Сборник статей - Жан Бодрийяр

На этой стадии изображение есть не что иное, как визуальный инструмент — носитель всеобщей видимости, приобщенный к Интегральной Реальности, становящийся-реальным и становящийся-видимым любой ценой: все должно быть увидено, все должно быть видимым и изображение есть часть этой видимости.

Где банальность изображения встречается с банальностью жизни — как во всех этих программах типа «риалити-ТВ», «Большой Брат», «Loft Story» и т. д. — там начинается всеобщая видимость, в которой все на виду и вы понимаете, что уже ничего скрывать.

Превратить себя в изображение, значит обнажить свою повседневную жизнь, свои желания и свои возможности. Не оставить ни одного секрета. Никогда не уставать выражать себя, говорить, общаться. Быть открытым для прочтения в любой момент, быть в лучах СМИ (как женщина, которая 24 часа в сутки транслирует в интернет мельчайшие подробности своей жизни).

Не является ли это самовыражение крайней формой откровенности, о которой говорил Фуко? В любом случае, это есть насилие над индивидом, и одновременно — над самой сущностью изображения.

В Leaving Las Vegas (Mike Figgis), вы видите юную блондинку, которая писает во время разговора. Она совершенно безразлична как к тому, что она говорит, так и к тому, что она делает.

Совершенно бессмысленная сцена, но она символизирует, что ничто не должно избежать взаимопроникновения реальности и вымысла, что все на виду, что все сделано для просмотра, предназначено для забавы.

Вот что значит прозрачность: выталкивание всей реальности в орбиту визуальной (репрезентации — но есть ли это репрезентация? Это эксгибиционизм, захвативший взгляд в заложники.

Непристойность — это все, что без пользы и смысла, без желания и эффекта выставлено напоказ, — все, что узурпирует драгоценное пространство внешних проявлений.

Это убийство изображения. Оно заключается в этой гипер-визуальности как источнике власти и контроля, идя дальше «все-видимости»: вопросу как сделать вещи видимыми для внешнего наблюдателя, пришел на смену вопрос — как сделать вещи прозрачными для самих себя. Сила контроля, как и раньше, исходит изнутри индивида, но люди больше не являются жертвами изображений, они сами уже превратились в изображения.

Жан БодрийарВ новелле Хосе Луиса Борхеса «Фауна зеркал» развивается идея о том, что в каждом зеркальном отражении, скрывается побежденная сущность, завоеванный враг, который выглядит как ты, который стремится быть похожим на тебя.[57]

Таким образом, мы можем сказать, что в каждом изображении скрыто нечто (это и придает сомнительное очарование изображению: что-то внутри него исчезло). Это было понято иконоборцами, которые считали иконопись способом истребления Бога. (Может быть, Бог сам выбрал этот путь исчезновения за образами?)

Сегодня, во всяком случае, больше не Бог, а мы сами исчезаем в наших изображениях. Больше нет опасности того, что наше изображение будет украдено или кто-то раскроет наши секреты. У нас больше нет секретов. Нам больше нечего скрывать в этой Интегральной Реальности, которая обволакивает нас.

Это символ как нашей абсолютной прозрачности, так и нашего тотального бесстыдства.

Последний акт насилия по отношению к образу был сделан при помощи цифровых изображений, возникающих ex nihilo посредством компьютерных процессов.

Здесь конец самого процесса творческого создания изображения, его фундаментальной «иллюзии», с тех пор как компьютерное изображение не соотносится с оригиналом, а сама реальность не участвует в процессе создания образа, он создается непосредственно как Виртуальная Реальность.

Здесь конец прямой визуализации, которая имела дело с реальным объектом в пространстве невозвратного мгновения, которая творила иллюзорное чудо фотографии, делая фотоотпечаток уникальным событием.

В компьютерном изображении нет больше той «пунктуальной» точности, того временнОго пунктума (используя выражение Ролана Барта) — которая содержалась в старых фотографиях, которые удостоверяли, что нечто происходило в определенном месте в определенный отрезок времени, а сейчас — не происходит, и это констатация отсутствия придавала некоторый привкус ностальгии.

