Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус

Феррис читал небольшую книгу, в которой описывалась одна из наиболее дерзких операций по распространению дезинформации. Листая страницу за страницей, он думал, как можно применить нечто подобное против их нынешнего противника. За именем «Сулейман» не скрывалось никакого лица. Закрыв глаза, он видел перед собой черноту. И слышал грохот взрывов. В Роттердаме, Милане, Франкфурте. Скоро будут новые, скоро они доберутся до Питсбурга и Сан-Диего. Неспособность найти Сулеймана — не вина Управления, это его собственная вина. В начале года в Ираке он ухватился за дальнюю ниточку, завербовав Низара. В Берлине, вместе с Хани, он вплотную подобрался к одному из узлов этой сети. Судя по всему, Хофман попытался воткнуть свой зонд прямо в бок противнику. Ослепленный своим растущим разочарованием, он решил, что сможет выманить врага из его убежища в Аммане. Но все, чего достигли он и Хофман, — это потеря тех немногих нитей, которые были в их руках. А тем временем бомбы продолжали взрываться.

Они вернулись туда, откуда начинали, а времени не хватало. Взрыв во Франкфурте снова повергнет людей в панику. Этот теракт был особенно наглым, посреди финансовой столицы Европы. Это заставит людей думать, что сеть организована и замаскирована столь умно, что ни ЦРУ, ни их друзья даже не знают, в какую сторону смотреть. Ваш щит исчез, говорили людям эти взрывы. Вы беспомощны перед лицом ваших врагов.

За долгое время перелета Феррис задремал. В полусне он вспомнил о словах Хани. Такия. Ложь во спасение. В исламских текстах, с которыми он работал в университете, этот термин обычно ассоциировался с шиитами. Их учили обманывать, чтобы избежать опасности. В самом деле, эта увертливость была главной причиной того, что сунниты считали шиитов неисправимыми лжецами. Но в Коране эта проблема приобретала более глубокий смысл. Там упоминался товарищ Пророка по имени Аммар бен Ясир, которого посадили в тюрьму в Мекке вместе с семьей после того, как Пророк сбежал в Медину во время хиджра. Родителей бен Ясира пытали и убили за приверженность исламу. Бен Ясир повел себя более изворотливо. Он обманул неверных, сделав вид, что поклоняется их идолам, а потом сбежал в Медину и присоединился к Мохаммаду. Когда он спросил Пророка, правильно ли он поступил, солгав, Мохаммад успокоил его, заверив в том, что он выполнил свой долг. Бен Ясир защитил правду при помощи лжи. Британцы сделали то же самое много столетий спустя. Он отнесся к неверным так, как они того заслуживали. Оказавшись среди них, в самом их сердце, он обманул их, чтобы вновь выйти на бой с ними, но потом.

Во времена Пророка обман часто становился вопросом выживания. В другой истории рассказывалось о вожде арабского племени, который организовал заговор с целью убить Мохаммада. Пророк сказал своим друзьям, что слабостью убийцы стало его тщеславие. Когда они пришли к нему, они польстили шейху, похвалив его утонченные духи, и спросили разрешения подойти поближе. Еще поближе, благородный шейх, и еще. А потом отрубили голову тщеславному человеку. Вот извечная истина войны. Встретившись с сильным противником, иногда хорошо сыграть на его высокомерии. Выманить его, привлечь. А потом правильно нажать в правильную точку, и противник развалится сам. Ведь именно так мусульмане поступили с Америкой в Ираке, не так ли? Но это можно обернуть и против них самих.

Английская книжка все так же лежала, открытая, на коленях у Ферриса, и он вновь принялся читать ее, с еще большим вниманием. Описанная в ней операция больше походила на театральное представление, чем на боевые действия. В 1943 году британцам надо было скрыть факт подготовки к высадке на Сицилии, для чего было необходимо убедить немцев, что атака пойдет на Грецию. Иллюзия подготовки была столь совершенна, что немцы клюнули на нее, думая, что открыли величайшую тайну. Которая была ложью. Это сработало.

Феррис выпрямился, сидя в самолетном кресле. Он попросил стюардессу принести ему кофе и принялся писать заметки. К тому времени, как самолет приземлился в аэропорту имени Даллеса, его идея начала принимать очертания.

Когда Феррис приехал в Управление, Хофман сидел у себя за столом с мрачным видом. Он выглядел ужасно. Его румяное лицо опухло, под глазами виднелись темные круги, от недосыпа, перепоя или и того и другого одновременно. Даже коротко стриженные волосы лежали на голове как-то вповалку. Он уже не напоминал воротилу, скорее букмекера, у которого провалились ставки. Его заместитель сидел рядом, за столом для переговоров, уставившись на толстую папку. Когда Феррис вошел в кабинет, Хофман приказал заместителю уйти и закрыть дверь.

