Пасхальные люди. Рассказы о святых женах - Инна Андреева

– Вы теперь будете меня осуждать, что я такая слабая, да?

– Вовсе нет! Теперь я буду молиться за вас. Мы живем в непростое время, но, мне кажется, отныне у вас все будет хорошо и просто. Вы же нашли Христа!

Ольга неуверенно мотнула головой.

– Вы полагаете, можно счастливо жить только с Богом?

– Да, – твердо ответил священник. И, видя растерянность девушки, продолжил: – Ольга Михайловна, в настоящее время строй жизни, – говорил отец Митрофан, – ушел далеко от заветов древнего христианства, и современное общество в большинстве лишь сохранило свое название христианского. Упадок веры и забвение заветов Христа сделали жизнь невыносимо тяжелой и пустой. В доброй половине современные люди погрузились в новое язычество, можно сказать, худшее прежнего, так как стали лицемерны. Древние язычники откровенно обоготворяли свои страсти и разные силы природы, а нынешние, лицемерно прикрываясь христианством и цивилизацией, творят то же, что и язычники Содома и Гоморры: та же жестокость, то же немилосердие, тот же разврат. Жизнь стала ненормальна, и плодом этой ненормальности явилась масса страданий физических и духовных. Источник воды живой, то есть истинной, здоровой, духовно-телесной жизни дан Небом человечеству в Лице Богочеловека Христа, и строй жизни правильный Им указан в Церкви. Значит, при виде и сознании язв современной жизни для излечения их следует обратиться ко Христу и Его Церкви. Возрождение и спасение человека христианство видит в пробуждении в нем и укреплении сознания, сыновства нашего к личному, живому Богу, отсюда – любви и стремления к святости, добродетели, к вечности… Ольга Михайловна, Господь позвал вас, не оставляйте Его, станьте Ему верной дочерью…

– Он так и сказал: хорошо тебе быть женой? – Тоня нахмурила брови. Они с Лёлей сидели вместе в опустевшей после ужина трапезной, полируя подсолнечным маслом крашеные яйца: желтые, розовые, красные, пурпурные. Яиц было много, они предвещали скорый праздник, и оттого настроение у девушек тоже было приподнятым. Блестящие яйца сестры укладывали в корзины и плетеные подносы – для завтрашнего освящения.

– Нет, батюшка не так сказал. Он сказал, что хорош и путь семейный, – ответила Ольга, любуясь продолговатым малиновым яйцом.

– А-а-а-а! – Тоня радостно закивала головой. – Понятно! Это он просто увидел твое расположение души и решил тебя не стращать. А то если тебе сразу сказать, что лучше служения Богу ничего нет, ты испугаешься.

Блестящие яйца сестры укладывали в корзины – для завтрашнего освящения

Лёля отложила яйцо и посмотрела на кузину.

– Тоня!

– Я серьезно, ma cherie! – спокойно отозвалась Антонина с легкой улыбкой на устах. – Так часто бывает, когда девушка думает о выборе жизненного пути. Каждый из нас вырос в семье, и потому этот путь кажется близким и простым, а вот путь сестры или монахини поначалу многих пугает своей неизведанностью и кажущимся одиночеством. Но если душа вкусит радости жизни для Бога, больше ей ничего не будет нужно, кроме Него, поверь мне, дорогая.

– Тоня, ты правда пугаешь меня! – тихо отозвалась Лёля.

– Ну прости! – вздохнула Тоня и добавила: – Жизнь сама покажет, как тебе лучше.

В трапезной пробили часы – девять раз. Яйца блестели на подносах и в руках у двух девушек. А девушки думали каждая о своем и каждая друг о друге.

– Сестрица, – отчего-то шепотом попросила Ольга, – расскажи мне о матушке отца Митрофана.

– Об Ольге Владимировне? – оживилась Тоня. – Знаешь, про нее многое и не скажешь. Пожалуй, только то, что она поистине за мужем: она всегда рядом с батюшкой, но никогда не на виду. Такой тихий, кроткий человек. Да ты ее видела – она и на службы все ходит и трапезничает с нами.

– Да, я встречала ее, – вспомнила Ольга. – А дети у них есть?

– Нет, детишек у них нет, – покачала головой Антонина. – И у нас говорят, что они дали зарок жить как брат с сестрой и Богу служить.

– А разве такое возможно в супружестве? – изумилась Лёля.

Тоня пожала плечами.

– Все возможно ради Бога, – твердо произнесла Антонина. – Но это не девичьи разговоры! Кстати, – она сменила тему, – а ты читала мой альбом?

– Да… – протянула Ольга. – Я читала…

– И что же?

– Тоня, честно признаюсь, я не очень поняла: вы здесь не монахини и не мирянки, вы что – диаконисы?

Тоня засветилась от радости:

– Молодец, запомнила про диаконис! Но мы пока не диаконисы, сестренка. Мы здесь, Лёля, крестовые сестры.

