Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение - Барков Альфред Николаевич

И все же от клубники и восхода солнца как временных меток в окончательной редакции Булгаков отказался. Почему? Потому, что он нашел еще более изящный и точный прием включения в текст даты финала.

Конкретное число дня смерти Мастера содержится во фразе Воланда, который, предсказывая смерть Берлиоза, произносит каббалистическое заклинание «Раз, два… Меркурий во втором доме… Луна ушла». Здесь мое мнение расходится с комментарием Г.А. Лесскиса, который полагает, что «Воланд делает вид, что узнает судьбу Берлиоза… Его астрологические вычисления оказываются фарсом и буффонадой» . Не знаю, как с астрологических, а вот с астрономических позиций – это отнюдь не «фарс и буффонада».

Во «втором доме» планет – зодиакальном созвездии Тельца – в 1936 году Меркурий находился с середины мая до третьей декады июня. В этот период было два новолуния, намек на которые усматривается в употреблении Булгаковым слова «ушла» вместо характеризующего суточный цикл «зашла» (в новолуние Луна уходит на три дня – то есть, ее невозможно видеть; это – устоявшееся словосочетание). Неопределенность устраняется началом фразы Воланда «Раз, два…», из чего можно сделать вывод о необходимости выбора именно второго новолуния, которое имело место 19 июня (прошу обратить внимание на одновременное подтверждение месяца).

В этот день 19 июня 1936 года вся страна прощалась с ушедшим из жизни А.М. Горьким.

Дублирование даты. Оказывается, для читательской публики тридцатых годов уже само упоминание о Меркурии должно было вызывать непосредственную ассоциацию с этим печальным событием. Дело в том, что визуальное наблюдение этой планеты настолько затруднено, что не всем даже профессиональным астрономам удается хоть раз увидеть ее в течение всей своей жизни. Поэтому, когда в день прощания с телом Горького миллионы жителей страны увидели Меркурий, причем днем, невооруженным глазом, то это событие запечатлелось в памяти современников Булгакова не только как уникальное астрономическое событие, но и как ассоциирующееся с великой утратой, масштаб которой официальная пропаганда ставила на второе место после смерти В.И. Ленина.

Это произошло во время «первого советского», по определению Горьковского астрономо-геодезического общества, солнечного затмения, о котором писали газеты даже в выпусках, практически полностью посвященных памяти Горького. Оно сопровождалось понижением температуры и ветром, что практически соответствует описанию булгаковской «тьмы», пришедшей в финале с запада и накрывшей Москву. Кстати, в остальных, относящихся к Ершалаиму, описаниях «тьмы» подчеркивается, что она пришла со Средиземного моря. Затмение 19 июня 1936 года вступило в полную фазу над Средиземным морем и проследовало в таком виде широкой полосой от Туапсе до тихоокеанского побережья СССР.

Сопоставим: в романе «тьма» пришла в Москву после смерти Мастера, но перед обретением им «покоя». Затмение имело место на следующий день после смерти Горького, но перед погребением его праха 20 июня.

Ну согласитесь, читатель, ведь как здорово вплетена в ткань романа и эта временная метка! Не подумайте только, что автор был так уж счастлив от своей находки: пять лет она мучила меня своей незавершенностью. А ведь Массолит не прощает своих обидчиков, а обиженных наверняка будет много. Хотя бы тех, которых мне пришлость покритиковать в этой книге. Или других, из патр-р-р-иотов, бессильных обвинить автора в масонстве, потому что у него, у автора, ну прямо как назло, ни малейшей еврейской кровинки в жилах… Да мало ли найдется и таких, у кого диссертация о светлых булгаковских образах уже на подходе, а тут откуда-то взялся этот то ли инженер, то ли юрист, ну не литератор, словом, и испортил обедню… И вот вдруг этот самый автор попался; на мелочи, правда, но все же… И пусть этот Массолит не умеет считать в пределах сотни, пусть он даже не всегда следует правилам русской грамматики, но зато он имеет доступ на страницы «толстых» журналов. А уж как он умеет изгаляться, придираясь к мелочам, как красиво, витиевато разбивать в пух и прах работы своих недругов, не имея за душой ничего, кроме весьма сомнительных сентеций (за них, правда, присваивают докторские степени), можно легко убедиться, ознакомившись с работами некоторых наших булгаковедов.

Но, к счастью, есть на свете люди, которых само Провидение посылает нам, чтобы спасти от внутренних сомнений. И спасти тезис, которым сам автор с болью в сердце уже был готов пожертвовать в готовой работе. А Провидение это (в который уже раз!) послало мне по телефону доброго волшебника, говорящего голосом Вадима Григорьевича Редько:

– «Затмение еще не выбросил?.. Собираешься?.. Говоришь, Массолит упрекнет в натяжке?.. В том, что писатель Булгаков, творческая личность, не мог так вот прозаически увязать затмение со смертью Горького, как это делает инженер Барков?.. «Каховка, Каховка – родная винтовка» помнишь?.. Как это «при чем здесь Михаил Светлов?» Для Массолита Лауреат Ленинской премии авторитет или нет?.. Ну так вот, передо мной сборник его стихов в «Библиотеке поэта», 1966 год. Знаменитая «Каховка» в этом сборнике идет на 215 и 216 страницах, а следом за ней, на 217-й, стихотворение под названием «Горький»… Когда написано? 19 июня 1936 года, именно в день затмения, а 20 июня, как раз когда Горького хоронили, оно было опубликовано в «Известиях»… Ты послушай последнюю строфу:

Гроб несут на руках…

Боевого салюта раскаты…

И затмению солнца

Сопутствует сумрак утраты…

Поэт Михаил Светлов увязал эти два события. Так почему этого не мог сделать и прозаик Михаил Булгаков, пусть даже он и не читал, допустим, газету «Известия» от 20 июня 1936 года? По-моему, по этой части у Массолита вопросы тоже отпали».

Да, Вадим Григорьевич, спасибо за очередной подарок. Очень к месту… Но возвратимся к анализу содержания романа – там есть очень интересный парадокс: фенологические и астрономические признаки датируют «московскую грань» романа июнем, в то время как Булгаков настойчиво подчеркивает, что все это происходило якобы в мае. Так же настойчиво, как и то обстоятельство, что к Мастеру «постучали» в середине октября (четыре раза в тексте!). Здесь возникают следующие соображения.

Горький, несогласный с репрессивной политикой Ленина, был изгнан из страны 16 октября 1921 года (16 число – это ведь середина месяца, не так ли?); после этого прибыл в СССР в мае 1928 г.; (вспомним: Мастер был «извлечен» тоже в мае). Как усиливающий фактор можно рассматривать и то обстоятельство, что Горький приезжал из Италии четырежды (1928, 1931, 1932 и 1933 гг.), причем каждый раз – в мае, а выезжал за границу тоже в одно и то же время – в октябре, что было отмечено исследователями его жизни и творчества и являлось легко узнаваемым фактом для современников Булгакова – потенциальных читателей романа.

И еще один момент, связанный с маем: в год своей смерти Горький прибыл в Москву из Крыма 27 мая.

Примечания к одиннадцатой главе:

1. Не считая, пожалуй, попытки Б.В. Соколова доказать датировку финала романа 1929 годом.

2. «Князь тьмы», с. 166.

3. Там же, с. 55.

4. Г.А. Лесскис. Указ. соч., с. 635.

5. См., например, статью В. Баранова «Да» и «нет» Максима Горького» в «Советской культуре» от 1 апреля 1989 г.