Между небом и землей - Тимоте де Фомбель

Потом встал и направился к двери. Больше всего на свете ему хотелось сейчас посидеть в маленьком бистро за церковью Сен-Сюльпис. В маленьком бистро, где готовили такие телячьи щечки, что за них можно было душу дьяволу продать.

Булар был голоден.

Но в тот момент, когда он взялся за дверную ручку, каноник сказал ему вслед:

— Вообще только один человек мог бы вам помочь. Я думаю, он знал о Ванго всё. Он с самого начала поручился за него.

Авиньон проворно вытащил свой блокнот.

— Этот человек, — продолжал Бастид, — как раз и представил мне Ванго. Именно он его сюда устроил.

— И это?..

— Отец Жан. И Ванго убил его в пятницу вечером.

— Святой отец, в тот день, когда вы найдете более живого свидетеля, дайте мне знать!

И Булар с треском захлопнул за собой дверь. Стена задрожала так, что распятие развернулось на 360 градусов вокруг своей оси.

Теперь, когда комиссар сидел перед Этель, он держал совсем иную речь.

— Да, расследование продвигается, это несомненно. Мы уже на пороге разгадки. Тиски сжимаются. Дело в шляпе. Он за все ответит сполна…

Комиссар изрекал, одну за другой, эти банальности с целью выиграть время и правильно построить допрос Этель.

Булар никогда не планировал свои допросы заранее.

В те времена, когда Булар поступил на службу, а именно в 1891 году, его наставник Жак Аристофан, шеф парижской полиции, всегда учил его, что правильно заданный вопрос — гарантия нужного ответа.

Аристофан объяснял ему этот метод своим менильмонтанским говорком[26], приводя пример за примером: «Прикинь, Булар: если ты спросишь молочника, не видал ли он прошлой ночью кота мамаши Мишель, ты тем самым уже информируешь его о том, что у мамаши Мишель есть кот, что с этим котом связана какая-то проблема и что эта проблема возникла прошлой ночью. А теперь прикинь, Булар: если ты просто-напросто скажешь ему: „Привет, как дела?“, вот тут у тебя будет шанс кое-что услышать».

И молоденький Булар благоговейно внимал ему: «Вот тут-то молочник тебе и скажет: „Ох, беда, господин полицейский, денек выдался скверный. У меня разлили бидон с молоком. Это наверняка соседский мальчишка постарался, вечно он гоняет мяч во дворе!“ А если ты его спросишь про кота, он тебе про мальчишку ни слова не скажет. Он тебе ответит: „Нет, я кота не видал“, и всё тут. Он не уловит никакой связи между котом и разлитым молоком; другое дело сосед — слишком уж ему неймется обвинить мальчишку…»

Всему, что знал и умел Огюст Булар, его научил Жак Аристофан.

Тот погиб в 1902 году от пули, пытаясь остановить перестрелку гангстеров в конце улицы Планша, на окраине Парижа. Молодой Булар, наклонившись к умирающему, успел расслышать его последние слова: «Пуля… вошла под ребро… значит, прикинь… стрелял самый мелкий из них».

Аристофан до последнего вздоха оставался полицейским.

Булар вспоминал все это, но притом отлично видел: Этель проницательна и так просто не выдаст всего, что знает.

— Ну вот, как я и говорил, мы близки к цели…

Он замолчал, взглянул на девушку и продолжил:

— Во всяком случае, Ванго Романо уже за решеткой.

Он сказал это по какому-то наитию: так опытный теннисист посылает короткий мяч к самой сетке. Эдакий пробный шар…

Результат не заставил себя ждать. Этель сжала кулачки и быстро сунула их в карманы своей короткой охотничьей куртки, словно озябла. Булар отметил этот жест, хотя простой наблюдатель увидел бы в нем всего лишь неприкрытое безразличие молодой девушки. Она умело отбила этот мяч:

— Браво, комиссар, вы не теряете времени даром. Но тогда я не понимаю, зачем вы приехали сюда — неужели только для того, чтобы сообщить мне это?

— Потому что мне сказали, что лишь вы одна можете меня просветить.

— Кто?

— Вы.

— Нет, я спрашиваю, кто вам это сказал?

— Ванго.

14

Два желтка в одном яйце

На сей раз он попал в точку. Метод Аристофана сработал.

Этель пересела в кресло у камина.

Наступило долгое молчание. Этель понимала, что отпираться бесполезно. Если Ванго назвал ее, она не сможет утверждать обратное.

И еще: в глубине души она радовалась тому, что ее имя слетело с губ Ванго.

Этель.

«Спросите у Этель».

Так он, наверное, сказал.

Булар с нарочито рассеянным видом перебирал спицы своего зонтика, словно играл на контрабасе.

— Мы сможем увидеться? — спросила наконец Этель.

