Тревожных симптомов нет (сборник) - Илья Варшавский

Что же касается лечебного использования сигар, изготовляемых венерианином У–И, то эта проблема осложняется нежеланием изобретателя открывать кому бы то ни было секрет их изготовления. Пока необходимые для дальнейших опытов сигары могут быть получены только в обмен на адаптированные сказки с картинками.

Как бы то ни было, но весь шум, поднятый комиссиями, в общем, мало коснулся самого У–И, разве что только увеличил сбыт сигар.

Ю–А исправно выполнял принятые на себя обязательства, и редко выпадал такой день, когда в Лавке Сновидений не появлялся вновь завербованный клиент.

Особенным успехом у туристов пользовались маленькие черные сигарки «изи–изи», дым которых вызывает видение венерианских джунглей. За час, проведенный на жесткой лежанке, курильщик переживал больше приключений, чем иной исследователь планет за всю свою жизнь.

Что ни говори, а У–И был мастером своего дела!

Теперь он мог спокойно предаваться созерцанию гарема, не рискуя вызвать этим чьи–либо нарекания. Новый звонок был способен пробудить к действительности самого заядлого фантазера.

И все же У–И нарушал заключенный договор. Часто с утра, намалевав углем на дверях лавки изображение венерианина, шествующего под нависшими кронами деревьев, что в переводе на обычный язык означало «ушел за товаром», он уединялся в маленькой комнатке, расположенной за кабинками для курения.

Характер тайных занятий хозяина лавки оставался для всех секретом, потому что У–И решил ни больше ни меньше, как изобрести новый сорт сигар, способный перенести его душу из сонного тела прямо во дворец Гарун–аль–Рашида.

Можете не сомневаться, это ему удалось, ибо У–И был не только великим мечтателем, но и великим магом снов.

Однако между великим и смешным всего один шаг, и измерить это расстояние было суждено У–И.

Каким смешным и жалким должен был показаться обитательницам гарема маленький, кривоногий, пузатый венерианпц по сравнению с владыкой всего мусульманского мира, сказочны.^ Гарун–аль–Рашидом!

Бедный У–И! Он сам это понял, притаившись за ширмой, расписанной диковинными птицами, и подглядывая исподтишка за сыном пророка, сидящим на диване. В одной руке шаха был мундштук драгоценного кальяна, другой он небрежно перебирал волосы прекраснейшей Гаянэ, жемчужины гарема.

Бедный У–И! Самые дерзкие, самые потаенные мечты его таяли, как струйки табачного дыма, выходящие из янтарного мундштука.

Несчастный маленький уродец У–И! Целый день шагал он по своей лавке, не отзываясь на пронзительные звонки. Страсть, ревность и отчаяние терзали его подобно чудовищам венерианских лесов в кошмаре начинающего курильщика.

Обливаясь слезами, незадачливый влюбленный то прижимал к груди заветную книжку, то топтал ее ногами, проклиная того, кто выдумал эту обольстительную и злую сказку.

Все же у сказки есть свои законы, и там, где бессильна Любовь, ей помогает Дружба.

Ю–А был преданным другом, и план, который родился в его голове, был дерзостно смел и до гениальности прост.

На следующий день вечером верный Ю–А уложил У–И на лежанку для курения и сам сунул ему в рот толстую сигару, длиной в локоть. Вторая такая же сигара, накрошенная маленькими кусочками, хранилась в карманах У–И.

Теперь У–И, перенесенный во дворец восточного владыки, должен был улучить момент и подсыпать ему в кальян своего зелья, а Ю–А, выждав положенное время, — поднять такой трезвон при помощи «прошу повернуть!», который был бы способен пробудить и мертвого.

Да, в маленькой тощей груди Ю–А билось большое и отважное сердце! Честно говоря, я бы не хотел быть на его месте, когда из кабины для курения в лавке У–И вышел, волоча за собой потухший кальян и протирая заспанные глаза, не кто иной, как сам Гарун–аль–Рашид.

Мне неизвестны подробности этой ночи. Впрочем, важно лишь то, что, когда великий шах наконец опять уснул под утро в Лавке Сновидений с сигарой в зубах и адаптированной книжкой под боком, Ю–А деликатным и нежным звонком вызвал своего друга из небытия.

Очевидно, экспедиция удалась на славу, потому что У–И холил важный, как павлин. Он поглаживал свой животик и так плутовски глядел на Ю–А, что тот изнывал от любопытства, но в отношении всего, что произошло во дворце, У–И хранил скромное молчание, подобающее истинному мужчине.

Вскоре У–И установил в своей лавке еженедельный выходной день, посвященный экспедициям во дворец.

