Девушки Мечты - Денин Миллнер

– Кертис у себя? – прямо с порога спросила Дина у секретарши.

– Вообще-то он в конференц-зале с господином Бруксом, Уэйном, СиСи и еще парой человек. Как раз обсуждают «Клеопатру», примите мои поздравления! – тепло сказала девушка.

Дина не ответила, просто прошла мимо, словно не слышала, что ответила секретарша, и не видела ее.

– Я подожду, – коротко бросила она, проходя в святую святых Кертиса.

Дина закрыла за собой дверь, и тут же ее взгляд привлек собственный огромный черно-белый портрет, занимавший всю стену напротив рабочего стола Кертиса. Дина стояла, уставившись на портрет и размышляя, станет ли когда-нибудь такой же, как образ, созданный для нее Кертисом.

Не только Дина сомневалась в своих актерских талантах. В эту самую минуту Кертис узнал о возникших сомнениях из первых рук.

– Я припас плохую новость напоследок, Кертис, – сказал Брукс, сделав большой глоток воды, прежде чем сказать то, что он должен был сказать. Все присутствующие, включая Уэйна, СиСи и нескольких белых парней, которых Кертис нанял в отделы дистрибуции, маркетинга и рекламы, издали нервный смешок. – «Парамаунт» отказался снимать «Клеопатру».

– Почему? – спросил Кертис.

– Сценарий слишком затянутый. Кроме того, они не уверены, что у Дины есть актерский талант. – Брукс решил, что легче сразу сказать правду, иначе информацию будут вытаскивать из него клещами.

У Кертиса заходили желваки – верный признак того, что он в ярости. А это не сулило ничего хорошего. Все присутствующие отвели глаза, чтобы не попасть под горячую руку.

– Покажи мне, парень. – Кертис кипел от злости.

– Что, босс? – спросил Брукс; в этот раз хихикнул только он один.

– Ты знаешь что, – сказал Кертис, махнув рукой для пущей убедительности.

Брукс стал бордовым, как свекла, медленно поднялся со своего стула, начал прыгать с ноги на ногу и бить себя в грудь. Когда Кертис был в дурном расположении духа, он заставлял Брукса изображать обезьяну. В самый первый раз Брукс отказался, он не собирался унижаться ни перед кем, а уж особенно перед черным, но быстро передумал, когда Кертис пригрозил дать пинка под зад – этого Брукс, уволенный с прошлого поста директора небольшой киностудии из-за финансовых просчетов и пристрастия к кокаину, просто не мог себе позволить. Поэтому он изображал обезьяну всякий раз, как Кертис сердился, а последнее время такое случалось все чаще и чаще.

Кертис улыбнулся, глядя на Брукса. Все остальные тоже засмеялись, кроме СиСи и Уэйна, которые только переглянулись и покачали головой.

– Ну и черт с ними. Мы профинансируем картину сами, – сказал Кертис, заглушая всеобщий смех.

Брукс прекратил прыгать. В комнате снова стало тихо.

Тут вошла Бенита, секретарша Кертиса, и что-то прошептала шефу на ухо.

– Собрание закончено, – объявил он и вышел, а Уэйн и СиСи последовали за ним.

– Я не знаю, как ты это потянешь, – сказал Уэйн. – Ты слишком распыляешься, и от этого страдает музыка.

– Хорошая музыка сама себя двигает, – фыркнул Кертис.

– Те благословенные времена прошли, Кертис, – вмешался СиСи. – Теперь имя Дины на обложке пластинки не делает песню хитом. На выступления наших артистов ходит все меньше народу, особенно это касается Джимми. Ему нужно что-то новенькое.

– Джимми нужно протрезветь для начала, – сказал Кертис, останавливаясь у стола Бениты. – Уэйн, начни переговоры с телекомпаниями по поводу юбилейного концерта. Мы исполним все наши самые известные хиты и заработаем столько денег, что хватит на десять фильмов, еще и останется и вам всем, бесполезным подражателям.

Оставив СиСи и Уэйна стоять с открытыми ртами, Кертис вошел к себе в кабинет и обнаружил там Дину, стоявшую перед фотографией. Он обнял ее сзади:

– Ну, как моя женушка?

Дина нервно отпрянула, она не знала, как муж воспримет ее слова, но была полна решимости.

– Кертис. э-э-э. не знаю даже, как сказать.

– Говори, как есть, детка, – сказал Кертис, ослабив объятия.

– Я знаю, сколько времени ты потратил на этот фильм, но… у меня не получится сыграть эту роль, – наконец произнесла Дина.

– Еще как получится. Ты просто нервничаешь, вот и все.

– Нет, Кертис, ты не понимаешь, – перебила Дина. – Я не хочу.

Кертис взял жену за руку и усадил на дорогой диван, стоявший у стены:

– Я обещал сделать из тебя кинозвезду, и «Клеопатра» поможет воплотить нашу мечту. Эта женщина была королевой, Дина, правила целым народом. Не то что роли шлюшек, наркоманок и прислуги, которые обычно предлагают черным актрисам.

– Я знаю, Кертис, это важный момент.

– Это важно не только для тебя. Просто подумай о тех прекрасных черных женщинах, что еще даже не родились. Наступит день, когда они скажут: я могу сыграть любую роль, какую мне вздумается. Посмотрите на Дину Джонс, она это сделала.

– Но это смешно. – Дину все еще не убедили его слова. – На протяжении большей части фильма ей шестнадцать лет.

– Ты для меня навсегда останешься шестнадцатилетней, – сказал Кертис и поцеловал ей руку.

– Может, проблема как раз в этом. – Дина поднялась с дивана и снова подошла к портрету. – Может, ты просто не видишь настоящую меня.

– Очень даже вижу. – Кертис подошел и снова обнял ее за талию. – Ты чистая, радостная, соблазнительная, беспечная, сердитая и своенравная – именно о такой женщине я всегда и мечтал, – прошептал он Дине на ухо. – Кто бы мог подумать, что мир поверит в мои мечты? А ты моя мечта, Дина, и так будет всегда. Я хочу сделать тебя счастливой. – Кертис развернул Дину к себе, взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы; она растаяла в его руках. – Скажи, что мне сделать для этого?

Дина в сладкой истоме отстранилась от мужа:

– Ты знаешь, чего я хочу.

– У нас будет полно времени.

– Но прошу тебя, Кертис. Позволь мне родить тебе ребенка.

Снова заходили желваки.

– У меня еще одна встреча, – коротко бросил Кертис и вышел.

– Мэджик, читай свою книгу! – рявкнула Эффи на свою семилетнюю дочь, хорошенькую девочку с папиными глазами и маминым характером.

Вообще-то Мэджик уже давно наскучило сидеть в переполненном офисе службы социального обеспечения, слушать, как орут младенцы, а их мамы сидят с кислыми минами в очереди, ожидая, пока социальный работник изучит их личное дело и сделает выговор, словно маленьким детям. А ради чего, спрашивается? Ради льготных талонов на еду, которых едва хватит на два похода в грязный магазинчик на Тринадцатой улице, где в основном торгуют низкосортным мясом, полускисшим молоком, пыльными пакетами с бобами, которые никто не ест, и гнилыми фруктами. Вряд ли ради этого стоит торчать в очереди – очевидный факт даже для девочки, которая была намного умнее своих семи лет благодаря маме и тяжелой жизни. Мэджик ненавидела этот офис и не могла понять, почему мама ради жалкой подачки сносит оскорбительные вопросы социального работника.