Крест и порох - Андрей Посняков

– То возможно… – Штраубе вопросительно посмотрел на воеводу.

– Несколько шкур с людоедов снимите! – приказал атаман. – Им одежка более ни к чему.

Из связанных по двое грубых одеяний менквов казаки сделали волокуши, положили на них раненых и потянули по берегу за собой. Замыкающие казаки еще раз осмотрели окровавленный берег, подобрали оброненный нож, чей-то пояс, одинокую саблю – и поспешили вслед за остальной ватагой.

Когда следы людей стихли, из сумерек вышла на место схватки чуть сгорбленная седая старуха с длинными путаными волосами, местами сбившимися в колтуны, голоногая, в истрепавшейся донельзя малице. Круглое лицо выдавало в ней урожденную сир-тя, хотя кожа уже давно утратила цвет, покрывшись коричневыми пятнами. Чуть постанывая, старуха добрела до груды трупов, выбрала одно из тел, прильнула к ране, жадно поглощая только начавшую спекаться кровь. Утолив голод, путница, старательно пыхтя, стянула с мертвеца его меховой наряд, грязный и липкий от крови, отошла с ним в траву, придирчиво осмотрела. Скинула износившуюся малицу, влезла в людоедское облачение, оказавшееся столь длинным, что доходило до пят. Такая несуразность сир-тя ничуть не смутила. Старуха опоясалась выдернутым из песка корешком, походила, что-то выискивая. Нашла, встала на колени, стала водить над землей ладонями, что-то бормоча. Затем вытянулась на траве, чуть поджав ноги и тем спрятав их под свое корявое одеяние.

Из-под земли, из крохотных норок, темными струйками вытекли полчища муравьев, полезли на несчастную сир-тя, скрывая под собой ее лицо, тело, шкуру, но старуха, словно не замечая сего нападения, благополучно заснула.

К рассвету насекомые схлынули. Вскоре, зевнув, поднялась и старуха. Подняла подол одежды, встряхнула, придирчиво осматривая. Стараниями мурашей та стала чистой и шелковистой, чуть отливающей синеватым блеском. Никаких следов крови, никаких вшей, блох и гнид, никакой иной грязи. Чистыми стали и руки сир-тя – муравьи слизали всю кровь и жир с них и с тела.

Старуха отряхнулась еще раз, повела носом – и торопливо зашагала дальше, по одному только ею ощутимому следу…

Глава 5

Зима 1583 г. П-ов Ямал

Найденное Силантием место оказалось скорее стойбищем, а не селением. Три крытых шкурами низких корявых сооружения, в которых невозможно было даже выпрямиться; без очагов, без продыхов для вентиляции, без банального полога на входе – влезать внутрь приходилось, приподнимая край шкуры с той стороны, где хочется. Единственными плюсами строений оказался двойной слой мохнатых шкур на полу и… малые размеры. Набившись в крохотные чумы по двадцать с лишним душ в каждый, казаки быстро надышали достаточно тепла, чтобы не простыть за ночь в мокрой одежде. С рассветом же, выбираясь из тесноты на свет, разгромленные ватажники собрались между чумами на стихийный круг.

– Чего делать станем, православные? – громко спросил атаман Егоров, как всегда, не торопясь высказывать свое мнение. – Похоже, одолели нас язычники местные. Острог разломали, никто и оглянуться не успел. Пороха мы лишились, фальконетов с пищалями тоже, струги поломаны. Да и сами ноги токмо чудом унесли, всю добычу бросив. Шли, так выходит, по шерсть, а вернулись стрижены. Воевать нечем, припасов никаких. И загнали нас дикари в такую… – Воевода красноречиво огляделся. – Ни дров окрест нема, ни дичи никакой не водится. И холод стоит – сдохнуть можно. Даже обсушиться негде!

– Не томи, Еремеич! – отозвался из толпы казаков Михайло Ослоп. – Сказывай, как сам мыслишь, чего делать надобно?

– Путей у нас всего два осталось, други. Либо на восток, под солнце колдовское. Там тепло, там лес, дичь. Однако же там и колдуны языческие. Нас, безоружных, перебьют они быстро и с легкостью, сгинем все до единого…

Казаки заволновались. Вроде как и никто ничего вслух не сказал, однако же по рядам покатился глухой недовольный ропот.

– Другой путь – это на юг, домой. Сейчас зима, все реки мерзлые, так что и без стругов выберемся. Царство колдовское тоже можно по краю обойти, там, где драконы языческие и зверье прочее не показывается. Путь выйдет долгим и тяжким, скрывать не стану. И поголодать придется, и померзнуть. Однако же до земель русских добраться можно.

– Это битыми, что ли, от дикарей голозадых драпать?! – возмущенно выкрикнул Кондрат Чугреев. – Э-э, нет, воевода, такой воли мы тебе не дадим! Да как нам с таким позором на люди казаться?! Лучше уж под дубиной языческой полечь али менкву в брюхо угодить! Скажите, други, не хотим позору!

