Снова три мушкетера - Николай Харин

Подойдя ближе, д'Артаньян и почтенный мэтр Буало смогли разобрать слова.

— Скорее, скорее! — кричал кто-то хриплым голосом. — А не то они улизнут от нас. Свернем шеи лакеям, а девица останется у нас, тогда ее папаша будет посговорчивее.

— Правильно! Заставим коменданта открыть ворота, а не то скоро все протянем ноги, — поддержали первого крикуна не меньше дюжины глоток.

— Эти негодяи хотят захватить Камиллу! — вскричал д'Артаньян, судорожно нащупывая эфес несуществующей шпаги.

— Конечно, но они вовсе не негодяи.

— Однако же они хотят совершить насилие!

— А разве вы не принадлежите к их числу?

— Черт возьми! Конечно, нет… то есть — да, но…

— Слуга, которого прислала мадемуазель де Бриссар, передал мне ее просьбу укрыть одного из преследуемых по приказу коменданта людей. Если бы я считал таких людей негодяями всех до одного, мне надо было бы отказаться.

— Это правда, — ответил мушкетер, понимая всю неуместность более откровенных объяснений в настоящий момент.

— Вот видите.

— Но сделать заложницей мадемуазель де Бриссар!

— Эти несчастные доведены до крайности, не судите их слишком строго.

— Однако…

— Ах, молодой человек, вы ведь прекрасно знаете, что мадемуазель де Бриссар ничто не угрожает — она спокойно спит в своем доме, который надежно охраняют.

Д'Артаньян вынужден был про себя признать, что, с точки зрения почтенного кантора, это логическое построение выглядит безукоризненным ведь никто, кроме мушкетера и хорошенькой крестницы коменданта, не знал о том, что же произошло этой ночью в ларошельской тюрьме.

Крики между тем становились все приглушеннее, возбужденная толпа удалялась от того места, где сейчас находились беглец и его проводник.

— Они, по-видимому, напали на лакеев, несущих портшез, — спокойно продолжал кантор. — Они увидят, что портшез пуст, и дело кончится ничем.

— Но они могут выместить свою досаду на лакеях!

— Лакеи вооружены, а кроме того, комендант их хорошо кормит, — с тяжелым вздохом отвечал старик. — Каждому из них не страшна и дюжина этих обессилевших людей. Поверьте мне, нам с вами лучше всего продолжать наш путь — это будет самое разумное, что мы можем предпринять.

Однако д'Артаньяна было не так-то просто склонить к тому, чтобы делать что-то такое, чего он делать не хотел.

— А мы ведь находимся где-то неподалеку от городской тюрьмы, не так ли, мэтр Буало? — спросил он.

— Да, — неохотно отвечал старик. — Как раз поэтому я и стараюсь увести вас подальше отсюда.

— Я пришел к выводу, что именно этого мне делать не следует.

— Как так? Не понимаю вас, сударь!

— Дело в том, что в этой тюрьме, в камере приговоренных к смертной казни, сейчас находится одна девушка, которую я, кажется, полюбил.

— О Боже праведный, что вы такое говорите?!

— Только то, что вы слышали, мэтр Буало. И я намереваюсь вытащить ее оттуда.

Видя, что старик пошатнулся, мушкетер бережно подхватил его и поддерживал до тех пор, пока достойный кантор не пришел в чувство.

— Как же это возможно?! Уже и женщин стали вешать в этом несчастном городе — какое ужасное известие! Вас же повесят вместе с нею! — лепетал бедняга, тщетно стараясь прийти в себя.

— Мэтр Буало, вы оказали мне неоценимую услугу. Но сейчас я должен покинуть вас. Если хотите, я отведу вас обратно в церковь.

Однако мэтр Буало не чувствовал себя в силах продолжать путь по ночным улицам. Поэтому д'Артаньян отвел старика к указанному им дому, который оказался не слишком далеко, постучал в двери и препоручил кантора заботам отворившей им сморщенной старухи. Затем он выяснил, как добраться до городской тюрьмы, и спросил, не найдется ли в доме шляпы с широкими полями, чтобы прикрыть лицо. Шляпы у старухи не оказалось, и мушкетер отправился в указанном направлении налегке.

Несмотря на то что он оказался совершенно один, без оружия во враждебном городе, и у него вот уже больше суток не было во рту ни крошки, мушкетер чувствовал себя прекрасно. У него созрел простой и дерзкий план освобождения Камиллы де Бриссар. Романтическое приключение продолжалось.

Как известно, у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель. Поэтому д'Артаньяну посчастливилось не встретить на пути ни ночного дозора, ни группы озлобленных и голодных городских отщепенцев — публики отчаянной и в своем отчаянии способной на все. А в том, что наш герой уже чувствовал себя влюбленным, сомневаться не приходилось. С нашей точки зрения, именно этим можно объяснить поведение мушкетера, намеревавшегося, едва выйдя из тюрьмы, вернуться обратно.

Шум и крики, доносившиеся из глубины городских улиц, только усилили желание капитана Ван Вейде и всего немногочисленного экипажа «Морской звезды» ускорить отплытие.

— Не пора ли поднимать паруса, Якоб? — тихо спросил г-н Эвелин, в очередной раз подходя к капитану, стоявшему у борта.

— Вот уже битый час я думаю о том же, — отвечал морской волк в тон своему помощнику.

— А… тем лучше. «Они соединили свои помыслы и устремления воедино», — как говорится в пасторали господина де Ровере, не помню уж точно, в которой, — повеселев, откликнулся тот. — Тогда я пойду поговорю кое с кем о том, как нам получше примирить свои «помыслы и устремления» с чувствами солдат Ла-Рошели в том случае, если они противоречат друг другу, — сказал г-н Эвелин и ушел с палубы.

Видимо, упомянутые «помыслы и устремления» ларошельских воинов не слишком расходились с намерениями моряков. Часть солдат, измотанных осадой и недоеданием, попросту спала крепким сном, хотя бы оттого, что ночью человеку свойственно спать, а было уже далеко за полночь. Часовые же оказали вялое сопротивление, но были быстро обезоружены и связаны дюжими матросами.

Всякий непредвзятый наблюдатель заметил бы, что часовые боролись не столько с экипажем «Морской звезды», сколько с чувством долга. Последнее было вынуждено отступить перед естественным стремлением оказаться там, где едят досыта.

Таким образом, «Морская звезда» покинула негостеприимную гавань Ла-Рошели и устремилась в темные воды Бискайского залива. На мачте и на корме были вывешены опознавательные знаки, освещенные скудным светом фонарей. Они послужили бы пропуском при встрече с военными кораблями, охранявшими гавань.

А бравый капитан Ван Вейде обратился к стоявшему рядом г-ну Эвелину со следующими словами:

— Наконец-то мы, кажется, разом отделались от всех этих кардиналов, ларошельцев, католиков и гугенотов. Мы снова свободные люди, Александр, друг мой!

Глава десятая