Иди куда хочешь - Генри Олди

— …Ты представляешь, подруженька: все ублю… то бишь детки этой стервы — сыновья богов!

— Да врет она, Радость моя! И тебе, и мужу! Небось спуталась с водоносом или сотником дворцовой варты, а супругу наплела…

— Ой ли, милая? А вдруг не врет?! Говорит: когда-то давно во дворце ее приемного отца гостил этот странный мудрец Дурвасас…

— Юродивый Дурвасас? Ипостась Шивы?!

— Да, только т-с-с-с! Так вот, Кунти тогда определили гостю в услужение, и эта подстилка так ублажила юродивого, что обрела дар! Мантру, которой можно вызвать любого бога, и бог должен будет сделать ей ребеночка!

— Мантру-шмантру! — фыркнула Гандхари. — Потом вместо бога является все тот же Дурвасас в другом обличье или еще какой похотливый бычара…

— Нет, ты до конца дослушай! — Мадра уже готова была обидеться, и жена Слепца умолкла. Ей и самой стало интересно. — Оказывается, узнав о проклятии, Кунти наедине поведала мужу о своей мантре, и тот разрешил ей воспользоваться — не оставаться ж ему совсем без потомства! А тут все-таки боги, не шиш гулящий! И какие боги! Локапалы-Миродержцы! Первенец — от Петлерукого Ямы, второй — от Ваю-Ветра, а сейчас она носит чадо самого Индры-Громовержца!

— Так прямо перуном и любил! — съязвила Гандхари, которая хотя и была верна Слепцу, но все же на миг позавидовала Кунти, способной заполучить в свою постель всю Свастику Локапал! Это если, конечно, верить бабьим россказням…

— Думаешь, Альбинос из простаков? — хитро улыбнулась Мадра. — Он сразу после рождения первенца заказал доверенному брахману обряд распознавания! И все подтвердилось!

— А ты-то чему радуешься, дуреха? — удивилась вдруг Гандхари, только сейчас обратив внимание на преобразившееся и прямо-таки сияющее лицо Мадры.

— Муж сказал, что пора и мне родить ему наследника. Обещал поговорить с Кунти: пусть поделится дарованной мантрой.

Мадра-Радость вскочила и закончила во весь голос:

— А не захочет делиться, жадина, он ей прикажет!

Кунти долго увиливала, но в конце концов ей пришлось уступить велению супруга. Впрочем, хитрая царица и здесь нашла лазейку: передала Мадре не всю мантру. Первые слова неразборчиво пробормотала сама и быстро оставила покои младшей жены: вызывай, мол, раз супруг желает, но в другой раз и не мечтай!

Рассерженная Мадра, понимая, что второго случая не представится, вызвала сразу двоих — Ашвинов-Всадников, божественных лекарей!

И потом очень жалела, что нельзя это дело повторить.

Естественно, зловредная Кунти заявила, что одного пришествия с Мадры вполне достаточно. А узнав о близнецах, совсем взбеленилась, в результате чего всякие надежды на повторный визит небожителей у Мадры улетучились.

Нет так нет. Даже супруг вскоре отступился, не надеясь переубедить старшую жену-упрямицу. Особенно после того, как своенравная царица заявила напрямик: она и младшей жене мантру не даст, и сама больше ни с кем не ляжет, потому как с мужем нельзя, а богов с нее хватит! И вообще: женщина, побывавшая более чем с тремя мужчинами, — это уже шлюха, а она шлюхой быть не желает!

Вскоре Кунти родила беловолосого мальчика, нареченного Арджуной — серебрным, позже разрешилась от бремени и Мадра, родив двух близнецов — Накулу и Сахадеву.

Альбинос, казалось, успокоился: детей у него теперь было — завались (хоть и далеко до плодородия Слепца)! Пред людьми он считался честным отцом, по закону — соответственно, ибо и сам был рожден вследствие подобного обычая, ад не грозит — гуляй-веселись!

Но шли годы, проклятие лани и связанный с ним страх смерти мало-помалу стирались в памяти раджи, в то время как плоть настойчиво требовала своего. В последнее время Мадра все чаще ловила на себе безумно-вожделеющие взгляды собственного мужа, царица всякий раз обмирала, боясь ответить взаимностью.

Тогда Альбинос наверняка не удержался бы…

— …И вот вчера он не утерпел. А Мадра не смогла или не захотела его удержать. Проклятие исполнилось. И Кунти отчасти была права, обвинив младшую жену в смерти мужа. Но если на Мадре и была вина, она уже чиста от любой скверны, пройдя сквозь врата Семипламенного и последовав за супругом в рай…

Жена Слепца умолкла. Тишина бродила по комнате на мягких лапах, опасаясь спугнуть странное состояние тихой грусти, призрак сбывшегося печального чуда, разорвать прозрачные паутинки судьбы.

Но чудо недолговечно. И даже ощущение чуда мимолетно.

