Серый ангел - Марина Туровская

Аринай три раза моргнула перед ответом.

— Есть.

И не двинулась с места.

Анна огляделась. Стеллажи, забитые книгами, стояли впритык друг к другу.

— У вас книжный фондовый каталог есть?

Аринай три раза мигнула и ответила:

— Есть.

— Можно посмотреть?

Аринай сделала рукой балетный жест в сторону, на желтый картотечный шкаф.

Аня выдвинула ближайший ящик, сначала бегло просмотрела карточки, затем увлеклась, стала смотреть внимательнее.

— У вас это все в наличии? Тогда мне дневник Сальвадора Дали, стихи Леонида Филатова и пару детективов. — Оглядев полки с книгами в новеньких обложках, Анна засомневалась, какие именно брать. — Есть интересные?

Выложив на библиотечную стойку Дали и Филатова, Аринай медленно подошла к стеллажу и взяла две книги.

— Есть. Я здесь все читала — и детективы, и классику, и Джека Керуака. Другие люди редко ходят. Телевизор смотрят, огород копают.

— Во! Я и забыла. Мне тоже нужна книжка для огорода и сада. А сколько можно брать книг?

— Бери, Аня, сколько унесешь, на всю весну. Я летом к маме рожать поеду, все книги по должникам соберу.

— Вот спасибо. — Аня подхватила стопку книг. — Сегодня в гости будете?

— Не-ет, — пропела Аринай. — Сегодня мы у Тани с Яшей.

Вечером Анна чертила план огорода, раскладывала на бумаге пакетики с семенами.

— Гриша, у нас будет своя зелень и цветы. Ваша Аринай такая плавная, медлительная. Она беременна, представляешь? Да, Гриша, я заметила, что в поселке нет детей. Их в интернате обучают?

Анна подняла голову от начерченного плана. Муж серьезно смотрел на нее.

— Аринай не беременна, она стерильна, как почти все женщины в поселке. У нас повышенная радиация, Аня. У нас нельзя рожать.

Минут пять Аня сидела, не зная, как реагировать на слова Гриши…

Не будет детей? Но она в ближайшие лет пять и не думала их заводить. И будут ли у нее нормальные дети? Не факт. И вообще, куда ей деваться? Обратно в Москву? Нет, от Гриши она не уедет.

Еще в Топи Лёнчик не знал, ехать ему к матери или не стоит. Он много раз пытался вспомнить детство, но воспоминаний осталось мало, да и те не очень светлые. Мать, если бы знала о его умственной отсталости, сразу бы от него отказалась, а когда он пошел в школу, уже было поздно. И мать перестала обращать на него внимание. У Лёнчика всегда была чистая постель, минимальный набор одежды, вкусная еда, но мало общения.

Они с матерью очень редко ходили в гости, никогда в кино или в музей. Лёнчик видел, что с другими детьми, с тем или иным отклонением, родители, наоборот, больше занимались, больше за них переживали. С матерью Лёнчика этого не произошло, она даже разговаривала с ним редко.

Писать она ему перестала через полгода его отсидки. Ее можно было понять, Лёнчик на письма ответил один раз, да и то тремя бездушными строчками — просил прислать посылку с едой. За первые два года он получил три посылки, затем прекратились и они.

…В гулком высоком здании аэропорта сосредоточенные люди ждали своей регистрации на самолет, молодая мамаша металась по зданию, таская за собой милиционера и истерично кричала: «Никита! Никита! Куда ты делся?» Ребенок стоял с открытым ртом у игровых автоматов и очень удивился, когда перед ним появилась заплаканная мать. Провожающие либо тоскливо ждали объявления рейса, либо нервно договаривали нерешенные проблемы. Все занимались своими делами.

Багажа у Лёнчика был один портфель в руках да плащ на плечах. Он снял плащ, повесив его на руку, провел рукой по рельефной вязке непривычно дорогого джемпера, поправил хвост длинных темно-рыжих волос и налегке вышел из здания аэропорта.

Таксист, увидев доставшегося ему пассажира, поздравил себя с удачным днем. Такому лощеному мужику, воспитанному небось в Англии, скажи любую сумму, и он без звука заплатит.

Лёнчик сидел во дворе своего дома, смотрел на окна, на деревья, на старые лавочки и суету на детской площадке. Прошло семь лет. В его квартире жили другие люди. Никаких приятных воспоминаний, ничто не дрогнуло в душе и в сердце. Он понял, что приехал зря.

На соседнюю лавочку сели двое молодых мужчин. Лёнчик узнал их сразу. Младший из них, коротконогий кругляш Жорик, хронический балагур по поводу и без, даже написал ему когда-то в зону письмо. Сейчас он, жизнерадостно хихикая, открывал бутылку дешевого пива, достав открывалку из джинсов, не стиранных года два.

Старший в компании, Артем, не толстый, но оплывший, никогда не отличался оптимизмом и сейчас сидел, мрачно глядя в землю перед собой. Одет он был лучше Жоры, но даже лысина его опущенной головы показывала, что его дела идут плохо.

Лёнчик достал из внутреннего кармана стопку фотографий, сделанных в Топи и подработанных лично им в фотошопе, стал их рассматривать, делая вид, что очень увлечен. Жора с Артемом пару раз взглянули на него, затем еще раз, приглядываясь. Лёнчик встал и подошел к их лавочке.

— Мужики, не поможете? Друг меня попросил проведать его мать, а в квартире чужие люди живут, — он кивнул на окна. — В пятнадцатой.

— Ты от Лёнчика, что ли?

— Да. Неделю назад откинулся. А вы что, знали его?

— А то! Дружили. Ты на него похож сильно. Только это… — Жора щелкнул пальцами, подбирая точное слово. — Ты повыше будешь, и морда у него глупее была.

— Нас в зоне братанами звали, у нас даже имена одинаковые. — Лёнчик протянул фотографии мужчинам. — Это мы как раз перед его гибелью фотографировались.

— Батюшки р?дные, — Жорик примял волосы рукой. — Похожи-то как, тудыт твою через колено.

Артем отнесся к фотографиям более сдержанно, его более интересовала суть.

— Так он что…

— Да, умер в прошлом году, от туберкулеза. Я его матери денег привез, вот теперь не знаю, что с ними делать.

Артем безнадежно махнул рукой.

— А уехала его мать в другой город. Замуж вышла, девочку на старости лет родила, да и уехала, чтобы ее Лёнчиком не попрекали.

— А деньги, — Жора аж поднялся от нетерпения, — надо пропить за упокой Лёнчика. Хороший православный обычай.

— Понимаю. — Лёнчик сделал серьезное лицо. — А где? Я даже в гостиницу не устроился, сразу сюда.

— Деньги-то есть? — весело уточнил Жорик.

— Деньги есть.

— Тогда поселяйся у меня! — Жора встал и попытался дружественно хлопнуть Лёнчика, но до плеча не дотянулся, хлопок пришелся по груди, отозвавшейся гулким звуком мощного тела. — Н-да, не голодал ты на зоне. А то я ведь третий месяц без работы, обедать бегаю по знакомым, родственников-то у меня не осталось. Я Жора, он Артем, а тебя как звать?