Чёрная гора - Рекс Стаут

Пашич приумолк, и мы погрузились секунд на десять в самую беззвучную, пустую и давящую тишину, которую я когда-либо слышал. Затем он продолжил:

— После того как мы избавились от пса, дальше все было просто. Я приблизился к проему в обрушившейся стене и пролез в ту комнату, где мы уговорились встретиться. Девяти ещё не было. Я решил ждать до десяти, а потом, если Карла не появится, сходить за своими людьми и привести их на выручку. Насчёт албанцев мы не волновались — их было всего трое или четверо.

Однако долго ждать мне не пришлось. Ровно в девять в коридоре послышались шаги, и я, заглянув в щель, увидел Карлу, которая приближалась, держа в руке маленький фонарик. Она остановилась напротив двери и шепотом произнесла моё имя. Я отозвался. Она сказала, что все в порядке и что на следующий день она рассчитывает вернуться. После этого она и передала это послание…

— Если не возражаете, — вмешался Вулф, — я хотел бы знать её точные слова. Постарайтесь вспомнить.

— Мне не нужно стараться. Дословно она сказала вот что: «Со мной все в порядке, не беспокойтесь. Завтра я, наверное, вернусь. Скажите Данило, чтобы он передал Ниро Вулфу, что человек, которого он ищет, находится здесь, неподалеку от горы. Слышите?» Я ответил, что да. Она добавила: «Передайте сегодня же вечером. Вот и все, мне пора возвращаться». Она пересекла коридор и вошла в уборную. Конечно, меня так и распирало от желания расспросить её, но последовать за ней я не мог. Не только по соображениям приличия, но и потому, что не хотел подвергать её опасности. Я вернулся к остальным, обулся, и мы двинулись в обратный путь. Я сразу пошёл в Подгорику и передал Данило все, что узнал от Карлы. Это то, что вы хотели знать?

— Да, благодарю вас. И больше вы её не видели?

— Живой уже нет. Вчера утром мы с Данило нашли её тело. Я бы тоже хотел задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста.

— Мне сказали, что вы классный сыщик, который в состоянии раскусить любую загадку. Как по-вашему, я виновен в смерти Карлы? Не могли ли они убить её из-за того, что я прирезал собаку?

— Это глупо, Йосип, — сухо произнес Данило. — Я был сам не свой, когда сказал это. Постарайся выкинуть мои слова из головы.

— Он хочет знать моё мнение, — произнес Вулф. — Вот оно. В смерти Карлы повинны несколько людей, но вам, мистер Пашич, корить себя не в чем. Мне же ничего другого не остается, как утром самому отправиться в эту крепость… Если я буду в состоянии идти, конечно. — Вулф приподнялся было, потом глухо застонал и бессильно опустился на скалу, на которой сидел. — Чёрт побери, я и встать-то не могу. Данило, вы не можете одолжить мне одеяло?

Со следующей попытки ему всё-таки удалось принять вертикальное положение.

ГЛАВА 12

Продрог я почти до смерти.

Одеял на всех не хватило. Должно быть, в том случае, если бы тайник не перенесли в другое место, запасные одеяла нашлись бы, но эта мысль меня не согревала. Пашич уступил своё одеяло Вулфу и, как истый горделивый черногорец, предложил вытащить из-под одного из спящих одеяло для меня, но я отказался. Через переводчика, разумеется. Оставшееся до рассвета время я провел в мечтах об этом одеяле. Вулф сказал, что мы находимся на высоте в пять тысяч футов, но он, безусловно, имел в виду метры, а не футы. Охапка соломы, которую любезно выделил мне Пашич, совершенно отсырела, так что, зарывшись в неё, я вообще промерз до костей. Впрочем, на несколько минут я, должно быть, все же задремал — во всяком случае, я точно помню, что видел во сне стаю собак, которые тыкались в меня холодными и влажными, как лягушки, носами.

Разбудили меня голоса. Продрав глаза, я увидел, что снаружи ярко светит солнце. Стрелки моих наручных часов показывали десять минут девятого, так что мерз я больше четырёх часов. Лежа, я обдумывал своё положение: если я вконец окоченел, то пошевелиться не смогу; если смогу — значит, не совсем окоченел. Набравшись храбрости, я дрыгнул ногой, потом изогнулся, вскочил и поковылял к выходу из пещеры.

Увы, оказалось, что солнце ещё до него не добралось. Чтобы подставить своё промерзшее до позвоночника тело под солнечный свет, мне пришлось бы спуститься по козьей тропе и потом ещё свеситься с обрыва! Я же мечтал о том, чтобы никогда больше моя нога не ступала на эту мерзкую тропу. И тут меня осенило: ведь мы же и не собираемся возвращаться, а, наоборот, пойдем вперёд, по направлению к римской крепости. Вулф объяснил мне это, прежде чем я успел смежить очи.

