Неотразимый мужчина - Барбара Картленд

Дорогу освещали факелы, закрепленные в канделябрах, похожих то ли на ухмыляющиеся маски каких-то чудовищ, то, ли на что-то непристойное, но Кларинда так и не смогла понять, что они все-таки изображали.

Затем проход резко пошел вниз, послышался шум голосов, Николас повернул влево и повел ее к двери, занавешенной шторами, сквозь которые можно было увидеть достаточно большую комнату.

В центре ее стояла женщина, и у Кларинды блеснул проблеск надежды, когда она увидела на ней одежду монахини. Но, услышав, как Николас фамильярно обращается к ней, она внимательнее вгляделась в лицо предполагаемой монахини. Оно было грубым и сильно накрашенным: глаза подведены черной тушью, а губы размалеваны ярко-красной помадой.

— Добрый вечер, Молли, моя дорогая, — сказал Николас. — Я надеялся, что ты останешься здесь надолго. Я привел тебе самую очаровательную Венеру, какую ты еще никогда не видела.

С этими словами он подтолкнул Кларинду вперед, и на нее устремился жесткий взгляд женщины.

— Достаточно хороша, — сказала она вульгарным голосом. — Но все они поначалу бывают хорошенькими.

— Приготовь ее для церемонии, — приказал Николас. — Скажи, что ее ожидает, и предупреди о том, чтобы она себя хорошо вела. Если впадет в истерику, дай ей успокаивающее средство.

При этих словах он отвернулся и посмотрел на сопровождающего его сэра Джеральда.

— У вас есть все необходимое, Джеральд, — сказал он. — Передайте это Молли.

— Я так и думала, что сэр Джеральд приедет сегодня вечером, — сказала Молли почти вызывающе. — И какую же роль вы будете сегодня играть, мой прекрасный джентльмен, или мне не надо задавать вопросов?

— Увы, сегодня мне предстоит играть лишь вспомогательную роль, — ответил сэр Джеральд. — Хозяин настаивает на своих правах. Но возможно, к концу вечера он станет более великодушным.

— Нет, — твердо сказал Николас. — Я уже говорил тебе, почему я намереваюсь быть первым. Но у меня нет времени, чтобы тратить его на пустые разговоры. Занимайся своим делом, Молли. А мне надо за всем присмотреть. Сегодня будет самая знаменательная ночь в истории клуба, она останется в памяти его членов на всю оставшуюся жизнь.

Нотки сумасшедшего возбуждения вновь прозвучали в его голосе. Затем он повернулся и вышел из комнаты. Сэр Джеральд улучил момент и сунул черный пузырек с наркотиком в руку Молли. Затем он тихо сказал:

— Не трать его на девчонку, если сможешь. Мне это самому может понадобиться.

Послышался звон монет, и Кларинда увидела, что вместе с пузырьком он вкладывает в руку Молли несколько соверенов.

— Будь хорошей девочкой, — сказал он Кларинде, — и делай то, что скажет тебе наша аббатиса. Будет очень жаль, если ей придется влить в тебя успокаивающее средство, чтобы притупить сознание.

Ведь в процессе церемонии тебе предстоит испытать незабываемые ощущения.

Его губы под маской искривились в злобной усмешке, и Кларинда почти инстинктивно отпрянула от него, но натолкнулась на черное одеяние аббатисы.

Когда сэр Джеральд исчез, Кларинда испуганно прошептала:

— Помоги мне… пожалуйста, помоги… Если у тебя есть хоть капля жалости в сердце… пожалей меня, потому что меня привезли сюда против моей воли. Если ты поможешь мне бежать, я дам тебе денег… Много денег. Пятьсот фунтов… тысячу, это сейчас не имеет значения. Когда мой дядя умрет… Он — отец мистера Вернона… Я буду очень богата. Я дам тебе все, что ты пожелаешь… Помоги мне выбраться отсюда.

Молли посмотрела на нее, и Кларинда уловила на ее накрашенном лице недоброе выражение. Это была женщина средних лет, и жизнь, которую она вела, отложила определенный отпечаток на ее внешности.

Когда-то, очевидно, она была хороша. На лице еще сохранились следы былой красоты. Но их затмевали грубая и неровная кожа, мешки под глазами и отвислый подбородок.

— Я знаю, какие ты испытываешь чувства, дитя, — сказала она. — Я прошла через это много лет назад — тогда я была даже моложе, чем ты, — мне было чуть больше тринадцати, и я была чиста и невинна. Но они увезли меня в Пещеры в Западный Викомб. Я помню, что на коленях умоляла сэра Фрэнсиса Дэшвуда смилостивиться надо мной и отпустить меня.

— Тогда ты понимаешь мое состояние, — с надеждой в голосе сказала Кларинда. — Пожалуйста, помоги мне… помоги.

Женщина, называемая Молли, покачала головой.

— Это безнадежно, дорогая, — ответила она. — Даже если бы ты предложила мне миллион золотых гиней, я не смогла бы помочь тебе выбраться отсюда. И не потому, что мне не нужны деньги, но потому, что ни одна женщина не могла покинуть Пещеры, если только ее не сопровождал джентльмен.

— Ты уверена в этом… вполне уверена? — спросила Кларинда задыхающимся голосом.

— Так же, как в том, что я здесь стою, — ответила Молли. — И джентльмены, которые явились сюда, пришли лишь с одной целью — и ты знаешь, в чем она состоит.

— Но я не знаю, — ответила Кларинда. — Мистер Верной сказал, что вы должны мне рассказать о том, что меня… ожидает. И мне хотелось бы… знать.

— Лучше тебе об этом не знать, — ответила Молли. — Послушай моего совета, выпей то, что находится в этом пузырьке, хотя сэр Джеральд и не велел делать этого. По правде сказать, я не выношу этого человека, несмотря на то что он щедро тратит свои деньги, когда это доставляет ему удовольствие.

— У меня нет никакого желания лишать себя сознания, — запротестовала Кларинда.

— Тогда выпей чего-нибудь горячительного, дорогая. От джина тебе полегчает, уверяю. Сейчас я дам тебе стакан.

— Нет… нет! — закричала Кларинда. — Я не хочу… ничего! Скажи мне, что я должна буду делать?

— Отслужить Черную Мессу — я полагаю, ты слышала о ней? — спросила Молли.

В глубине своего сознания Кларинда догадывалась о том, что могло происходить в Пещерах. Она когда-то читала, что Екатерина Медичи, жена Генриха II, участвовала в церемонии Черной Мессы для того, чтобы разрушить любовь своего мужа к Диане Пуатье.

Она прочитала описание этой церемонии на французском языке и подумала тогда о том, что если бы книга выходила в Англии, то все это было бы описано не так образно и не столь откровенно.

«Черная Месса»! Теперь, без всякой подсказки, она знала, какую роль ей предстояло сыграть. Венера была обнаженная женщина, которую клали на алтарь и над которой совершали богохульную мессу.

Эта мысль, будто вспышка, озарила ее сознание, и она почувствовала, что ее оставляют силы и ей становится, дурно при мысли о том, что ее может ожидать.

Дрожа всем телом, она прижала руки к своему лицу, будто хотела стереть весь тот ужас, который предстал перед ее мысленным взором.