Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

Солдаты принялись за рытье. Сняв верхний слой земли, они натолкнулись на скалу и, как ни долбили ее кирками и лопатами, ничего не могли сделать.

- Сплошной камень. Я надеюсь, что вы удовлетворены? - спросил Борейко у чиновника.

- Не совсем! - И он попытался сам копать. Но скала не поддавалась, и чиновник со вздохом сожаления отошел в сторону.

- Какая-то стерва указала место ямы! Блоха, разузнаешь кто и доложишь мне, - сердито говорил Борейко, направляясь в казарму.

- Не зря, значит, мы вчера разжились у моряков цементом. Недаром они уверяли, что он враз схватывается и через час его и ломом не пробьешь. На кораблях им заделывают мелкие пробоины, - проговорил наводчик Кошелев.

- Но как мы потом сами доберемся до картошки? - усомнился Борейко.

- Не извольте беспокоиться, вашбродь. До своей картошки, да не добраться?

Не может того быть. Буркой взорвем, а достанем, - успокоил Блохин.

Пока интендант тщетно пытался обнаружить скрытые запасы, врачи обсуждали возможность превращения казармы в лазарет.

- Работы по переоборудованию мы сможем произвести сами. У нас есть инженер, только укажите, что и как надо делать, - пояснил Жуковский.

- Кто имеется у вас из медицинского персонала?

- Ротный фельдшер и добровольная сестра Назаренко, - сообщил Жуковский.

- Пришлем еще одну сестру - и хватит, - обрадовались эскулапы. - Можно двигаться и домой. Как у вас дела, господин кладоискатель? Может, присоединитесь к мам? - спросили у подошедшего интенданта.

- Придется приехать в другой раз! По-видимому, все вывезено с батареи в потайное место, - сумрачно отозвался чиновник.

- Приезжайте хоть сто раз, ничего не сыщете! - усмехнулся Борейко.

После отъезда генерала и врачей Жуковский вызвал к себе Назаренко и спросил его напрямки, не он ли сообщил об излишках продовольствия на Утесе.

- Я себе, вашскродие, не враг! Сам из солдатского котла харчуюсь, - даже обиделся фельдфебель.

- Разыщи кто и доложи мне, - распорядился капитан.

Прошел день, другой, а виновный не находился.

Борейко ругал солдат и требовал найти доносчика во что бы то ни стало.

Наконец Родионов доложил, что донес интендантам писарь Пахомов.

- После службы он метит в жандармы, вот теперь и практикуется, - пояснил он.

- Я с ним расправлюсь сегодня же, - объявил поручик.

- Не стоит вам, вашбродь, об него руки марать. Мы сами тишком да миром накажем его так, что всю жизнь помнить будет.

- Чур, только не до смерти, - предостерег Борейко. - А то начнутся суды да пересуды, и командиру роты и мне может нагореть.

В ту же ночь писаря подкараулили, когда он вышел на двор, и устроили ему темную. Борейко сквозь сон слышал приглушенные крики и сопение, но вмешиваться не стал. Наутро, избитый до потери сознания, с переломанными ребрами, Пахомов был отправлен в госпиталь, где провалялся больше месяца, но не подмел ничего рассказать о случившемся с ним происшествии.

На Утес неожиданно приехала Рива. Сойдя с линейки, она сняла свои два чемодана и беспомощно стала озираться вокруг.

- Зачем изволили к нам пожаловать, сударыня? - окликнул ее из окна Жуковский.

- Нельзя ли видеть Борейко или Звонарева? Я назначена сюда сестрой.

- Милости просим, сестрица, - приветливо проговорил капитан, выходя на крыльцо. - Позвольте, я поднесу ваши чемоданы. - И он ввел Риву в свою квартиру. - Я сейчас прикажу позвать поручика и прапорщика. Простите, не знаю вашей фамилии, сестрица.

- Блюм.

- Капитан Николай Васильевич Жуковский.

- Очень рада познакомиться. - И они обменялись рукопожатием.

- Ривочка, каким ветром занесло вас сюда? - спросил вошедший Борейко.

- Я назначена на Утес в лазарет для слабосильных, только я ничего здесь не знаю.

- Мы немедленно прикомандируем к вам Сергея Владимировича, он все покажет и расскажет, - улыбнулся Жуковокий.

- Он и без этого станет около Ривочки на мертвые якоря, - заметил Борейко.

- Не смейте обижать Сережу, он славный мальчик и никогда ничего лишнего себе не позволит.

Вскоре появился и обрадованный Звонарев.

- Переселяйся-ка, брат, из своей комнаты ко мне. Она нужна Ривочке, встретил его Борейко.

Появление Ривы на Утесе - внесло оживление в жизнь батареи. Звонарев под различными предлогами целый день "советовался" с ней. Борейко подсмеивался над Акинфиевым, предсказывая появление у него неких костных новообразований на голове.