– Не для того жилы рвали, атаман, чтобы до старости оплеванными ходить! – поддержали его и Семенко Волк, и Михайло Ослоп: – Не хотим позору! Не любо!

– Не пойдем домой драными! – нарастало возмущение среди воинов. – Костьми здесь лучше ляжем, нежели без славы возвертаться! Нет казака без победы!

Среди всего этого нарастающего шума только Ганс Штраубе оставался спокойным и молчаливым. Похоже, у немца имелось некое свое, отдельное от прочих воинов мнение. Однако же его так никто и не узнал: воевода Иван Егоров поднял руку и в наступившей тишине уверенно объявил:

– По воле вашей, братья мои, не домой побежим мы ныне, а в земли колдовские двинемся, дабы сабли свои с дубинами дикарскими скрестить и биться до той поры, пока не сложит голову последний из казаков али покуда не примут язычники праведной веры Христовой!

– Любо! Любо атаману! – горячо отозвались казаки, вскинув кулаки, а иные и сабли. – Веди нас на язычников, Еремеич! Отдадим животы свои за веру христианскую! Примем муку смертную во славу Иисуса Христа! Слава! Слава! Любо атаману!

– Коли так, – опять вскинув руку, распорядился Егоров, – сбирайтесь, други. На восток выступаем. Новой сечи с ворогом злобным искать.

– Не надо сейчас идти, воевода, – неожиданно прозвучал в наступившей тишине спокойный совет. – Ночи следует дождаться.

– Что сказываешь, Матвей? – прищурился на стоящего у чума казака воевода.

– Сказываю, не видно ничего ночью с небес, – ответил Серьга. – Посему не летают сир-тя в темноте. Коли ночью из стойбища сего уйдем, не заметят сего колдуны и подлянки устроить не сумеют.

– Это тебе язычница твоя нашептала, что за спиной прячется? – усмехнулся атаман и громко спросил: – Ты почто с нами увязалась, красна девица? Отчего в остроге не осталась своих дожидаться?

– А кто у меня дома детей его кормить станет? – выдвинувшись на свет, ударила Матвея кулаком в плечо Митаюки. – Сам обрюхатил, пусть сам теперь и растит.

– Девица-то хваткая! – побежал смешок по рядам. – Все, влип Матвей, захомутали. Прищучила знахарка узкоглазая. Пропал казак.

– Коли в темноте пойдем, а днем прятаться станем, дозорные шаманы нас не углядят, – повторила Митаюки. – Ночью даже костры без опаски разводить можно. Все едино сир-тя спят.

– Как бы ноги не переломать во мраке.

– Так ведь не лес же окрест! – Митаюки пнула Серьгу локтем в бок, и тот подтвердил:

– До чащи, вон, окромя травы и мха, нету ничего! Где там спотыкаться? Раненых у нас много, с ними не разбежишься. Так что второпях в яму не упадем. Коли не спеша, так каждый шаг поперва проверять можно.

– Ночью, может, и скроемся. Так ведь днем углядят!

– Шкуры с чумов снимем и на ночь под ними укроемся, – предложил Штраубе. – А на них травы и веток накидаем. Сверху, мыслю, сие с легкостью за взгорок обычный примут.

– Разумно, – согласился воевода. – Несколько шкур надобно разделать и к рогатинам подвязать, носилки соорудить. – Егоров повысил голос: – Готовьтесь, казаки! Вечером выступаем.

– Василь, Никейша, Ондрейко – со мной, – тут же распорядился Штраубе. – Посмотрим, как тут у людоедов крыши устроены. Не сшиты – придется самим сцеплять, дабы в темноте потом не мучиться.

Вчетвером казаки принялись «раздевать» крайний чум, и почти сразу тишину над стойбищем разорвал громкий отчаянный крик:

– Атама-ан!!!

На помощь товарищам кинулись сразу с десяток казаков, но оказалось, что ничего не случилось. Немец с округлившимися глазами стоял перед полуободранным строением и тыкал в него указательными пальцами обеих рук.

– Чего орешь, Ганс?! – подскочил к сотоварищу Иван Егоров. – Обезумел?

– Смотри!

– Чего?

– Смотри!

– На что смотреть? Ну, из костей менквы чумы свои связали. Нет у них тут деревьев, вот и… – Атаман осекся и тоже двумя руками осторожно пощупал светло-желтые ребра каркаса чумов. – Етишкина жизнь… Да это же слоновая кость!

– Нам же Маюни с первого дня сказывает, что менквы на здешних мохнатых слонов охотятся! Как их там? Товлынгов! Вот… – Немец сглотнул. – На кого охотятся, из того и строят.

– А ну, обдирай! – приказал Егоров, и казаки быстро стащили шкуры низкого полуовального жилища людоедов. Атаман восхищенно перекрестился: – О господи!

– Святая Бригита! – осенил себя знамением и Ганс Штраубе. – Вот чего Строгановым заместо золота предъявить можно!