– Кто?

– Крестовые сестры. Мы не даем монашеских обетов, но желаем провести жизнь в смирении, исполняя любое послушание ради Бога и ближнего. – Тоня добавила: – Если хочешь, можешь называть нас диаконисами. Великая княгиня имеет желание возродить женскую диаконию, но пока мы сестры.

– А почему крестовые?

– Сестры при посвящении получают кипарисовый крест на белой ленте с изображением Нерукотворного Спаса и Покрова Пресвятой Богородицы; а на обратной стороне – образы святых жен Марфы и Марии и четки. Мы носим крест как сестры милосердия. Но, в отличие от сестер милосердия, мы занимаемся не только врачебной деятельностью. Основа нашей жизни – молитва, ею мы начинаем и заканчиваем любое дело. Великая Матушка говорит: мы должны все делать для Бога и ради Бога.

– А Елизавета Феодоровна тоже крестовая сестра?

– Да, конечно. Матушку возвели в чин крестовой сестры в числе первых посвященных. Это было Великим постом, в апреле, года два, нет – три назад. У нас тогда посвятили семнадцать человек. Во время торжественной службы епископ Трифон обратился к Матушке со словами: «Эта одежда скроет вас от мира, и мир будет скрыт от вас, но она в то же время будет свидетельницей вашей благотворной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его».

– Красиво… – задумалась Ольга. – Так у вас крестовых сестер всего семнадцать человек? А другие сестры тогда кто?

– Сейчас посвященных сестер намного больше, чем семнадцать, почти половина – посвященные. Остальные называются испытуемыми. Ну, это как, например, послушницы в монастыре. Они живут какое-то время при обители, выполняют послушания, молятся и испытывают свое сердце – по нраву ли им такая жизнь, смогут ли они нести этот крест до конца? Когда они твердо могут сказать, что готовы, их тоже посвятят.

– Не понимаю… Ведь, по сути, вы живете монашеской жизнью…

– Так, Лёлечка, и не так. Монах – это тот, кто один на один с Богом. Кто всего себя Ему отдал. Это высочайший подвиг, так считает наша Матушка. А мы… мы Богу служим через служение людям, через помощь друг другу.

– И ты, Тоня, останешься здесь на всю жизнь?

– Мне бы очень этого хотелось, Лёля.

Часы пробили десять.

– Знаешь что, Лёля… – поразмыслив, предложила Антонина. – Яйца у нас закончились, послушания тоже. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

– Что покажешь?

– Одно секретное место…

Лестница была довольно узкой, винтовой. Прохладные белые стены отражали теплый огонек свечки, которую держала в руках Тоня, создавая легкие блики. Девушки шли молча, крепко держась друг за друга.

Наконец лестница закончилась, и они оказались в просторном помещении.

– Подземный храм! – догадалась Лёля.

– Да, это подземный храм – усыпальница. Здесь найдут упокоение сестры, подвизавшиеся в обители до конца. Надеюсь, и я буду лежать здесь.

– Тоня! – Лёля отдернула свою руку. – Ты так просто говоришь о смерти, словно… – она замешкалась, – словно либо не видела ее, либо ее не боишься…

– Оленька, – Тоня повернулась к сестре. – Ты же знаешь, я похоронила мать, я знаю, что такое смерть… Да и здесь, в обители, мы часто смотрим смерти в глаза, когда умирает кто-нибудь из наших подопечных или больных в лазарете. Я видела смерть, но я не боюсь ее.

– Отчего же?

– Потому что – Христос воскрес, понимаешь? И своей смертью уничтожил смерть.

– Но люди все равно умирают! И мы – умрем.

– Да, умирают. И мы умрем, – повторила Тоня. – Но если мы в Бога верим, если мы живем по совести, по вере своей, умирать не страшно. По крайней мере, не так страшно.

Павел Дмитриевич Корин будет расписывать эту усыпальницу.

Он – молодой художник, но очень талантливый. Матушка хочет, чтобы он сестер учил иконописанию

Лёля покачала головой и ничего не сказала. Тоня прервала молчание первой:

– Павел Дмитриевич Корин будет расписывать эту усыпальницу. Но что же я? Ты, наверное, не знаешь, кто такой Павел Дмитриевич! – Тоня взмахнула руками. – Видела наши росписи в Покровском храме? Красивые, да? Работа Нестерова, а Павел Дмитриевич ему помогал. Он – молодой художник, но очень талантливый. Матушка хочет, чтобы он и сестер учил иконописанию. Она его специально отправляла в Ярославль изучать азы этого искусства. Ты его обязательно встретишь, он будет на ночной службе… А здесь, по просьбе Матушки, будет роспись на сюжет: «Путь праведников ко Господу». Представь, вереница праведных идут ко Христу – красиво…