В эти дни Ю–А вместо него безвыходно сидел в лавке, и редкие туристы, которым приходило в голову полюбоваться ночным видом Старого Города, слышали сквозь закрытые ставни громкую перебранку, причем один из голосов изъяснялся на певучем венерианском наречии, а другой — низкий гортанный баритон — по–видимому, принадлежал землянину.

Так продолжалось около года, пока в одно прекрасное утро У–И не вернулся из экспедиции с черноглазым младенцем, которого Ю–А немедленно переправил к кормилицам на болотах.

***

Всю эту историю мне рассказал У–И, когда я прилетел в длительную командировку.

Мы сидели вечером в Лавке Сновидений. Передо мной красовалась желтая «оки–оки», которой я собирался насладиться после нашей беседы, а У–И с Ю–А воздавали должное содержимому моего портсигара. На столе стояла уже наполовину пустая бутылка, из–за которой у меня были крупные неприятности с международной таможней, и три окаменевших цветка лилии, заменяющие на Венере стаканы.

Словом, все располагало к задушевному разговору, но мне почему–то казалось, что У–И что–то скрывает. Очень странным также было равнодушие, с которым он принял мой подарок — полную адаптированную серию «Похождений Буратино». Я знал, что эти книжки еще не были в киоске Дома Дружбы.

— Ну хорошо, — сказал я, — но мне все–таки непонятно, почему ты снял звонок.

— Звонок? — У–И ловко выпустил десять колец и нанизал их на тонкую струйку дыма. — Почему я снял звонок?

— Да, почему ты снял звонок, — подтвердил я.

— Видишь ли, — взор У–И был мечтательно устремлен в потолок, — сейчас мною покупателей. Туристы. Снятся им всякие чудовища, а звонок очень громкий, вдруг он разбудит какое–нибудь страшило?

— У–И, — я вновь наполнил стаканы из пузатой бутылки, — ты меня давно знаешь, У–И?

— Давно

— Может быть, ты тогда будешь со мной вполне откровенным? Я ведь прекрасно знаю, что чудовища не курят кальяны. Скажи мне лучше всю правду, а то ты меня очень обижаешь.

У–И пригубил стакан и, зажмурив один глаз, лизнул тыльную сторону руки, что по венерианскому этикету означало высшую степень признательности за угощение.

— Всю правду?.. Дело в том, что Гаянэ… Она была бы хорошей женой. Но там есть еще одна старуха… ее мать. Она вечно сует свой нос, куда не нужно… Кажется, уже все пронюхала. Боюсь, чтобы не заявилась сюда жить. Нет, — добавил он, помолчав, — пусть уж лучше малыша воспитывает венерианка.

— И он вырастет магом снов, — добавил верный Ю–А.

КОНТАКТОВ НЕ БУДЕТ

К этому событию человечество готовилось много лет. Радиотелескопы крупнейших обсерваторий Земля планомерно прощупывали глубины пространства в поисках сигналов инопланетных цивилизаций; лингвисты и математики разрабатывали методы общения с представителями других миров; юноши допризывного возраста жили в мечтах о кремнийорганических и фторово–дородных возлюбленных; писатели–фантасты, вдохновленные небывалыми тиражами, смаковали острые ситуации столкновения с антигуманистическими общественными формациями; ученые предвкушали разгадку самых жгучих тайн мироздания, галантно преподнесенных им коллегами из соседних галактик.

Было подсчитано и взвешено все: возможное количество обитаемых планет, уровень развития существ, их населяющих, вероятность посещения Земли космонавтами, представителями сверхмудрых рас, овладевшими источниками энергии невообразимой мощности и победившими пространство и время.

Мечты об эпохе вселенского содружества разума в космосе таили в себе такие перспективы, перед которыми мелкие неурядицы на нашей планете казались не заслуживающими внимания.

Судя по всему, оставалось ждать еще совсем немного, пока Добрые дяди в сверкающих космических доспехах, взяв за руку неразумное и заблудшее человечество, поведут его к вратам нового рая, где око вкусит блаженство и покой вкупе со всем сущим в космосе.

Правда, находились скептики, ставящие под сомнение ценность межгалактического общения при помощи информации, поступающей с опозданием в сотни миллионов лет, но их злопыхательство никто всерьез не принимал, потому что крылатая мечта допускала и не такие штучки, как распространение сигналов со скоростью, превышающей скорость света.

Несколько сложнее дело обстояло с установлением эстетических критериев будущего содружества. Однако в длительной и ожесточенной дискуссии сторонники мыслящих плесеней и живых океанов были разбиты наголову. Трудами известного ученого Карлсона (не того, что живет на крыше, а другого) была не только доказана неизбежность идентичности облика всех существ, стоящих на вершине биологической развития, но даже определен вероятностный среднестатистический тип, наиболее распространенный в пределах метагалактики.