В этой комнате вершились судьбы Хастинапура, судьбы Великой Бхараты, люди, собравшиеся здесь, не могли себе позволить мыслить категориями чудесного, и вот, один за другим, они начали стряхивать с себя оцепенение.

— Благодарю, царица. — Грозный встал и поклонился с искренним почтением, тряхнув снежно-белым чубом. — От всего сердца.

Регент с самого начала уважал старшую невестку.

Добровольно завязать себе глаза, чтобы встать вровень со слепым мужем, решится далеко не всякая женщина.

Когда Слепец с супругой были уже в дверях, Грозный внезапно нарушил молчание:

— Скажи, царица, как ты полагаешь, та лань и впрямь умерла?

Странный вопрос на мгновение пригвоздил Гандхари к месту.

— Да, о великий, — ответила она, чуть замешкавшись. — Насколько я поняла, раны от стрел Панду оказались смертельными. Иначе как бы сбылось проклятие?

— Благо твоим устам, царица. Ты успокоила меня, — без особой радости подытожил Грозный.

Он ждал долго, очень долго — и заговорил лишь тогда, когда уверился, — что царственная чета удалилась по коридорам дворца на достаточное расстояние. Даже для изощренного слуха Слепца.

— Я помню очень похожую историю. Она закончилась гибелью моего сводного брата, сына царицы Сатьявати и раджи Шантану. Там мелькала подозрительно знакомая лань. Я очень надеюсь, что стрелы Альбиноса действительно прикончили эту тварь. Но не удивлюсь, если лань опять возникнет в окрестностях Хастинапура лет через двадцать-тридцать при соответствующих обстоятельствах.

Грозный раздраженно дернул кончик чуба.

— А может быть, все гораздо проще. И проклятия, боги или говорящие звери — лишь ширма. Мне бы очень хотелось оказаться правым. С богами трудно бороться, и пути их неисповедимы. Что же касается смертных… Поглядим. Будущее покажет, — закончил престарелый регент.

5

МОЛВА

Не стало на земле злосчастного Альбиноса, ушел из жизни в расцвете лет белокожий и красноглазый Панду, осиротели пятеро братьев-Пандавов, взамен обрет сразу аж пятерых небесных родителей, и тенью легла на Великую Бхарату свастика.

Свастика домыслов и перемигиваний, свастика слухов, сплетен и оскопленной правды.

— Лань, говорите? — ухмылялись на востоке стократ битые кашийцы и анги— слоноводы. — Ой, не знаем, не знаем… Отродясь зверя промышляем, в шкуры заворачиваемся, а от злой судьбы не страдаем! Видать, уж очень прогневил Альбинос-бедняга кого-то, все любимые мозоли оттоптал, чтоб вот так угораздило…

— Уж не та ли это лань, — посмеивались на юго-востоке в Калинге и Ориссе, — что завсегда близ царских семей околачивается? Стучит у ворот копытцем: пустите, люди добрые, зашибу неугодного, забодаю лишнего! И впрямь: страшнее лани зверя нет!

— Знамо дело, — соглашались в южных пределах аж до самых непролазных дебрей Кишкиндхи. — Слепец на троне, Грозный у кормила, Слепцовы чада престол слепнями облепили — сотня орлов, клюв к клюву! На кой финик им Альбинос?! Зачем двоюродные братья-соперники, будь они хоть трижды божьими отпрысками?! Державу в клочья драть? Из-под трона опоры растаскивать?

— Черед за детками, — и себе кивали юго-западные дашарны и андхраки. — На их век ланей хватит. Какой аскет не горазд за четвероногими кралями ухлестнуть, вроде этого Киндямы-греховодника?! Грохнешь дикого козла, а он тебе: «Я, мол, не козел, а подвижник из подвижников, это ты козел и за козла ответишь…»

— Да уж, воистину, — в голос ржали на западе камбоджи-табунщики и бритоголовые шальвы. — Надо бы и нам пару лошадушек на этих… рогатеньких сменять! Авось в хозяйстве пригодятся…

— Дураки вы все, — возражали северо-западные гандхарцы и мадры. — Дураки дурацкие! Грозный не вечен, уйдет в райские пределы — кто после сына Ганги державу примет? Вот было б здорово: один полубог ушел, а пятеро мигом на смену явились! Отцы сверху поддержат, мы снизу подопрем — не жизнь, персик в меду!

— И то правда, — чесали бороды воинственные тригарты-северяне. — Да уж больно распрей пахнет… кровушкой…

Северо-восток угрюмо помалкивал. Там разбирались с женами, взявшими моду ссылаться на старшую жену покойного Альбиноса. В смысле если изменяла мужу больше чем с тремя — значит, шлюха, а если с тремя или меньше — значит, праведница и воплощенная добродетель. А что в подоле принесла, то принять с поклоном и лелеять пуще родных.