Цифровой математический способ создания изображений уничтожает изображение как analogon. Он уничтожает реальное как то, что может быть придумано. Акт фотографирования — момент исчезновения субъекта и объекта в одновременном противостоянии (спуск фотозатвора отменяет на какой-то момент и мир и взгляд, становясь обмороком, маленькой смертью, которая влечет за собой начало механического перерождения изображения) — исчезает в цифровом процессе.

Жан БодрийарЭто все ведет неизбежно к смерти фотографии как оригинального вида искусства. Сущность фотографии исчезает с аналоговым изображением, которое свидетельствовало о реальном присутствии субъекта перед объектом. Одна последняя передышка среди безбрежного океана не связанных с реальностью изображений и волна цифрового прилива накроет нас с головой.

Проблема соотношения с источником изображения уже стала почти неразрешимой. Что мы понимаем под репрезентацией? Когда в Виртуальной Реальности исчезает оригинал, когда он растворяется в техническом программировании изображения, когда уже не существует реального мира, предстоящего светочувствительной эмульсии (то же относится к языку, который является светочувствительной эмульсией идей), тогда нет больше никакой возможной репрезентации.

Есть еще одно важное соображение. Что отличает аналоговое изображение от цифрового так это то, что внутри него живет формула исчезновения реальности, формула расстояния, способ замораживания мира, и все это есть ничто в сердце объекта, о котором говорил Энди Уорхол.

Напротив, цифровое или, более широко, созданное компьютером изображение не является негативом, в нем нет ничего «отложенного». В этом изображении ничего не умирает, ничего не исчезает. Изображение скорее является продуктом инструкции или программы, подпорченным в процессе распространения от одного носителя к другому: компьютер, мобильный телефон, монитор, и т. д. — механистичность способов передачи соответствует механистичности конструирования самого изображения.

Должны ли мы, спасти отсутствие и пустоту, должны ли мы спасти это ничто в сердце изображения?

Фотографическое изображение — честнейшее, поскольку оно не симулирует в себе ни время, ни движение и ограничивает себя наиболее суровой не-реальностью. Остальные формы медийного искусства (кино, видео, компьютерная графика) являются скорее искаженными формами этого чистого изображения и его разрыва с реальностью.

Глубина образа равна его силе отрицания реальности в создании иной среды. Превратить объект в изображение, значит отделить от него все измерения одно за другим: вес, рельеф, запах, глубину, время, протяженность и, конечно, значение. Посредством такого развоплощения образ приобретает энергию очарования, становясь носителем чистой объективности, становясь прозрачным к форме более слабого соблазна.

Жан БодрийарВернуть эти измерения одно за другим — движение, идеи, значение, желания — мульти-медировать изображение, чтобы сделать его содержание более реальными, так сказать, загримировать его под реальность, означает полное непонимание сути. И технология попадает в свою же ловушку.

Чтобы воспринять изображение на стадии чистоты, мы должны вернуться к очевидному факту: двухмерная вселенная совершенна сама по себе, и ни в коем случае не следует ухудшать ее до трехмерной реальной вселенной, или в некоторых случаях до несовершенной версии таковой.

Это — параллельная вселенная, и отсутствие одного измерения составляет ее специфическое очарование, ее дух.

Все, что добавляет третье измерение изображению, будь то размер или рельеф, время или история, звук или движение, идеология или значение; все, что стремится приблизить его к реальности и репрезентации, есть насилие, которое разрушает эту параллельную вселенную.

Каждое дополнительное измерение аннулирует предыдущее. Третье измерение убивает второе. Что касается четвертого, то есть Виртуального и цифрового, или Интегральной Реальности, то оно уничтожает все остальные — поскольку является пространственным гиперпространством. Это гиперпространство наших экранов, в котором, строго говоря, изображения больше не существует (но также не существует вселенная реальности и репрезентации).

Мы должны, таким образом, очищать, всегда очищать, вернуться к чистому состоянию изображения. Очищение возвращает нас к сути: а именно к тому, что изображение важнее, чем то, о чем оно говорит, также как язык важнее того, что он обозначает.

Нет полного понимания, что такое реальность.