Сайт фараона - Татьяна Грай

Ну и ладно, подумал он, сколько можно ожидать чудес? Спать пора.

Он заглянул в шкаф, нашел в нижней части его нутра подушку и одеяло, на узкой полочке — простыни и наволочки… положил на стол граненый шар, подаренный ему девчонкой, и через несколько минут уже провалился в сон.

…он стоял на маленькой круглой площадке, повисшей в безвременьи, ощущая себя каплей, упавшей на желтую монетку… возле него теснились непонятные предметы — пугающие своей непостижимостью, недоступные для познания… они давили на его чувства и ощущения, вызывая в нем боль, ненависть, бешеную ярость… и он кружился на месте, не зная, как утихомирить кипение всей той внутренней грязи, что бурлила в нем, рождая серую пену… и вдруг он превратился в кристалл. Бесцветный и холодный. И все окружавшие его вещи отразились в нем, как бы впитавшись в него, но не затронув его структуру… и он мгновенно проник в их суть — и забыл о них, как о ненужном и бессмысленном хламе… в них не было ничего такого, что стоило бы внимания. Сверху на него упал широкий луч света, и он, будучи кристаллом, преобразовал белый свет во множество ярких нежных радуг, разбросав их в невесомости… но сам остался бесцветным и прозрачным… он был спокоен, он просто наблюдал за бытием…

…Проснулся он от того, что на его лицо упал косой луч солнца, щекоча лоб. Он открыл глаза. Окно комнаты выходило почти строго на восток, и утренний свет, воспользовавшись отсутствием занавесок, заполнил ее от пола до потолка. Граненый шар, оставленный им вечером на столе, сиял и переливался истинной хрустальной красотой, рассыпая вокруг себя радуги… и тут он вспомнил свой сон. Вот только это было совсем не похоже на сон.

Он долго лежал, размышляя, но в конце концов решил, что понять что-либо не в силах. Тогда он встал, накинул халат и отправился в соседнее помещение. Ему хотелось принять душ, но он побоялся нашуметь и разбудить старуху — было еще довольно рано… он спал всего пару часов, однако чувствовал себя бодрым и энергичным, как никогда… как никогда? Но ведь он не помнил, как он просыпался в прежней своей жизни, зачеркнутой чьей-то наглой, бесцеремонной рукой.

Прямо в халате, босиком, он осторожно прошел через кухню на веранду, открыл едва слышно скрипнувшую дверь и спустился в сад. Теперь-то он видел, что это именно сад — запущенный донельзя, но чарующий глаз. Обогнув веранду, он отправился на поиски своего чемодана. Тот обнаружился скоро — в трех шагах от калитки. Громадина чемодана придавила какие-то высоченные цветы с толстыми листьями, и они жалобно распластали сиреневые и розовые стрелки по зелени и огню соседствующих с ними ноготков, перемешав и нарушив цветовую композицию.

На чемодане сидела гладкая кошка — абсолютно белая, с абсолютно черным хвостом. Хвост выглядел настолько нелепо, что Максиму сразу захотелось его оторвать. Кошка явно уловила идею — и не одобрила. Она вдруг мявкнула, вскочила и, хлеща воздух черной веревкой хвоста, принялась драть когтями толстую мягкую кожу чемодана.

— Эй, ты это брось! — посоветовал ей он. — А то я тебя сейчас!

Кошка приостановила движение когтей и вперила в него зеленые глазищи, словно спрашивая: «И что именно ты — сейчас?»

Он неожиданно смутился, понимая, что сказал глупость. И в самом деле, не станет же он ловить кошку и шлепать ее по попке! Тем более, что она здесь хозяйка, а чемодан, возможно, помял ее любимые цветы.

— Извини, — искренне произнес он. — Можно мне взять чемодан?

Кошка еще раз полоснула правой передней лапой, добавив четыре светло-бежевые полосы ко множеству тех, что уже расцветили коричневую поверхность, и, спрыгнув в траву, исчезла.

Подхватив грузилище с барахлом, он с трудом поволок его ко входу. Колеса в путанице жесткой травы, застелившей неровную извилистую тропинку, прикладного смысла не имели. Основательно запыхавшись, он втащил чемодан в свою комнату и осторожно опустил на пол. Поднял крышку и, посмотрев на толстые, плотно сбитые слои барахла, тяжело вздохнул. Он был не в силах понять, зачем все это взято с собой… Зеркало у двери, наклоненное к полу, деловито заглянуло в чемодан вместе с ним, следя за каждым движением его пальцев. Конечно, нужно во всем этом разобраться, подумал он, но… пусть подождет. Зацепив первое, что попалось под руку, он оделся, взял сигареты, зажигалку, и вышел на крыльцо.

Давешняя кошка сидела на нижней ступеньке, полностью поглощенная процедурой умывания. На Максима она не обратила ни малейшего внимания, решив, очевидно, что система взаимоотношений между ними установлена раз и навсегда. Он в общем был с ней согласен, однако желание доказать свое превосходство — как-никак он был существом мыслящим и владеющим членораздельной речью, — все-таки копошилось где-то в глубине его ума. Но он не позволил ему вырасти и обрести плоть. В конце концов, если рассуждать здраво, чем кошка хуже него? Ну, говорить не умеет… но так ли это важно? Большинству двуногих прямоходящих куда лучше было бы всегда помалкивать… так нет ведь, сыплют словами без остановки…

Огромный чугунный котел стоит на обросших мхом и травой желтовато-белых камнях… рядом с котлом гордо высится огромная старая вишня, сплошь усыпанная крупными, почти черными ягодами, сочными и кисловатыми… мальчик карабкается на камни, чтобы заглянуть внутрь большущей, выше него ростом рыжей полусферы… этот мальчик — он сам… он знает, что в котле живут головастики… внутренности котла заросли нежной тиной, ее длинные пряди едва заметно колышутся, когда между ними шныряют крошечные черные точки с хвостиками… он опускает в котел руку и взбалтывает воду… Синие и зеленые сверкающие стрекозы, зависшие над поверхностью воды, бросаются врассыпную… Он познает мир вокруг себя…

Он уселся на крыльцо и закурил, осторожно и поверхностно втянув первый клубочек дыма. Кошка на мгновение замерла с поднятой к уху лапой и посмотрела на него строго и осуждающе, а потом снова вернулась к своему делу.

— Что, не любишь курильщиков? — спросил он, едва ли не ожидая ответа.

Кошка промолчала, зато подал голос кто-то другой — и подал его резко и энергично… где-то неподалеку, за деревьями, послышался протяжный вой, а затем — энергичный выкрик:

— Уж конечно!

Максим, вздрогнувший от неожиданности, хотел было встать и пройти за деревья, чтобы выяснить, кто это там горланит спозаранку, но его намерение было пресечено.

— Не обращайте внимания, — раздалось за его спиной по-утреннему хрипловатое контральто старухи. — Это моя соседка, безумная Настасья.

— А? — вскинулся он. — С добрым утром, Нина Петровна… я тут покурить вышел…

— Вижу, не слепая, — ответствовала старуха.