Палач, или Аббатство виноградарей - Джеймс Купер

— Нечего было спать! Велел бы грести — и мы на веслах добрались бы до гавани, без риска для чьего-либо имущества. Доблестный барон де Вилладинг, мне понадобится ваше свидетельство; как гражданин Берна я прошу вас принять во внимание все обстоятельства!

Батист не был расположен выслушивать все эти, хоть и заслуженные, порицания, и он подступил было к раздраженному Никласу с угрозами, но Мазо грубо растолкал их, пустив в ход свои могучие кулаки. Это предотвратило потасовку, но словесная война продолжалась с такой яростью и в таких неумеренных выражениях, что Адельгейда и ее служанки, бледные и потрясенные, заткнули уши, чтобы не слышать ужасающих проклятий, от которых стыла кровь в жилах. Предотвратив драку, Мазо подошел к матросам. Он хладнокровно отдавал распоряжения, хотя теперь ему самому было ясно, что даже он, с его опытным глазом, не только не преувеличил, но, напротив, значительно преуменьшил опасность. Волны отныне накатывались на барк непрерывно; по их быстрому, громкому всплеску опытный моряк мог определить, что они довольно велики и верхушки их вспениваются. На берегу, судя по всему, заметили, в каком затруднении находятся путники. Огни зажглись вдоль всего побережья Веве, и нетрудно было угадать, даже на таком расстоянии, что люди в городе сильно обеспокоены.

— Не сомневаюсь, что они увидели наш барк, — сказал Мельхиор де Вилладинг, — и стараются что-то придумать, чтобы помочь нам. Роже де Блоне не будет наблюдать в праздности, как мы тут терпим бедствие, и то же я скажу о драгоценнейшем бейлифеnote 70, Петере Хофмейстере, который всегда готов прийти на помощь своему брату бюргеру и школьному товарищу.

— Никто не сможет прийти к нам на помощь, не рискуя собственной жизнью, — заметил генуэзец. — И потому нам лучше самим позаботиться о себе. Мне по сердцу мужество этого незнакомого моряка, и я полагаюсь на Бога!

Послышались новые возгласы: теперь и вторая сторона палубы была освобождена. Груда фрахта исчезла бесследно, и облегченный барк, казалось, обрел новые силы. Мазо подозвал к себе двух матросов, и они скатали парус, как это принято на суднах с латинской оснасткой; ибо сильный порыв знойного воздуха налетел на барк сбоку. Паруса, как известно, убирают при необходимости для большей безопасности. Мазо ходил посреди работающих, подбадривая их и отдавая распоряжения.

— Ты взялся за непосильную задачу, — обратился он к человеку, который напрасно силился сбросить тюк с палубы, — работай вместе со всеми, не трать времени даром.

— Я готов сдвинуть гору! Ведь мы боремся за свою жизнь! Моряк, нагнувшись, вгляделся в лицо говорившего и узнал студента из Вестфалии. Это он только что растрачивал попусту усилия, стараясь справиться с огромным тюком.

— Твоя звезда исчезла, — улыбнувшись, сказал Мазо, который был способен улыбаться и при гораздо более опасных обстоятельствах.

— Но моя возлюбленная все еще смотрит на нее и думает о том, кто находится сейчас в чужом краю!

— Держи! Я помогу тебе сейчас скинуть этот тюк в воду. Возьмись за него здесь; тут много силы не требуется, надо только действовать толково.

Объединив усилия, они сумели сделать то, что понапрасну тщился совершить студент. Тюк подкатили к сходням, и немец громко воскликнул от восторга. Барк накренился, и тюк полетел в воду; казалось, безжизненная масса вдруг обрела волю к движению благодаря своей огромной тяжести. Мазо пошатнулся, но как опытный моряк удержал равновесие; однако собеседника его не оказалось рядом. Встав на колени и вглядевшись во тьму, итальянец увидел, как огромный тюк исчез в воде вместе с мелькнувшей над ним ступней вестфальца. Мазо склонился, чтобы поймать его, но тело так и не всплыло на поверхность: наверное, бедняга запутался в веревках или, что еще вероятней, вцепился в тюк мертвой хваткой безумца, каковым его сделали чрезмерные переживания сегодняшней ночи.

Жизнь Маледетто была полна риска и опасностей. Он немало насмотрелся на то, как люди умирают, и умел держать себя спокойно посреди воплей и стонов и всех ужасов смерти, но никогда прежде ему не приходилось наблюдать столь краткий и безмолвный конец. Около минуты он вглядывался в темную, неспокойную воду, ожидая, что несчастный все же появится; но с исчезновением последней надежды поднялся на ноги, потрясенный, укоряемый совестью. И все же решимость не покинула его. Он понимал, что отвлекать сейчас людей от работы бесполезно и даже опасно; и потому злополучный студент перешел в мир иной без единого слова скорби. Исчезновения студента никто не заметил, не исключая тех, в чьей компании он провел день. И только девушка на берегах Эльбы, с которой он был связан уговором, долго смотрела на меркнущую звезду и горько плакала оттого, что ее верность не находит отклика. Ее чистая любовь на много лет пережила предмет воздыханий, прочно запечатленный в пылком девичьем сердце. Дни, недели, месяцы, годы протекли для нее в напрасном ожидании, но Женевское озеро хранит свои тайны; а тот единственный, кому была известна судьба ее возлюбленного, навряд ли часто вспоминал о несчастном случае, коих навидался превеликое множество за всю свою полную приключений жизнь.

Мазо вновь появился посреди толпы, держась уверенно, поскольку понимал, что властвовать успешно нельзя, не проявляя хладнокровия. Команда барка подчинялась теперь ему, потому что Батист, потрясенный и задыхающийся от гнева, был более не в состоянии внятно говорить или отдавать разумные приказы. К счастью для пассажиров барка, у капитана нашелся неплохой заместитель, ибо озеро сейчас было поистине грозно.

Требуется немало времени, чтобы описать все эти события, причем мысли опережают перо. Однако с тех пор, как озеро находилось в полном покое, миновало всего двадцать минут, и для втянутых в работу людей минуты эти пролетели совсем незаметно. Работа кипела, но и воздушные потоки не дремали. Провал в небе, где мерцал неестественный свет, затянулся, и ужасные грохочущие колесницы придвинулись ближе. Волна теплого воздуха трижды овеяла барк, который с каждым разом все резче соскальзывал с водяного вала, и лица путешественников обдавало прохладой, как если бы их обмахивал огромный веер. Душный воздух, скопившийся за день над озером, перемещался под натиском ледяных струй, спускавшихся от ледников; все это приводило к сильной качке.

Небо было теперь непроницаемо черным, и разыгравшееся озеро напоминало глухое, сумрачное ущелье, наполненное водой: величественная картина грозной ночи! На фоне бегущих облаков можно было различить только отроги Савойских Альп, похожие на отвесные стены, которые, казалось, были совсем неподалеку; разнообразные же плавно очерченные террасы хотя и выглядели менее угрожающе, были почти неразличимы в сумраке.