Падающий цветок (СИ) - Форс Элен

Наклоняюсь и целую её.

Когда ты живешь кочуя в пустыне, тебе не нужно собирать вещи. Они, итак, всегда собраны.

Меня охватило лёгкое возбуждение. Неужели мне удастся выбраться отсюда и увидеть Рим? Может быть в будущем мне удастся поговорить с родителями, и даже познакомить их с внуком.

У меня появилась призрачная надежда.

Собрав волосы в пучок и укрыв голову платком, я посмотрела на себя в зеркало. Теперь я другая.

- Через несколько часов за нами приедет машина. – Зейд тоже выглядит воодушевлённым. Он подходит ко мне со спины, обнимает, крепко прижимая к себе. Он старался меня не торопить. Дать время привыкнуть к статусу наших отношений. – Совсем скоро мы начнём новую жизнь.

- Мне очень нравилось жить здесь, но сейчас мне не терпится оказаться в Италии, скинуть с себя маску Виам и, наконец, стать Викторией. – признаюсь ему, выдавливаю улыбку и тут же смущаюсь. – Мустафа сегодня ночью практически не спал, предвкушаю большее путешествие.

Жизнь и вправду налаживалась.

Зейд старается держать свои руки четко на моей талии, но его дыхание щекочет мне шею. Он так близко. Делаю над собой усилие, кладу поверх его свои руки. Поглаживаю их и откидываю голову назад. Меня все еще потряхивает и тело очень напряжено, но пора делать первые шаги к сближению.

Чувствую, что он хочет поцеловать меня, но не решается. Ждёт любого намека с моей стороны, сигнала, что можно действовать.

Часто-часто моргаю. Я ни с кем не целовалась по-настоящему кроме Ахмеда. И никогда не хотела…

Зейд безошибочно чувствует мою неуверенность, немного отступает – целует меня в губы нежно, бережно, едва касаясь.

- Не будем торопиться.

С благодарностью стискиваю его руку.

- У нас гости! – восклицает раскрасневшаяся Эсме, влетая в шатер.

- Тебя не учили, что нельзя так заходит в чужие затраты. – мужчина явно разочарован ее появлением. – Какие гости?

- Там машина и несколько всадников! – женщина возбуждена. А я вновь вся напрягаюсь, меня охватывает нехорошее предчувствие. Подхожу к шатру и отодвигаю немного тяжелую ткань в сторону, рассматривая гостей.

- Это Эмир. – неживым голосом говорю я, отказываясь верить в происходящее. Счастье ускользает из-под моих пальцев.

- С чего ты взяла? – Эсме равняется со мной.

- Это ЕГО машина. – чеканю я, не узнавая себя. Машина заезжает во двор. Рёв мотора оглушает.

- Откуда тебе знать, как выглядит машина Эмира?

Я не отвечаю ей, пытаясь успокоиться. По щекам текут слезы.

- Нужно поприветствовать гостей. – холодно говорит Зейд и выходит во двор. Одному Богу известно – зачем сюда приехал Эмир. Но моё сердце знает. Оно все чувствует.

- Пойдем, познакомимся с Эмиром! – Эсме тянет меня за рукав, увлекает за собой, но я врастать в пол. Упираюсь и не двигаюсь ни на миллиметр.

- Я догоню. Зафиксирую платок.

Когда Эсме уходит, я сажусь на подушку и беру в руки зеркало. Вновь рассматриваю свое отражение, намеренно медленно фиксирую платок на голове. Одеваю тяжелые серьги, которые мне когда-то подарила Эсме. Начинаю красить глаза, обвожу их чёрным карандашом, подчеркиваю синеву глаз.

Не хочется ударить лицом в грязь перед царской семьей.

+++

Ахмед.

Жизнь бедуинов никогда меня не привлекала. Кочевнический образ жизни был не для меня. Романтика на матрасе под звездным небом не прельщала.

Лицо Зейда говорило само за себя. Он так стремительно выскочил из шатра мне на встречу, что я не удержался. Злорадный смех вырвался из себя против воли.

Сейчас я напоминал льва в клетке. Меня просто раздирало на части.

Все эти годы она пряталась здесь. Пока я не находил себе места и искал ее, она жила в свое удовольствие здесь. Развлекалась со своим дружком, втаптывая меня в грязь.

Вот о каком секрете говорила Абда.

- Ахмед? – Зейд даже не пытался быть приветливым. Как и я.

- Сука. – выплевываю ему в лицо и заношу кулак. Мне хочется прибить эту тварь. Я вздёрну его.