Жуковокий целыми вечерами рассказывал ей о своей семье. Гудима усиленно подкручивал усы. Даже Чиж пытался быть элегантным кавалером, но успеха не имел. Шура, вначале стеснявшаяся присутствия Ривы, быстро сдружилась с ней.

Солдаты на батарее - и те гадали, кто завоюет благосклонность Ривы.

- Не иначе, как прапорщик, - он за нею вовсю ухлестывает, - предрекал Лебедкин.

- Нет, ребятки, - вмешивался Блохин, - командир женат, у Гудимы - Шурка, у прапора - Варька, один наш Медведь холостяком ходит. Она ему и достанется, помяните мое слово, - уверял он.

Но поручик продолжал, к великому огорчению Блохина, относиться к Риве с чисто дружеской иронией.

Вечером, в день приезда Ривы, Борейко собрал солдат и организовал хоровое пение. В тихом вечернем воздухе понеслись стройные звуки мощного мужского хора.

Поручик перекрывал всех своим могучим басом. На небе мерцали по-южному яркие звезды. В воздухе проносились блестящими точками летающие светлячки, с берега доносился извечный шум прибоя, да по темной поверхности моря ползали бледные щупальца прожекторов. И над всем этим лилась широкая русская песня...

Из-за гор глухо доносилась отдаленная стрельба. Рива сидела как зачарованная рядом с Жуковским.

- Часто у вас бывают такие прекрасные концерты? - спросила она.

- Почти каждый день. Борис Дмитриевич большой мастак по этой части.

Спокойно текла жизнь на Утесе, и только доносившийся издалека глухой рокот стрельбы да рассказы о бомбардировках города напоминали о войне, Семнадцатого июля японцы подошли к крепости и, освоившись с позициями, двадцать седьмого июля атаковали русских.

Им удалось занять передовые позиции крепости на восточном участке обороны - хребты Дагушань и Сяогушань. В течение первого и второго августа захватили они на Западном фронте горы Трехголовую и Передовую. Таким образом, к третьему августа на восточном участке они подошли к главной линии обороны и продвинулись по направлению к основным опорным пунктам Западного фронта-горам Высокой, Плоской, Дивизионной и Водопроводному редуту. Все это делало возможным общий штурм крепости.

Утром третьего августа прошел довольно сильный дождь, очистивший и освеживший воздух. На всем фронте было совершенно тихо. Артиллерия молчала, и лишь изредка раздавались одиночные ружейные выстрелы. Н русские и японцы усиленно окапывались на своих позициях Около десяти часов утра со стороны Волчьих гор появилась группа японских всадников с большим белым флагом и направилась к передовым позициям крепости. Выехавшему навстречу офицеру они объяснили, что майор японского генерального штаба Ямаоки желает передать генералу Стесселю письмо своего командующего.

- Я прошу вас, господин поручик, немедленно сообщить об этом вашему генералу, - любезно улыбаясь, проговорил майор.

- Сейчас же дам знать о вашем предложении по телефону в штаб крепости.

Пока же не откажите в любезности подождать здесь. Я прикажу подать сюда чай и кофе.

Японцы низко кланялись. Вскоре подошли еще офицеры и стрелки, и между недавними врагами завязалась дружеская беседа. В наскоро разбитой палатке сервировали стол.

- Должен огорчить доблестных защитников Артура сообщением о гибели русского крейсера "Рюрик" в морском бою у Корейского пролива первого августа. Русская эскадра, как и в бою под Шантунгом, сражалась с таким исключительным мужеством, что адмирал Того счел нужным довести об этом до сведения нашего имлератора, - сообщил по-русски Ямаоки.

- А где наши суда, не вернувшиеся в Артур? - задали вопрос русские.

Майор так же обстоятельно рассказал о судьбе каждого корабля.

- Как велики ваши потери в этих морских боях?

- У нас их нет, - ответил японец.

Ему не поверили.

Вскоре прибыл начальник штаба Стесселя полковник Рейс. При его появлении все офицеры вскочили. Ямаоки представился полковнику и передал ему пакеты.

Выпив затем по бокалу вина, русские и японцы разъехались по своим местам.

Через четверть часа перестрелка возобновилась.

Стессель сам вскрыл пакет и начал рассматривать присланные бумаги. Они были на японском языке, и генерал мог разобрать лишь подписи.

- Генерал барон Ноги и адмирал Того. Интересно, что могут они писать мне?

- Я сейчас переведу, ваше превосходительство, - заторопился Рейс. - Тут имеется еще пакет морякам и небольшое письмо вашей супруге.

Весть о присылке японского парламентера быстро облетела весь Артур. В штаб один за другим прибыли Фок, Кондратенко, Смирнов, Белый и адмиралы князь Ухтомский и Григорович.