— Доброе утро, — произнес Вулф. Он сидел на валуне в той же позе, что и ночью.

Если я изложу вам во всех подробностях, как мы провели последующий час, вы подумаете, что я вконец превратился в брюзгу, который видит в жизни одну лишь изнанку. Но вот вам лишь некоторые факты, а дальше — судите сами. Итак, солнце все извертелось и взошло по совершенно немыслимой траектории, лишь бы не обогревать площадку перед пещерой. Во фляге хранилась лишь вода для питья, умыться было нечем. Мне сказали, что для того, чтобы умыться, достаточно спуститься по козьей тропе до плато, а там всего километр до ручья. Умываться я не стал. На завтрак нам дали хлеб (насмешка над тем хлебом, которым угощала нас Мета), холодную кашу и банку американских бобов. Когда я поинтересовался у Вулфа, почему бы не развести костер и не вскипятить воду для чая, он ответил, что разводить костер нечем. Я огляделся и понял, что Вулф прав, — нас окружали голые скалы без малейших признаков растительности или следов того, что когда-то ею являлось. Одни скалы и камни. Более того, мне и словом перекинуться было не с кем, я мог только слушать бессвязную галиматью, которой обменивались на непонятном языке Вулф и югославы.

Позже мы поспорили с Вулфом, и я выиграл. Этот спесивец почему-то вбил себе в голову, что справится с задачей лучше, если пойдёт к албанцам один, без меня. Аргументировал он этот вздор тем, что, оставшись с ним с глазу на глаз, албанцы будут более откровенными, чем в присутствии ещё одного лица. Собственно говоря, спором я бы это не назвал, потому что препираться не стал. Я просто сказал — ничего не выйдет, поскольку в пещере к обеду подадут только холодную кашу, а в крепости, если верить Пашичу, могут готовить вполне приличную пищу.

Потом меня постигло разочарование. Лишь нацепив рюкзак, я сообразил, что для того, чтобы спуститься в указанном направлении к албанской границе, нам придётся сначала воспользоваться треклятой козьей тропой. А я-то, одурев от холода, почему-то решил, что возвращаться нам уже не придётся. Впрочем, провожаемый семью парами глаз, не считая Вулфа, я преисполнился решимости не ударить в грязь лицом и постоять за честь американских мужчин-первопроходцев, так что стиснул зубы и показал все, на что был способен. Мое счастье, что я спускался спиной к любопытной публике. Оказывается, карабкаться по крутому откосу над зияющей пропастью куда проще в кромешной тьме, чем при дневном свете. Хотя ещё проще вообще не карабкаться.

Потом, когда спуск закончился, было уже легче. Физическая нагрузка и солнечные лучи сделали своё дело — я понемногу оттаял. Достигнув ручья, мы устроили привал и перекусили. Я сказал Вулфу, что за пять минут успею ополоснуть в ручье ноги и надеть свежие носки, — Вулф возражать не стал, сказав, что торопиться нам некуда. Вода, как и следовало ожидать, оказалась ледяной, но все же это была вода. Вулф сел на валун и принялся жевать шоколад. Он сказал, что до Албании осталось метров триста, но граница до сих пор не размечена, поскольку спор о том, по какой речушке её провести, тянется уже несколько столетий. Он также указал мне место, с которого Косор наблюдал в бинокль за жизнью в римской крепости, и добавил, что сегодня Косор почти наверняка будет снова вести наблюдение с той же точки.

Я осведомился о состоянии его ног, и Вулф ответил:

— При чем тут ноги? Каждая мышца, каждый нерв в моем измученном теле вопят и стенают о пощаде. Никакими словами не описать моих мук, так что говорить об этом я не стану.

Потеплело уже настолько, что мы сняли свитера, прежде чем двигаться дальше. Пять минут спустя мы оказались на албанской территории, завернули за выступ скалы, и я увидел крепость. Она высилась напротив громадного скалистого пика, с которым почти сливалась. Тропинка, по которой мы шли, исчезала в крепости. Впереди журчал ручей, а в стенах зияли внушительные щели.

Никаких признаков жизни не наблюдалось. Поскольку Вулф решил, что мы должны войти в крепость и представиться, объяснив, что мы всю жизнь мечтали работать на Кремль и теперь наши мечты наконец сбываются, мы направились прямиком к большой деревянной двери, стоявшей нараспашку. Когда нам оставалось пройти ярдов пятнадцать, изнутри послышался истошный вопль, громкий и протяжный. Кричал мужчина. Мы остановились как вкопанные и переглянулись.

Вопль повторился.