- Что происходит? – Халиф ибн Амра, отец Зейда, выбегает нам навстречу. Он напуган, как и все его бедуины. – Великий Эмир, в чем вина моего сына?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 11. Гнев 

Усмехаюсь, вглядываясь в лицо взволнованного Зейда. Вижу, как его колотит и ломает, как ему хочется нанести мне ответный удар. Но не может. Того, кто поднимет руку на Эмира – ждёт смерть. Крылья носа бедуина подрагивают, набирая воздуха.

Я готов вынести ему приговор, уничтожить тварь.

- Папа! – звонкий, уже знакомый голос, отвлекает меня. Мальчик шустро проскальзывает мимо всех и цепляется за руку Зейда, всматриваясь в его разбитое лицо. В нем больше благородства и смелости, чем во всех присутствующих.

Теперь я смотрю на него другими глазами. Раньше мне казалось, что я находил в Мустафе сходство с братом. Теперь я вижу в нем свои черты. Меня передёргивает. Чтобы успокоиться, достаю сигареты из кармана и закуриваю, поднимая голову вверх и выпуская дым, рассматриваю идеально голубое небо.

Нужно же было быть таким слепым? Почему я не заметил этого сразу?

Злость пробирает до костей, выжигает любые другие чувства. Хочу крови. Мести. Сравнять здесь все с песком. Убить каждого – кто причастен к моей разлуке с этим мальчиком. Нутро не обманешь. Не нужно видеть жену Зейда, чтобы увериться в том, что мальчиком рядом с ним - мой. Мой по праву крови.

Я молчу, и все стоят, не поднимая глаз.

- Папа, что случилось? – Мустафа напуган от вида крови, и это единственное, что заставляет меня держать себя в узде. Мне не хочется пугать его еще больше.

- Мустафа, иди ко мне. – мягкий голос, словно тёплый ветер, щекочет слух. Ее голос. Сколько ночей я слышал его во сне.

Сука! Сука! Сука!

Ведьма медленно, даже лениво, подошла к ним, кладя белоснежную кисть на голову мальчика.

Ее трудно было узнать в длинном платье, закрывающем все тело, рукава платья достигали ее изящных запястьев. На голове был платок, полностью скрывающий золотистые локоны. Но даже под этим ворохом ткани угадывался точеный силуэт. Моя фантазия уже ее раздела и обнажила передо мной. Даже спустя эти годы, я помню каждый сантиметр ее тела, каждый родинку, каждый изгиб.

Она выпрямилась и посмотрела на меня. Ее взгляд пронзил меня острее ножа: насквозь и в самое сердце. Ведьма и смотрела и прокручивала холодную сталь, заставляя меня истечь кровью и умереть. Она была холодна и безразлична. Смотрела так, будто и не узнала.

«Я любила тебя.»

Ее последние слова. В прошедшем времени.

Это должно быть важно для меня? Должно трогать?

Нет.

Но я бы хотел, чтобы она говорила эти слова в настоящем времени.

Потому что я «ненавижу» ее так сильно СЕЙЧАС. И в прошлом. С момента первой встречи. Возненавидел с первого ее танца. Знал, что вытрясет всю душу.

+++

Вика.

Закончив красить глаза, я поправила платок и снова посмотрела на себя.

Мне хотелось укутаться с головы до ног, чтобы не показывать себя ему. Даже этим макияжем мне хотелось скрыть свое бледное лицо.

Я сотню раз прокручивала в голове, как может пройти наша встреча. И каждый раз она заканчивалась по-разному. И ни разу ничем хорошим.

Ахмед не простит меня за побег, он хочет уничтожить меня за те фото с Мусой. Такие, как он, ничего не прощают.

С моей стороны было бы трусливо остаться в шатре, когда там Зейд отвечает за мои грехи. Он ни в чем не виноват, не заслуживает смерти. Если нужно, я отвечу за все сама, не позволю ему погибнуть.

От страха все моё тело деревенеет, становится непослушным и малоподвижным. Я с трудом переставляю ноги. Приходится идти медленно, чтобы не упасть на горячий песок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Перед глазами становится дымка, не вижу ничего перед собой.

Когда подхожу к сыну, сразу же замечаю его напуганное лицо. Они так и стоят напротив друг друга в кольце ошарашенный бедуинов.

Считаю до десяти, чтобы унять панику, поднимаю глаза и встречаюсь с его – зелёными, бездонными омутами, засасывающими меня. Время его сделало только красивее. Он словно вытянулся и стал шире.