Пикировщики - Павел Цупко

Девятка «петляковых» опять вылетала в бой. И опять ее вел Челышев. С утра Ефим Иванович был угрюм. Боевую задачу он поставил кратко: говорил очень мало, видно, вчерашнее для него не прошло бесследно.

Неразговорчивым был и Усенко. Он молча выслушал задание и оживился, только услышав: «По самолетам!» Но его задержал Челышев. Летчик подошел, доложил как положено. Комэск так долго разглядывал парня, что тот не выдержал:

— Можно быть свободным? — спросил с вызовом.

— Сердишься?

— Я не на смотринах, товарищ капитан. На службе.

— Не надо! — неожиданно обезоруживающе сказал Челышев. — Я всю ночь думал о тебе, Усенко: прав ты или нет? И, знаешь, оказывается, на твоем месте я поступил бы так же. Ясно?

Противоречивые чувства охватили пилота: Константин уважал Челышева как летчика — за храбрость и умелое руководство боями, за заботу о людях. Но считал, что тот зачастую придирается по мелочам, бывает и черств. А вот сейчас Челышев честно признал свою неправоту и извинился перед ним, младшим. Что же он за человек? Сдвинув брови, Усенко в упор рассматривал командира. Тот выдержал взгляд.

— Так, товарищ капитан! — Лицо молодого летчика просияло. — Я давно думаю, почему мы обороняемся? Почему сами не нападаем? «Петляков» же конструировался как высотный истребитель! Он и назывался ВИ-100! Вот только бы «шкас» заменить на пушку…

У Челышева тоже расправились жесткие складки возле губ.

— А ты упрямее, чем я думал! Ладно. Пошли выполнять задание!

«Пока глаза видят землю!»

В июльские и августовские дни 1941 года на дальних подступах к Москве развернулось кровопролитное Смоленское сражение: враг, не считаясь с потерями, стремился овладеть столицей до зимы и закончить войну. Западный фронт, напрягаясь, удерживал позиции, перемалывая в жестоких боях отборные гитлеровские дивизии и корпуса. Вместе с другими авиаполками в гуще этого сражения оказался и наш 13-й. В районах Смоленска, Рославля, Орши, Могилева, Ярцева, Ельни мы вели неравные бои с господствовавшей в воздухе фашистской авиацией, помогали наземным войскам удерживать оборонительные позиции, бомбардировками с воздуха срывали планы гитлеровцев, наносили им чувствительные удары. Но и авиаполк терял отважных бойцов. В боях погибли комиссар эскадрильи политрук Рубленко, командиры Усачев, Фордзинов, Руденко, Балашов… Сначала в бон летали три эскадрильи, потом две, а к концу августа из всего авиаполка едва набиралась восьмерка. Но и восемь экипажей продолжали каждодневно разить врага. За себя и за тех, не вернувшихся!

Я видел, как в тех боях росло и оттачивалось боевое мастерство моего друга Константина Усенко, как совершенствовалась его индивидуальная тактика, зрели бойцовские и командирские качества, повышалась меткость ударов. Трижды его «семерку» поджигали в воздухе, два раза на ней были повреждены моторы, но летчик никогда не выходил из боя, а продолжал прорываться к цели, даже если работал только один мотор, бомбил ее и только после этого возвращался на свою территорию, часто в одиночестве, отбиваясь от наседавших «мессершмиттов». В те дни Усенко потерял в своем экипаже трех замечательных бомбардиров: тяжело ранили Михаила Ярнова и адъютанта эскадрильи Григория Диговцева, убили младшего лейтенанта Минайлова…

Гибель боевых товарищей мы переживали болезненно, а Константин от горя даже почернел, утратил былую выдержку, стал «срываться»: кричал на техников, если они почему-то не поспевали подготовить машину к вылету, и даже случалось, перечил начальству. Но его не наказывали. Конечно, видя переутомление парня, Косте пытались дать хоть небольшой перерыв в полетах. Где там! Он и слушать не хотел, требовал одного — летать! И успокаивался только тогда, когда получал очередное боевое задание и усаживался в свой самолет.

В ходе боевых действий много самолетов выходило из строя, пополнялись ряды «безлошадников». Для нас, летчиков, это было обидное слово. Спасибо, командование вскоре закрепило за каждым самолетом по нескольку экипажей, и мы летали поочередно. Только Усенко отказался передавать «семерку» другим. Командир полка почему-то не стал настаивать, пошел ему навстречу. Поэтому, если мы совершали в день по одному-два вылета, Константин летал чаще.

С оживлением в авиаполку партийно-политической работы авиаторы будто обрели второе дыхание.

Усенко с удовольствием рассматривал развешанные на КП и в жилых землянках листовки об отличившихся в боях летчиках, выпущенные редколлегией комсомольского комитета. Были там фотографии Челышева и Устименко, Кузина и Фордзинова. Шокурова и его, Константина, техников Клюшникова и Екшурского.

В авиаполк стали доставлять письма. Правда, письма получали немногие, но им были рады все и читали, как свои.

Комиссар авиаполка собрал на совещание политработников и партийно-комсомольский актив. Пришел и Богомолов.

— Товарищи! Хочу вместе с вами подвести первые итоги нашей работы, наметить новые планы. Прошу высказываться.

— Что тут высказываться? — развел руками Челышев. — После нашего партийного собрания прошло всего ничего, две недели, но, по-моему, наш авиаполк преобразился. Форму одежды теперь почти не нарушают. Дисциплина укрепилась. Люда стали лучше питаться, отдыхать, помылись в бане. Считаю, что проделанная работа сказалась на результатах боевых вылетов. Удары наши стали точнее! Потерь нет. А сколько нам присылают благодарностей наземные войска! На фронте не легче, а вот настроение у людей улучшилось. Эх, если б еще поменьше скакать по аэродромам!

— Киноустановку какую бы завести. В штабе дивизии идут же кинофильмы! Может, и нам пришлют?

— Надо бы наладить контакты с населением окружающих деревень, — предложил Цехмистренко. — Они сами идут к нам, несут яблоки, огурцы, молоко.

— Нашего парторга уже на молочко потянуло, — поддел Диговцев. — А вообще я тоже за контакт. Можно помогать с уборкой урожая, заготовкой дров. Ведь в деревнях одни женщины, старики да дети малые. А у нас есть «безлошадный» техсостав. Да и побеседовать приглашают, хотят услышать о положении на фронте.

Утром Богомолов водил группу под Смоленск. Бой был удачным, домой вернулись все экипажи, и настроение у командира было хорошее. На стоянке он помог техникам закатить Пе-2 в укрытие и пошел передохнуть.

— Товарищ капитан! — подошел Михайлов. — Разрешите доложить? Основные звенья партийно-политической работы в авиаполку задействованы. Прошу вернуть меня к боевым вылетам. Я с Горевым уже договорился: будем летать на его машине по очереди.