Он начал говорить тихим скрипучим голосом, больше глядя на стол перед собой, чем на Ферриса:

— Я мог бы извиниться, но это чушь. Тем не менее мне следовало тебя предупредить заранее, что с этим Мустафой Карами ты можешь вляпаться в дерьмо. Это было ошибкой.

— О чем вы? — удивленно спросил Феррис. — Вы знали, что Карами мертв? Еще до того, как я увиделся с Хани?

— Угу. Я узнал об этом от испанцев, они оповестили одновременно и нас, и иорданцев. Поэтому мы успели спрятать Амари. У нас была фора.

— Черт! Вы это знали, Эд? Вы правы. Вам следовало сказать мне. Почему же вы этого не сделали?

Феррис был взбешен. Он думал, что ситуация и так хуже некуда. Оказалось, что есть куда.

— Потому что ты сказал бы иорданцам. В этом ничего плохого. Я бы тоже сделал это, будь я на твоем месте. Но я не мог рисковать. И не дуйся. Я же извинился.

— На самом деле, Эд, думаю, эти извинения — ерунда. Но это не имеет значения.

— Почему? Все имеет значение.

— Потому что Хани больше не станет разговаривать со мной. Я думал, что он хотел убить меня после того, как понял, что мы натворили. Он был в ярости. Меня там больше не будет.

— Не будь столь уверен в этом. Ты ему нравишься. И ты — намного лучшая ставка, чем тот, кого бы мы могли послать на замену тебе. Может, он одумается. И еще раз я извиняюсь, официально, — добавил Хофман, наморщив свое помятое и усталое лицо и чмокнув губами. Потом он наставил палец на Ферриса.

Феррис неохотно рассмеялся. Каким-то странным образом его успокаивало, что Хофман может дурачиться даже после такого ужасного происшествия. Он позволил своему гневу уняться.

— Вы действительно думаете, что они позволят мне вернуться в Иорданию?

Назад, домой. К Алисе.

— Совсем не исключаю. Поживем — увидим.

— Хани стоит того, чтобы с ним возиться, Эд. Если мы сможем уладить этот прокол. Не то чтобы вам очень требовалось мое мнение, но я видел, как он сломал человека, застрелившего Карами. Это что-то невозможное. Парень признался во всем. Что он стрелял, что они знают, что мы работаем с Амари, все. При том, что Хани к нему пальцем не притронулся. Он хорош.

— Ага-ага, знаю. Суперзвезда. А мы его накололи. И так далее. Извини, что тебе пришлось быть там и принять на себя его гнев. Уверен, это было не смешно. Он позвонил мне и наорал на меня, благо было за что. Я сказал ему, чтобы он успокоился. На войне иногда случаются неприятности. Например, обстрел со стороны своих. Это надо пережить.

— Он успокоился?

— Не совсем. Но заткнулся. Я попросил его принять тебя назад, но он, судя по всему, витал где-то в другом мире. О чем-то думал. Долгие и очень странные паузы. Ничего, он снова пойдет на сотрудничество. Он профессионал.

Феррис с интересом посмотрел на босса, ожидая, скажет ли тот что-нибудь еще.

— Если честно, это-то меня и беспокоит. Хани действительно профессионал. Он много работал над этой операцией. Подготовка, вербовка. У нас наладилось хоть какое-то доверие, у меня с ним. Это главное, что я узнал об арабах. Все или ничего, полное доверие или ноль. Но мы это потеряли. Мы стали… ничем, — опустив глаза, сказал он.

Хофман закрыл помятое лицо руками и потер заспанные глаза. Когда он заговорил снова, в его голосе был оттенок раздражения:

— О'кей. Мы накололи этого парня. Это было сделано с благими намерениями, но, будь я Хани, я бы не обрадовался. И будь я тобой, я бы тоже не обрадовался. У тебя были предчувствия. Ты мне говорил. О'кей? С этим все ясно.

— Но я не Хани, будь я проклят! И не ты. Я — это я, у меня есть работа, которую я должен делать. И я не собираюсь зарываться в чувство вины из-за того, что уронил мяч. Ради бога, мы же на войне. Эти дерьмоголовые закладывают по бомбе, считай, каждый день, а мы фигней страдаем. Мы занимаемся делами, о которых ты понятия не имеешь, знаешь ли. Но это пока тоже не срабатывает. Сегодня на брифинге президент спросил директора, не ушло ли все ЦРУ в отпуск.

— Иисусе Христе, — пробормотал под нос Хофман, мотая головой. — Эти парни делают все, чтобы убивать нас, а у нас кончились все возможные трюки, которыми их можно остановить. Это дело с Амари отняло у меня не меньше сил и времени, чем у Хани — его мелкая операция, а теперь и оно провалилось. Так что я уж буду заботиться об этом, благодарю покорно, а не о том, насколько болезненно мы накололи наших иорданских друзей.