Кононов Варвар - Михаил Ахманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Больно вонючий, – возразил Ким, перекладывая кувалду с левого плеча на правое. Он уже шагнул к своему подъезду, но тут его озарила внезапная мысль. Остановившись, Кононов оглядел пустынный в вечернее время бульвар, лесок за серой лентой мостовой, громады домов с сияющими оранжевым светом окнами, блеклое небо и повисшую в нем луну – осмотрел все это и, не найдя ничего любопытного, поинтересовался: – Много народу ты уже отсканировал?
“Девяносто восемь тысяч триста пятьдесят шесть человек, – сообщил пришелец. – А что?”
– А то, что осталось четыре миллиона с гаком. На самом деле больше: я каблуки стопчу, бродя по улицам, но люди тоже не сидят на месте – кого-то ты отсканируешь вторично, кого-то вовсе не найдешь. А если еще учесть приезжих, дачников и все такое… Боюсь, что поиск наш растянется на годы!
“В Финляндии я справился за четырнадцать месяцев”, – возразил Трикси.
– Тут тебе не Финляндия, дружище. Сам говорил: финны не суетятся, не торопятся… А почему? Потому что живут в благополучном застое, а у нас эпоха перестройки, у нас народ шустрит и скачет. Ты хоть на Дрю посмотри! Утром он дома, потом в институте, потом на заправке и в мастерской, в три у меня, а после – у Леночки или у Анечки… а может, у Любочки, Милочки или Татьяны. Ну и где ты его найдешь?
“Я его уже проверил. В нем нет инклина”.
– Тот тип, в котором есть, может быть еще шустрее. Сегодня он здесь, а завтра на Канарских островах или в другом Петербурге, который во Флориде.
Трикси призадумался. Киму казалось, что он ощущает тоску и безысходность, которыми потянуло от пришельца, будто светлый июньский вечер вдруг превратился в январскую ночь, холодную и темную, когда на небе ни луны, ни звезд, а по бульвару свищет пронзительный ветер. Это чувство было таким внезапным и острым, что он содрогнулся и покачал головой. Потерять частицу сущности в миллионной человеческой толпе, разыскивать ее годами, зная, что за этой толпой другие, миллиардные, в которых потерянное сгинет, как золотая монетка в Марианской впадине… Трагичная судьба!
“Что ты предлагаешь?” – наконец мрачно осведомился Трикси.
– Я пораскинул своим трехпроцентным умишком и думаю, что тип, поймавший твой инклин, как-то отличается от нормы. Я ведь отличаюсь! – Ким небрежно поиграл кувалдой. – Пока ты в моем сознании, я, точно робот-трансформер, неуязвим и непобедим! Ты говорил, что инклин не просто сборщик информации, но может помогать носителю, содействовать его успехам… Значит, нужно отыскать везунчика! Такого, кому поперло год назад! Первым делом просмотреть газеты – может, объявился новый экстрасенс? Телепат, святой или целитель… Или кто-то исцелился сам… был паралитик, а теперь кидает молот и рекорды бьет… Или, скажем, у чиновника проснулась совесть, и он отдал свой особняк слепым детишкам. Дело неслыханное и потому…
“…заметное, – промолвил Трикси. – С этим я согласен! Но симбиоз между инклином и носителем возможен лишь при сознательном контакте, чему мешает ваша ментальная невосприимчивость. Поверь, я изучил этот вопрос! Я пересаживал свои инклины с близкой дистанции и наблюдал реакцию людей. Она была неоднозначной и временами очень странной”.
– А поконкретнее?
“Можно и поконкретнее. Так вот, одни инклин не замечают, и поведение их не меняется, другие испытывают дискомфорт различной степени, от беспокойства до сильного стресса. Есть такие, что временно сходят с ума… У третьих, в очень немногих случаях, вдруг пробуждается редкий талант, заложенный природой: эйдетическая память, дар гипноза, электромагнитная ориентация. Эффект, конечно, обратим – все исчезает с эвакуацией инклина. – Сделав паузу, Трикси пояснил: – Это определяется психологическим типом носителя, его способностью воспринимать инклин на подсознательном уровне. Люди разные, понимаешь?”
– Разные, – согласился Ким. – Отсюда вывод: ты проводил свои опыты на финнах, а у нас другая ментальность, и потому реакции будут другими. Ты слышал поговорку: что русскому благо, то немцу смерть?
“И что это значит?”
– Возможность подчинения инклина. Представь, что человек-носитель возобладает над ним подсознательно, не ощущая его присутствия и считая, что в нем проснулся естественный дар – тот самый, заложенный природой… Как тебе этот вариант?
“Он мне совсем не нравится, – без промедления откликнулся пришелец. – Не нравится, но исключить его я не могу. Ваш мир такой необычный и странный…”
– Мир! Мир – это еще цветочки, а ягодки – наша страна, – промолвил Ким и зашагал к подъезду.
Диалог шестой
Пальцы танцуют по клавишам мобильника, те загораются мягким зеленым светом. Долгие мелодичные гудки… Потом голос:
– Слушаю.
– Славик, ты?
– Дарья Романовна? Даша, Дашенька, где же вы пропадали! Тут такое… такое творится!.. Мы все…
– Помолчи, Славик. Где я была, неважно – считай, болела. Теперь выздоровела… Что с нашим заведением?
