Сабина на французской диете - Галина Куликова

Не говоря больше ни слова, тот шагнул к двери в кабинет и распахнул ее одним коротким рывком. И тотчас увидел Надю, которая сидела на диванчике и смотрела на него заспанными томными глазами. Туфли она сбросила, скрестив ноги в тонких чулках.

— Сережа! — сказала она с мягкой улыбкой. — Мне нужна твоя помощь.

Сабина была готова к тому, что он взорвется и станет разговаривать жестким тоном, который сразу покажет его отношение к происходящему. Также она была готова и к противоположному — что лицо его подобреет, в глазах появится нежность, он подойдет и ласково поцелует бывшую жену в сочную щеку, возьмет ее за руку и скажет что-нибудь доброе.

Однако Тверитинов не сделал ни того ни другого — он растерялся. Он так растерялся, будто на него напал маленький ребенок и он не знает, как его остановить, чтобы не причинить вреда.

— Надя? — произнес он, взъерошив волосы на макушке. И затоптался на пороге.

«Черт, я забыла про парикмахерскую», — неожиданно спохватилась Сабина и достала график. Согласно ему Тверитинов должен был сейчас находиться далеко от офиса. Что еще раз доказывало бесполезность пошагового планирования дня. Она бы составляла графики по-другому, без обозначения времени. Впрочем, возможно, иначе гению инженерной мысли никуда не успеть.

— Заходи, Сережа, — сказала Надя с мягким нажимом. — Ты опять не отвечал на звонки.

— Я не мог, — потерянным тоном ответил Тверитинов и захлопнул за собой дверь.

Сабина взяла со стола свой сотовый и с опаской поднесла его к уху:

— Алло? — осторожно спросила она.

— Что — алло? — раздраженно ответила Тамара. — Совсем ты с ума сошла, честное слово. Ты слышала, что я тебе сказала про балерину? Как следует поступить?

— Слышала, — подтвердила Сабина. — Нужно согласиться на романтический ужин, съесть его, а потом пойти в туалет и сделать так, чтобы тебя вырвало.

— Звучит отвратительно, — вынуждена была признать Тамара. — Но другого способа сохранить лицо я не вижу.

— Не думаю, что такие штуки помогут сохранить лицо.

— А вес сохранить помогут, — отрезала Тамара и попрощалась. — Ладно, пока. Позвоню вечером, поболтаем. А сейчас мне некогда. Целую, и не падай духом.

Больше всего Сабине не нравилось в диете то, что ее желудок стал не в меру разговорчивым. Вдруг перед романтическим ужином, когда они сядут за стол и Макс проникновенно посмотрит на нее, этот гад громко заурчит, требуя пищи? Нет, диета и романтика определенно несовместимы. Или ты худеешь, или влюбляешься — и не стоит эти два процесса смешивать. Может быть, удастся отложить романтический ужин хотя бы на две недели? До тех пор, пока ее фигура не приобретет желаемые очертания?

Надя ушла примерно через пятнадцать минут. Тверитинов провожал ее все в том же смятенном состоянии духа. Сабина исподтишка рассматривала их обоих. Не похоже, чтобы они ссорились, — их глаза были сухими. Не похоже также, чтобы они целовались, — их губы ничто не смягчило. Ни капли влаги, ни одного выразительного изгиба.

— Всего хорошего, — шепнула фея, наклонившись к Сабине по дороге к выходу.

Словно накануне пообещала ей нечто чудесное и теперь напомнила о том, что стоит ждать и надеяться. Как только дверь за ней захлопнулась, очарование рассеялось.

— Вы записаны к парикмахеру, — брякнула Сабина, когда они с Тверитиновым остались один на один.

Неосознанно ей хотелось вымести из приемной Надин дух. Личная жизнь босса — неприятное отклонение от графика, скользкая тропинка, которая может завести бог знает куда. В жуткие дебри старых чувств. У каждого в жизни есть свой Дима Буриманов, который контролирует твое будущее из далекого прошлого.

— Я помню, — откликнулся Тверитинов. — Отправляюсь прямо сейчас. Хорошо, что это рядом, а то повсюду пробки. На Тверской столбняк и на Садовом. — Он прошелся по приемной, пытаясь вернуть себе утраченное душевное равновесие. — Как советуете постричься? Бобриком?

Вроде бы он шутил, однако с напряжением смотрел на нее, словно действительно ждал совета.

— Постригитесь под Кэри Гранта, — предложила Сабина, покусывая карандаш и разглядывая его исподлобья. Она обожала старые фильмы и сейчас, когда их стали продавать во всех магазинах, пересмотрела все самые известные.

— Чтобы на меня клюнула Одри Хэпберн? — спросил Тверитинов.

Она ухмыльнулась:

— Любите кино?

— Только старое, — признался он. — Не знаю почти ни одного современного актера.