— С кем?

— С ним.

Булар пожал плечами и состроил печально-неопределенную гримасу, словно хотел сказать: «Это будет зависеть от того, что вы мне расскажете».

Этель подтолкнула ногой, ближе к огню, полено, откатившееся к краю камина.

— Я мало с ним общалась. Всего несколько дней. Мы были очень молоды.

Комиссар тоже сел. Она его насмешила. Шестнадцать лет с хвостиком, а выражается, точно манерная старая дама, повествующая о романе своей юности.

— Я тогда путешествовала вместе с братом Полом. И Ванго тоже был там. Мы подружились.

— Как давно это было?

— О-о-о…

И она махнула рукой куда-то за спину, словно говорила о стародавних временах, когда еще и самого комиссара не было на свете.

— И родители вот так спокойно отпускают вас путешествовать одних?

Этель улыбнулась.

— Наши родители слишком рано предоставили нам свободу, комиссар. Они, как бы это выразиться…

— Не слишком привязчивы? — рискнул подсказать Булар.

— Да… А можно в данном случае сказать «привязчивы»? Такое слово здесь уместно?

Комиссар пожал плечами.

— Ну так вот, — продолжала Этель, — они совсем не привязчивы.

Ее глаза были влажны от слез, но она пыталась улыбаться и продолжать разговор.

— Так что же вы знаете? Что Ванго рассказал вам о себе?

— Очень мало. Ужасно мало.

Слава богу, она хоть не произнесла это знаменитое «ничего», которое упорно твердили все, кого он расспрашивал о Ванго.

— И что же вам известно?

— Я знаю, что он вырос на каком-то острове. Или на нескольких островах.

— Где именно?

— Понятия не имею. Он всегда называл их «мои острова». Поскольку он хорошо говорил по-русски, я воображала, что эти острова находятся в северных морях или на реке Амур.

Река Амур… Этель осеклась, как будто совершила промах и пожалела, что у нее вырвалось это чересчур романтическое название[27].

— Ну… В общем…

— Он говорил по-русски? — прервал ее Булар.

Лицо его помрачнело.

В Париже один из семинаристов, немец по национальности, сказал, что близко подружился с Ванго, потому что тот говорил по-немецки не хуже его. А каноник Бастид утверждал, что Ванго владел итальянским. Может, они имели в виду разных людей?

— Да, он говорил по-русски, он беседовал с…

Лицо Этель дрогнуло; казалось, она вспомнила что-то тягостное.

— С кем же? — спросил Булар, твердо решивший добиться истины.

— С одним русским, который путешествовал вместе с нами.

И Этель на минуту замолчала.

Русский…

Лицо того человека запечатлелось в ее памяти: она разыскивала его уже много дней, это он вынул револьвер на паперти собора Парижской Богоматери. Человек с восково-бледным лицом, человек, которого, как ей казалось, она уже где-то видела… ну конечно же, она встретилась с ним в 1929 году, во время долгого путешествия с Ванго. Но сейчас она предпочла смолчать.

Булар внезапно встал.

— А почему Ванго говорил по-русски? Вот я… разве я говорю по-русски? Он что, русский?

— Нет, — ответила Этель. — Мне кажется, его отец или мать были родом из Англии, а может, из Америки.

— Почему вы так думаете?

— Потому что он прекрасно говорил на моем родном языке.

Булар уже ничего не понимал. Он стоял и тер мочку уха, что всегда делал в «дурные» дни. Всю прошедшую неделю он думал о Ванго как о полном ничтожестве, неинтересном, банальном субъекте, а теперь ему вдруг почудилось, будто он гоняется за эдаким хамелеоном, скитающимся по всему свету и дразнящим его своим многоцветным языком.

— Черт бы меня побрал, со всеми моими потрохами, когда-нибудь я все равно его изловлю!

Этель резко повернулась к комиссару. Тот прикусил язык, но было уже поздно — он проговорился.

Зеленые глаза девушки гневно сверкнули.

— Значит, вы его пока не… — отчеканила она. — Вы просто хотели вытянуть из меня информацию!..

Булар кусал губы.

— Я вам все объясню, мадемуазель…

Этель встала.

— Нет, не нужно мне ничего объяснять. Считайте себя желанным гостем в нашем замке, комиссар. Оставайтесь хотя бы до завтра.

Она говорила без пауз, быстро и непререкаемо:

— Мэри покажет вам вашу комнату. Там вас ждет обед. И одежда — поскольку, мне кажется, вы прибыли без вещей. Советую вам прогуляться днем по окрестностям. Я смогу проводить вас на холм, откуда открывается прелестный вид. Ужинать мы будем поздно вечером. К нам присоединится мой брат Пол, он вернется только к девяти часам. Вечер пройдет весело — ведь нам, всем троим, есть что порассказать.