии, что вы учитываете их ошибочность и готовы использовать их лишь до тех пор, пока не найдете вариант получше. Чего Сократ терпеть не может, так это обобщений, которые собеседник считает безальтернативно верными, не понимая при этом, чтó с ними не так и почему[115].

Довольно ограниченное использование принципа «узнаю́, когда вижу» вполне соответствует тому, как действует Сократ. Он с готовностью обменивается с Лахетом примерами мужества, обходя стороной дефиницию термина. Сократ здесь верен себе: в том, что касается этики, есть вопросы потруднее, а есть попроще; от простых можно отталкиваться, подходя к более сложным. Не исключено, что простые тоже можно сделать сложнее, чем они кажутся, но сократический ум обычно распознаёт, где это требуется сделать. Порой, когда интеллектуальное изыскание терпит неудачу, Сократ и сам готов «узнать, взглянув». В «Хармиде», например, ему с собеседниками не удается дать хорошее определение рассудительности (или самоконтроля – с точностью перевести сложно)[116]. Но у Сократа все равно есть идея, как двигаться дальше, и он предлагает юному Хармиду решение.

Хармид, 175e–176a

СОКРАТ. Из-за себя я на это не так уже негодую; но за тебя, мой Хармид, мне было бы очень досадно, если бы ты, столь видный собою и вдобавок обладающий столь рассудительной душой, не извлек никакой выгоды из своей рассудительности, и она не принесла бы тебе своим присутствием никакой пользы в жизни. А еще более досадно мне из-за заговора, которому научился я у фракийца, – я выучил его со столь великим трудом, а он оказался непригодным для стоящего дела. Однако я все же не думаю, чтобы это обстояло таким образом; скорее всего я просто негодный исследователь: ведь рассудительность – это великое благо, и, если бы ты обладал ею, ты был бы блаженным человеком. Но посмотри, может быть, ты ею и обладаешь, и вовсе не нуждаешься в заговоре: ведь если она у тебя есть, я скорее буду советовать тебе считать меня пустословом, неспособным что бы то ни было исследовать с помощью рассуждения, а тебя самого, насколько ты рассудительнее меня, настолько же почитать и более счастливым.

В диалоге Хармид изображается юношей. Реальный Хармид был учеником реального Сократа, а также дядей Платона. Позднее он стал одним из Тридцати тиранов.

Платоновское смешение и разделение. Занимаясь выработкой определений в более поздних диалогах, Сократ прибегает к способу, известному как смешение и разделение. Этот подход больше ассоциируется с Платоном, чем с Сократом, но рассмотреть его хотя бы вкратце полезно, поскольку он имеет отношение к нашей теме. С помощью него можно дать определение предмету, сначала поместив его в одну из двух категорий, затем разделив ее еще на несколько категорий, и так далее. В «Софисте» он используется для определения рыбака. Метод описывается на нескольких страницах, а затем один из собеседников (не Сократ) подытоживает:

Софист, 221a–c

ЧУЖЕЗЕМЕЦ. Теперь, значит, мы с тобой не только согласились о названии рыболовного искусства, но и получили достаточное объяснение самой сути дела. Оказалось, что половину всех вообще искусств составляет искусство приобретающее; половину приобретающего – искусство покорять; половину искусства покорять – охота; половину охоты – охота за животными; половину охоты за животными – охота за живущими в текучей среде; нижний отдел охоты в текучей среде – все вообще рыболовство; половину рыболовства составляет ударная охота; половину ударной охоты – крючковая; половина же этой последней – лов, при котором добыча извлекается после удара снизу вверх, – есть искомое нами ужение, получившее название в соответствии с самим делом.

Процесс повторяется в ходе определения софиста и (в следующем диалоге) политика[117].

Определение понятия посредством такого разделения получило название диэрезы. Этот подход связан с теорией идей Платона. Похоже, он считал, что предметы, оказавшиеся в одной категории, связаны по природе. Сейчас большинство людей в это не верят, поэтому они не обращаются к диэрезе для определения чего бы то ни было. Однако, если рассматривать предмет таким образом, о нем все равно можно кое-что узнать, поскольку процедура разделений заставит вас сравнивать предмет с другими вещами и анализировать, чем он на них похож и чем отличается.

Однако отложим в сторону метафизические представления Платона, выходящие за рамки нашего исследования. Мы просто можем рассматривать смешение и разделение как один из видов систолы и диастолы. Обратим внимание на следующий комментарий к методу, который Сократ предлагает в «Федре».

Федр, 266b–c

СОКРАТ. Я, Федр, и сам поклонник такого различения и обобщения – это помогает мне рассуждать и мыслить. И если я замечаю в другом природную способность охватывать взглядом единое и множественное, я гоняюсь «следом за ним по пятам, как за богом»[118]. Правильно ли или нет я обращаюсь к тем, кто это может сделать, знает бог, а называю я их и посейчас диалектиками.

Таков еще один подход к идеям, освещенный в этой главе: систола означает взгляд на множество идей как на единое целое, а диастола – на одну вещь как на целое множество. В предыдущей главе уже отмечалось, что Платон всю жизнь любил прибегать к вопросам и ответам. То же самое подтверждает и его увлечение систолой и диастолой. По мере уточнения своих воззрений он обращался к ним для разных целей.

9

Аналогии

Сократ задает серьезные и абстрактные вопросы. Что есть хорошая жизнь? Что есть знание? Что есть справедливость? Вместе с тем он избегает разговоров о них в столь же серьезных и абстрактных терминах. Чтобы показать, является ли то или иное утверждение «рабочим», он привлекает простые примеры. Особенно ему нравится приводить аналогии, в которых абстрактные проблемы сопоставляются с повседневными, более знакомыми. Аналогии не аргументы, они лишь предлагают параллели. Однако с их помощью аргументы можно сделать убедительнее, а рассуждения – яснее. В этой главе мы рассмотрим, как Сократ создает аналогии и как он ими оперирует.

Аналогии типа «заполни пробелы». Иногда для продвижения беседы он обращается к неполной аналогии. Философ показывает ее начало, а на собеседника ложится ее завершение. Как мы помним, в «Лахете» Сократ спрашивает, что такое мужество. Партнер по диалогу предлагает ему пример. Сократу приходится объяснить, что ему не нужны отдельные примеры – ему нужно определение, которое охватило бы их все. И он прибегает к аналогии.