Побочный эффект - Татьяна Туринская

Собеседница тактично молчала. Ира была благодарна ей за это.

***

Николай Черкасов, бравый лейтенант, слова своего не сдержал.

Не мог он забыть о том, что видел собственными глазами, в чем лично принимал участие. А потому денно и нощно рассказывал супруге, кто она есть на самом деле.

То, что жена его ни кто иная, как шлюха, унижало его достоинство. Ее — офицерскую жену! — имели все, кому не лень, и имели так, как подсказывала каждому его извращенная фантазия.

С другой стороны, память предательски часто возвращалась к дикой той оргии, когда к нескончаемому своему ужасу имел возможность воочию убедиться в том, что все пошлые россказни про любимую певицу — истина.

Та ночь шокировала его. Нет, не шокировала. Изменила. До этого Николай был, может, и несколько чопорным, но романтиком. Та ночь превратила его в неисправимого циника.

Паулина Видовская была его кумиром, маленькой недоступной звездочкой, сияющей ярким чистым светом из заоблачного своего далёка. Когда до него стали доходить нехорошие сплетни о ней — он отказывался верить. Быть не может, чтобы Паулина, безупречная в своей юности красавица, на деле оказалась ничтожеством, не стоящим и копейки.

Однако правда жизни оказалась слишком жестокой: грязные сплетни базировались на железобетонном фундаменте. Николай лично убедился в этом. Он не только видел все — он принимал участие в одной из оргий Паулины.

Это стало самой отвратительной его ночью. И в то же время самой восхитительной — как бы ни было стыдно ему в этом признаться. Восхитительной настолько, что, невзирая на грязь и мерзость, он понял: без этой безупречной красавицы, без юной чистоты — как ему когда-то казалось — существование его теперь будет лишено смысла. Бесспорная шлюха, Паулина показала ему жизнь с какой-то новой стороны. Со стороны отвратительной, но имеющей ни с чем не сравнимую сладость. Тошнотворную, смрадную сладость. Кто бы мог подумать, что грязь может быть привлекательной? Кто бы мог подумать, что высшее удовольствие может таиться в самых низменных страстях?

Он до конца жизни не забудет ощущение смертельной ревности и вместе с тем безудержного восторга, когда его звездочка 'блистала' в компании восьмерых охочих до дармовых женских ласк мужиков. Не забудет нетерпения, с которым ожидал своей очереди. Не забудет эйфории вседозволенности, когда впервые почувствовал себя властелином далекой и, казалось бы, недоступной звезды.

Не забудет. Больше того — он никогда не откажется от этой вседозволенности, от власти над нею. Единственное, что он изменит раз и навсегда — это коллективизм. Звезда, пусть уже не такая далекая, пусть слишком доступная и уж совсем не чистая, будет принадлежать ему безраздельно. Ему одному. Ему, Николаю Черкасову.

Он добился цели. Он женился на ней. Он стал ее полновластным хозяином. Хозяином звезды и шлюхи.

Но победа оказалась пирровой: с ним, законным мужем, Паулина была холодна, будто ледышка. И то наслаждение, то запретное удовольствие, что Николай испытал в том 'гареме наоборот', в роли мужа оказалось ему недоступным.

От сцены Паулине пришлось отказаться.

Николай в ее жизни случился как нельзя кстати. Едва он забрал ее к себе, как всплыли фотографии.

Все оказалось правдой. Паулина не помнила, когда они были сделаны, но видела их собственными глазами. Ни малейшего сомнения — это она, ее лицо. И фигура ее. Но когда? Где? С кем?!

Это оказалось правдой. Но это не могло быть правдой! Не могло! Она бы ни за что не опустилась до такого. Да, она плохо помнила свои приключения. Вернее, вообще не помнила. Да, просыпалась в постели с незнакомцами. Так ведь сексуальная революция на дворе — что в этом зазорного? Но коллективный секс? Извращения? Нет. Быть такого не может. Это чьи-то недобрые козни. Злой розыгрыш. Мастерский фотомонтаж, из-за которого она сама себе перестала верить.

Но фотографии были. И видела их не только она.

Слухи поползли сначала по Москве. Затем, как водится, дошли до самых до окраин. Теперь быть Паулиной Видовской стало стыдно — не объяснишь ведь каждому, что это фотомонтаж, что на самом деле она всего лишь просыпалась с разными мужчинами, а непотребствами вовсе не занималась.

Пришлось сменить длинные светлые волосы, визитную карточку Видовской, на мальчишескую стрижку цвета 'спелой меди'. Нельзя сказать, что новая прическа ее изуродовала — истинную красоту не испортишь такой малостью. Паулина осталась прехорошенькой, однако на себя прежнюю походила очень мало.

Сменить довелось не только фамилию и прическу. Буквально через два дня после кое-как, наспех организованной свадьбы Николай Черкасов вместе с новоиспеченной супругой отбыл к месту службы в Иркутск.

Переезд, пожалуй, бесил ее больше всего. Ладно, какая-то сволочь опозорила ее имя, подделав неприличные фотографии. Ладно, из-за этого пришлось пожертвовать свободой и отдать себя мурлу-солдафону. Мурло само по себе нестрашно: подумаешь, не убудет же от нее. Всего-то потерпеть чужого мужика рядом — эка трагедия. И не с такими просыпалась. Как показала практика, просыпаться с кем попало значительно легче, чем засыпать. Тем не менее, от мурла она сможет избавиться, едва скандал, связанный с ее именем, хоть немного уляжется.

Но менять Москву на Тмутаракань?!

Однако ее мнения теперь никто не спрашивал. Она как будто перестала что-то значить в этом мире.

Что ж, пусть. Но это временно. Судьба распорядилась так, что Паулина вынуждена прятаться под крылышком ненавистного Николая от разразившейся вокруг нее бури. Но любая буря рано или поздно переходит в штиль. Улягутся сплетни, злые языки перестанут трепать ее имя, вот тогда она и вернется. Правда, фамилию Видовская ей уже не носить — жаль, она так к ней привыкла.

В следующий раз она будет покорять Москву под именем Паулины Черкасовой. Никто даже не догадается, что она — та самая Паулина. Внешне на себя прежнюю она теперь совсем не похожа.

Разве что имя могло ее выдать. Имя действительно редкое, по нему ее очень даже могут узнать. Но отказаться от него она никак не сможет. Как ни крути, а это ее визитная карточка, самый верный талисман. Паулина ни разу в жизни не встречала тезку, никогда ей не доводилось оглядываться, когда ее именем окликнули бы кого-нибудь другого. Нет, решительно, изменить своему имени она не сможет.

Николая она ненавидела. Да и мало какая женщина смогла бы любить свидетеля своего позора, постоянно тычущего ее в тот позор носом. Редко случался день, когда Черкасов не напоминал ей о скандале, который ей хотелось скорей забыть.

Днем еще хоть как-то сдерживался, хотя все равно тут и там проскакивали его излюбленные словечки 'шлюха' да 'блядь' — последнее он неизменно произносил нарастяжку — 'билять' — будто получал от этого странное удовольствие.