— Значит, я выбрала верный образец для подражания.

— Кстати, запишите в свой блокнот, — продолжал он уже совершенно другим тоном. — Вам необходимо встретиться с главным бухгалтером Андрюшиным, он придет примерно через час. Отдадите ему этот приказ. — Он полез в карман и достал оттуда сложенный вчетверо лист. — Приказ о выдаче премиальных. Я собирался отдать его Чагину, но вы вывели его из строя.

Сабина посмотрела на босса с недоумением. Интересно, что он имеет в виду? То, что она стукнула рыжего наглеца по рукам, когда тот полез к ней со своими сальностями? И откуда босс вообще знает об этом инциденте? А-а, ну конечно! В тот момент как раз зашел референт Горьков. Неужели он немедленно настучал шефу? Неблагодарный. Вот и спасай его после этого.

Главный бухгалтер Андрюшин приезжал на фирму два раза в неделю. Выглядел он словно какой-нибудь граф, потому что был стар, седовлас и носил пушистые бакенбарды, которым отчаянно не хватало цилиндра. Нижняя его губа привыкла недовольно выпячиваться, выражая надменный нрав своего хозяина.

Новую помощницу Тверитинова он встретил настороженно. Приказ взял двумя пальцами и долго рассматривал, будто сомневался в его подлинности. А потом — о чудо! — отправил Сабину вниз, в производственный отдел, к Безъязыкову.

— Передайте ему эти бумаги, — велел он. И, смягчив тон, добавил:

— Прошу вас. Ира ушла обедать, телефонов в производственном никто не слышит, а мне тяжело бегать по лестницам, возраст, знаете ли.

То, что он счел нужным обосновать свою просьбу, Сабину растрогало. Иначе как удачей поручение главбуха нельзя было назвать. У нее появился вполне законный повод спуститься туда, где Аня Варламова проводила свои изыскания.

Лестница, ведущая в подвал, находилась за металлической дверью, которая лязгала с таким аппетитом, словно захлопывалась за преступниками, не имевшими шанса выйти обратно. Она была довольно длинной и узкой, стиснутой с двух сторон металлическими перилами.

Сабина ступила на нее не без внутреннего трепета. Примерно с середины лестницы открывался вид на большую, довольно бестолково обставленную комнату. Вернее было бы назвать ее залом. В одном углу стоял рабочий стол с компьютером, рядом с ним — стеллаж с образцами готовой продукции, в другом громоздились металлические шкафы. Именно за ними пряталась Аня, прежде чем забраться в кафельную комнату.

А вот, судя по всему, и заветная дверь. Ничем не примечательная. И она плотно закрыта в отличие от двух других, которые ведут в цех и на склад. Сабине страшно хотелось увидеть, как протекает процесс изготовления бумаги, но времени на экскурсию не было. Она все-таки заглянула внутрь, разыскивая Безъязыкова. Но вместо него увидела веселого крепыша. Тот расхаживал между какими-то конструкциями, которые венчали металлические сетки.

— Кто вы, милая барышня? — спросил крепыш, заметив Сабину.

Кажется, именно такой вопрос задал принц Золушке, прятавшейся за охапкой хвороста. Крепыш не был похож на принца. Широкое обветренное лицо наводило на мысль о ветрах и солнце. Как будто он работал не в подвале, а на улице, и работал тяжело — мышцы под трикотажной рубашкой бугрились и перекатывались.

— Я помощница Сергея Филипповича, Сабина Брусницына, — охотно представилась она, шныряя глазами по сторонам. — А это что — чаны?

— Точно, — с удовольствием объяснил мужчина. — В них находится бумажная масса. Потом она выливается на формное сито и получается лист.

— Прямо лист?

— Ну-у-у… Его снимают с сетки и прессуют. А потом сушат. У нас здесь все, как шестьсот лет назад. На современных машинах есть сушильные дорожки в сотни метров длиной. Вы когда-нибудь были на бумажном заводе?

— Нет, — призналась Сабина, подходя к агрегату, который вряд ли мог существовать шестьсот лет назад. — Это вы здесь колдуете?

— Я, — с удовольствием ответил он. — Использую, возможно, самую старую технологию. И, как вы думаете, кто первый стал делать бумагу?

— Кто?

— Китайцы, разумеется! — У крепыша был курносый нос, придававший ему задиристый вид. — Видите деревянный молоток? Я разглаживаю им подготовленное лыко в тонкий слой, распускаю его в чане с водой, чтобы получилась целлюлоза. А вот экран, который опускается в воду. На него наливается необходимое количество целлюлозы и равномерно распределяется. Потом я поднимаю экран из воды и даю ей стечь. Так лист бумаги формируется на сетке. Затем сушу лист и снимаю с формы. Можно его разгладить, но больше он не требует никакой обработки. Самое главное — материал, из которого делается бумага.