По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов

Я не стал заставлять ее долго меня уговаривать и предложил ей взять с полки любую книгу, открыть на первой попавшейся странице и показать мне на несколько секунд. Разумеется, я пересказал содержание текста почти дословно. Нина пришла в восторг. Пришлось несколько раз повторить номер на бис. Последней она показала мне страницу с английским текстом. Вот тут я попал впросак. Страницу-то я запомнил, а вот пересказать не мог. Я сказал, что не силен в языках, и рассказал, как сдавал вступительный экзамен по языку. Это вызвало новый приступ веселья. Видеть ее смеющейся было для меня особым удовольствием. Но тут я подумал, что если не могу пересказать английский текст, то, наверное, смогу его записать. Нина дала мне лист бумаги, и я буква за буквой воспроизвел первый абзац. Для меня это был первый опыт такого рода, но не последний. На Нину мои способности произвели впечатление. Она хотела сразу бежать к отцу, чтобы продемон- стрировать их ему, но мне удалось удержать ее – я был сыт по горло общением с ним.

Вот так и шла теперь моя жизнь. Я не упускал ни одной возможности для встреч с Ниной, а в остальное время разрывался между учебой и работой. Дела, естественно, шли ни шатко, ни валко, но все же шли. Каким-то чудом я не завалил зимнюю сессию, а на работе меня спасала способность продумывать полученные результаты и необходимые следующие шаги путем параллельного мышления. Оно не прекращало работать никогда.

Приходили письма и от Сереги. О нем и его делах я почти забыл, но письма читал с интересом. Он сообщал, что дом ему кое-как достроили, он в нем живет, поминая меня и всю нашу бригаду добрым словом. Что водопровод из родника работает как часы, баня тоже. Печку теперь топит истопник, и ему на эту ерунду время теперь тратить не приходится. Вообще, хозяйство идет в гору, рыба не переводится, и есть важные новости: из Баку он получил икринки осетров, из которых он надеется вывести мальков. "Вот приедешь следующим летом, буду тебя икрой угощать", – писал он. Меньше всего меня радовала перспектива летом опять отправиться к Сереге. Икра вообще не вызывала у меня никаких эмоций. В моем детстве икра не была дефицитом. Я хорошо помнил магазин на Дзержинской, где за прилавкам в больших бочках всегда лежала икра. Она была дешевле колбасы и, может быть нечасто, но покупалась моими родителями. Кстати, именно в этом магазине я впервые увидел в аквариуме карпов, которых так ловко научился разводить Серега. "Нет, – сказал я себе, – вряд ли Сереге удастся в этом году затащить меня к себе. В помощи он теперь не нуждается, дом выстроен, дела идут – чего еще надо!"

В середине марта Нина сказала, что ей надо на неделю съездить в Ленинград. Не хочу ли я составить ей компанию. Что за вопрос: в Ленинград, на Луну или на Марс, да куда угодно, только, чтобы быть с ней.

Через несколько дней мы уже ехали в Ленинград на поезде в четырехместном купе, и я ругал себя на чем свет стоит за то, что не взял на себя покупку билетов. В Ленинграде следующим утром мы перешли через Октябрьскую площадь и оказались в гостинице с тем же названием. Я впервые в жизни находился в гостинице и с интересом озирался по сторонам. Там нам было забронировано два одноместных номера, что мог сделать только генерал или его адъютанты. Мы вошли в Нинин номер. Она повернулась к зеркалу и сбросила с себя мне на руки свое невесомое пальто, затем, глядя на меня из зеркала, сняла бусы и начала расстегивать кофточку. Дальнейшего приглашения мне не потребовалось. Меня хватило на то, чтобы повернуть ключ в замке, после чего я выпал из окружающей действительности на всю неделю. Мы не осматривали достопримечательностей города. Мы выходили из номера лишь изредка, чтобы что-нибудь съесть, и тут же спешили обратно в постель, где почти без слов упивались друг другом с утра и до вечера, с вечера до утра. Она оказалась не девушкой, чего я, в тайне от самого себя, очень боялся, уж, сам не знаю почему. Более того, ее изобретательности и страстности могла бы позавидовать и зрелая женщина. Что и говорить, моему счастью не было предела. Но все хорошее быстро кончается. Неделя пролетела как одно мгновение. Мы снова оказались в поезде, но уже в двухместном купе, о чем я успел позаботиться, с трудом оторвавшись от Нины, чтобы добежать до вокзала. Чувствуя, что близится час расставания, мы и в эту ночь не сомкнули глаз. Я пытался поговорить с ней, но она не давала мне сказать ни слова, закрывая рот поцелуями. Мы едва успели одеться, наспех закончив эту процедуру, когда поезд уже стоял у перрона Ленинградского вокзала.

В молчании мы вышли на Комсомольскую площадь. Нина заговорила первая. Я думал, что пришло время поговорить о нас, о завтрашнем дне, о будущем, но она начала пересказывать мне какую-то старинную сказку про принца, полюбившего заморскую принцессу. Но, когда они оказались, наконец, вместе, и он прикоснулся к ней, она превратилась в птицу и улетела в открытое окно. Я не слушал ее, упиваясь просто звуком ее голоса. Она продолжала, не останавливаясь и не давая возможности мне заговорить. До ее дома было несколько километров. Мы медленно шли по утренней и почти весенней Москве. Все вокруг казалось мне радостным и красивым как никогда. Даже уже заметно подтаявшие сугробы, покрытые черной грязью, и стекающая из-под них талая вода, несущая с собой прошлогодний мусор, казались мне ерундой на фоне пробуждающейся природы.

Идиллия вдруг разрушилась. Я услышал ставший резким голос Нины:

– Послушай! Я говорю серьезно. Аллегории до тебя не доходят! Включись, влюбленный осел!

Я вздрогнул от удивления и недоумения. Таким тоном Нина не говорила со мной за все время нашего знакомства.

– Что случилось? – спросил я.

– Я тебе говорю, а ты не хочешь слушать, – снова заговорила она. – Завтра, а может быть уже и сегодня, я уезжаю. Надолго, возможно, навсегда. Ты должен с этим смириться и не искать меня. Впрочем, это и бесполезно. Ты понимаешь, что я говорю?

Нет, я не понимал, что это – глупая шутка? Ничто другое мне и в голову не приходило. Все было так хорошо, вернее стало, и вдруг – на тебе!

– Избавь меня от ненужных вопросов, – ее голос стал опять неж- ным и просительным, – ну, пожалуйста! Сейчас мы подойдем к моему подъезду, ты поцелуешь меня в щечку, я войду в дверь, а ты повернешься и уйдешь отсюда.

Как загипнотизированный, я выполнил все, что она сказала. Когда я целовал ее на прощанье, она прошептала: "Прости, прощай, не забывай". Эти три слова зазвучали у меня в ушах как похоронный звон. Что делать, куда идти. Она сказала, не искать ее. Почему? Что вообще все это значит? Спрашивать было не у кого. Я дошел до ближайшего сквера и сел на грязную скамейку. Думать было не о чем. Я постарался выключить сознание.