– С заведением? Ммм… Можно сказать, процветает, Дарья Романовна! Налоги уплачены, аренду продлили, ассортимент расширили… Ну а доходы… Тут я, признаюсь, не в курсе.
– Не в курсе? Ты мой управляющий и должен…
– Я ваш, Дашенька, душой и телом ваш, но я уже не управляющий. Вы разве не знаете, что Павел Павлович поставил Ерчуганова? Его человек, его хозяйская воля и власть… Так что о доходах – к Ерчуганову, а я теперь хожу в завхозах. Продукты там купить, пиво завезти и протереть тарелки да стаканы…
Молчание. Потом:
– Я не знала. Ты, Славик, не думай, что я вас бросила. Я в самом деле заболела. Тяжелый случай помешательства… Бывает! Но проходит.
Снова молчание.
– Где вы сейчас, Даша?
– В машине. В город еду. Уже проехала Парголово… Вот что, Славик, скажи Селиверстову…
– Он, Дашенька, уже у нас не служит. Ерчуганов своих охранников привел. Зовутся секьюрити, а по виду – бандиты.
– Ты, Славик, не перебивай хозяйку! Во-первых, скажи Селиверстову, чтоб завтра был на месте. Непременно! Во-вторых, ты не завхоз, а управляющий. Мой менеджер! Помнится, раньше мы без завхоза обходились.
– А что с Ерчугановым? И с его качками?
– Захотят по-доброму, уйдут. Не захотят, сделаю из них мясо по-цыгански. Или соус бешамель.
– Простите, Дарья Романовна… ммм… не очень удобно спрашивать… а как же ваш супруг?
– Думаешь, из него не получится соус? Тишина. Короткий смешок в трубке.
– Понял. Осознал! Прочувствовал! Сказать Селиверстову, чтоб озаботился подмогой?
– Сами справимся. Вот что, Славик… С квартирой – с той, что над баром, – все в порядке?
– В полном, Дашенька. Ерчуганов про нее не знает, и Павел Павлович, думаю, тоже. – Пауза. – Только зачем вам в нее? Поживите у нас или хотя бы переночуйте. Оля моя, так с радостью!
– Спасибо, Славик, спасибо, милый… Не надо. Не хочу для вас неприятностей. А еще… еще помнишь, что о кошках сказано? Кошки гуляют сами по себе.
Глава 7
Битва в лесу
Должен признаться, что мне приходилось убивать. Уже в зрелом возрасте я участвовал в Нефтяных войнах 2012-2014 гг., был переводчиком, но попал в окружение с ротой десантников и сражался за свою жизнь и жизни товарищей как солдат, штыком и автоматом. Был в Африке, в Ливии, Уганде, Эфиопии в качестве фронтового корреспондента, потом очутился на Кубе в дни Первого восстания, и в каждой “горячей точке” меня старались прикончить как минимум десятком способов, невзирая на мой журналистский статус. Я, разумеется, сопротивлялся; мне не хотелось покинуть этот мир, своих друзей, детей и горячо любимую супругу. Поэтому я убивал, хотя насилие и смерть ужасны. Я это точно знаю. Мне приходилось умирать.
Майкл Мэнсон “Мемуары. Суждения по разным поводам”. Москва, изд-во “ЭКС-Академия”, 2052 г.Дрю-Доренко не подвел, пригнал машину к трем, но засиделся у Кононова изрядно, болтая о всяких пустяках. Гость ведь, не выгонишь! И в результате Ким добрался к повороту на Крутые Горки лишь в шестом часу. Как сообщила цирковая девушка, дорога тут делилась натрое: прямо – магистраль на Приозерск, направо – шоссе похуже, к Соснову, налево – совсем уж дрянная дорожка с разбитым покрытием, ведущая в Горки. День был будний, и на всех трех направлениях царило затишье: не прятались в кустах гаишники, не рассекали атмосферу иномарки, и только время от времени скромно шуршали шинами “Жигули” или ковылял куда-то трактор с прицепом, полным навоза. Ким остановился у развилки, открыл дверцу, посмотрел на сосны и ели, толпившиеся по обочинам дорог, вдохнул свежий смолистый воздух и пробормотал:
– Хорошо… Только камешка не хватает. “Какого камешка?” – поинтересовался Трикси.
– Такого, вещего… На котором написано: прямо пойдешь – в ГАИ попадешь, направо свернешь – мотор разобьешь, налево свернешь – принцессу найдешь.
“Значит, нам налево”, – заключил Трикси.
Вздохнув и покосившись на кувалду, дремавшую в ногах соседнего сиденья, Ким свернул в нужную сторону. Тихо подвывая, “Москвич” пополз от ямы к колдобине, от колдобины к яме; сосны, будто сочувствуя ему, зашелестели ветвями, потом раскатилась звонкая дробь ударившего в боевые барабаны дятла. Дорога, вначале прямая, стала петлять; как обычно в Карелии, холмы сменялись оврагами, хвойный лес – болотом или дикими зарослями малины, нетронутые чащи – делянками, где поработали пилой и топором. Если б не этот признак цивилизации, вид был бы точно такой, как в северных Пустошах Пиктов – ну, еще зверье отсутствует и дорога заасфальтирована… Как бы заасфальтирована, уточнил Ким, объезжая очередную воронку.