Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1971
«Когда б я не любил тебя угрюмым…»
Когда б я не любил тебя угрюмым,Огромным бредом сердца и ума,Я б ждал тебя, и предавался думам,И созерцал деревья и дома.
Я бы с роднёй досужей препиралсяИль притворялся пьяницей в пивной,И алгебра ночного преферансаКлубилась бы и висла надо мной…
Я полюбил бы тихие обедыВ кругу семьи, у мирного стола,И наслаждался скудостью беседыИ вялым звоном трезвого стекла…
Но я любил тебя, И эту мукуЯ не умел претерпевать один.О сколько раз в мою с тобой разлукуЯ бедствие чужой души вводил!
Я целовал красу лица чужого,В нём цвёл зрачок — печальный, голубой,Провидящий величие ожога,В мой разум привнесенного тобой…
Так длилось это тяжкое, большое,Безбожное чудачество любви.Так я любил тебя… И на лицо чужоеРодные тени горечи легли.
«Я, человек, уехавший из Грузии…»
Я, человек, уехавший из Грузии,боготворящий свой родимый край,колена преклонив, просить берусь я:дай, Боже, мне уменья, силы дай —такое написать стихотворенье,чтобы оно, над скалами звеня,спасло бы не от смерти —от забвеньяна родине возлюбленной меня!
ПОСВЯЩЕНИЕ
Ты — маленькая ростом. Я — высок.Ты — весела, но я зато — печален.На цыпочки ты встанешь — и високС моими поравняется плечами.
Вот так мы и встречаем каждый день,И разница сближает нас глубоко…О ты, моя коротенькая тень!Я тень твоя, но павшая далёко.
ПОЮЩИЕ СТОЛБЫ
В этой снежной степи — снежным вихрям лишь месть,В ней одни лишь столбы телеграфные есть.Только ветер, пронзительно воющий здесь.Только точечка — путник, заснеженный весь…
И земля здесь и небо — друг другу под цвет.Пойди-ка, послушай, ты слышишь иль нет?Это — слышишь? — столбы под метелью поют.Что навстречу тебе из метели встают.
1974
СЕВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ
Я видел белый цвет земли,где безымянный почерк следаводил каракули средь снегаи начинал тетрадь зимы.
Кого-то так влекло с крыльца!И снег — уже не лист бесцельный,а рукопись строки бесценной,не доведенной до конца.
Тамаз Чиладзе[154]
ЗИМНИЙ ДЕНЬ
Вот паруса живая теньзрачок прозревший осеняет,и звон стоит, и зимний денькрахмалом праздничным сияет.
Проснуться, выйти на пороги наблюдать, как в дни былые,тот белый свет, где бел платоки маляра белы белила,
где мальчик ходит у стеныи, рисовальщик неученый,средь известковой белизнывыводит свой рисунок черный.
И сумма нежная штриховживет и головой качает,смеется из-за пустякови девочку обозначает.
Так, в сердце мальчика проспав,она вкушает пробужденье,стоит, на цыпочки привстав,вся женственность и вся движенье.
Еще дитя, еще намёк,еще в походке ошибаясь,вступает в мир, как в свой чертог,погоде странной улыбаясь.
О Буратино, ты влюблен!От невлюбленных нас отличен!Нескладностью своей смешони бледностью своей трагичен.
Ужель в младенчестве твоем,догадкой осенён мгновенной,ты слышишь в ясном небе громлюбви и верности неверной?
Дано предчувствовать плечам,как тяжела ты, тяжесть злая,и предстоящая печальпечальна, как печать былая…
«Колокола звонят, и старомодной…»
Колокола звонят, и старомоднойпечалью осеняют небеса,и холодно, и в вышине холоднойдвух жаворонков плачут голоса.
Но кто здесь был, кто одарил уликойтраву в саду, и полегла трава?И маялся, и в нежности великойоливковые трогал дерева?
Еще так рано в небе, и для пеньяпевец еще не разомкнул уста,а здесь уже из слёз, из нетерпеньявозникла чьей-то песни чистота.
Но в этой тайне всё светло и цельно,в ней только этой речки берега,и ты стоишь одна, и драгоценносияет твоя медная серьга.
Колокола звонят, и эти звукивсей тяжестью своею, наяву,летят в твои протянутые руки,как золотые желуди в траву.
«Да не услышишь ты…»
Да не услышишь ты,да не сорветсяупрёк мой опрометчивый,когдауродливое населит сиротствоглаза мои, как два пустых гнезда.
Всё прочь лететь — о, птичий долг проклятый!Та птица, что здесь некогда жила,исполнила его, — так пусть прохладойпотешит заскучавшие крыла.
Но без тебя — что делать мне со мною?Чем приукрасить эту пустоту?Вперяю я, как зеркало ночное,серебряные очи в темноту.
Любимых книг целебны переплёты,здесь я хитрей, и я приникну к ним —чтоб их найти пустыми. В перелётывзвились с тобою души этих книг.
Ну, что же, в милосердии обманномна память мне не оброни пера.Всё кончено! Но с пятнышком туманнымстоит бокал — ты из него пила.
Всё кончено! Но в скважине замочнойсвеж след ключа. И много лет спустяя буду слушать голос твой замолкший,как раковину слушает дитя.
Прощай же! И с злорадством затаеннымтвой бледный лоб я вижу за стеклом,и красит его красным и зеленымнавстречу пробегающим огнем.
И в высь колен твое несется платье,и встречный ветер бьет, и в пустыряхтвоя фигура, как фигура Плача,сияет в ослепительных дверях.
Проводники флажками осеняюттвой поезд, как иные поезда,и долог путь, и в вышине зияютглаза мои, как два пустых гнезда.
ДРЕВНИЙ ТАЛЛИН
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
