Август - Тимофей Круглов

— Ты не спала? Ты храпела всю ночь у меня под ухом как рота морских кавалеристов! Кто тебя замуж возьмет — наутро выгонит!

— А у тебя ноги холодные, за это по английским законам развод полагается!

— А у тебя ноги — короткие! — Глаша отвесила подруге увесистый шлепок по аккуратной попке в белых трусиках и ловко соскочила с постели.

— Что-о-о?!!! У меня ноги короткие?! — Дарья откинула одеяло раздора и без малейшего усилия взметнула к потолку каюты длинные-предлинные, стройные-престройные и, конечно, очень красивые ноги, подстригла ими, как ножницами, воздух, сама радуясь гладкости с какой скользили они. Белые грудки встрепенулись и замерли, загорелый животик втянулся в позвоночник, длинная, плавных обводов рука с красивыми мускулами напряглась и как бы безвольно упала, свесилась с кровати.

Глафира, успевшая стянуть с себя трусики и подхватить новое банное полотенце, чтобы первой закрыться в крохотном душе, с завистью посмотрела на модельных стандартов подругу:

— Красавица ты, Дашка. — начала она фразу.

— Ну ладно, подруга, ты у нас сама как персик, — растаяла Дарья, — ревниво оглядывая маленькую, но очень по-женски складную, даже подруг иногда волнующую, Глафиру.

— …ума бы тебе еще хоть немножко, — с подчеркнутым сожалением закончила предложение Глаша и с визгом захлопнула за собой дверь ванной, в которую тут же глухо ударился метко брошенный шлепанец.

Выйдя из душа свежей, довольной и доброй, Глафира застала подругу с сигаретой в руке. Дашка глубоко, по-мужски, затягивалась тоненькой белой «Slims» и о чем-то размышляла так серьезно, что даже на гладком лбу натуральной блондинки появилась маленькая напряженная черточка.

— Ты чего это смолишь натощак? А сок, а кочан капусты схрумкать? — поддела безукоснительно соблюдавшую диету подругу Глаша.

— Как ты думаешь, Глашка, я и в самом деле дура-блондинка из анекдотов БашОрга? — не поворачивая головы, медленно вопросила в сияющее за окном каюты озеро Даша.

— Да ты что, серьезно? Ты же у нас лучшая на курсе, ты что, дура. — осеклась и ударила себя по губам Глафира.

— Ну вот, опять «дура», — с мукой в голосе простонала Даша и сменила дурашливый тон на серьезный. — Вот мог бы в меня влюбиться не «папик», не старый брюхатый козел-профессор, не молодой бизнесмен из фитнесс-бара, а настоящий взрослый мужчина?

Глаша оторвалась на секунду от зеркальца и губной помады и вздохнула печально:

— Если честно, то я не знаю. Я и сама сейчас как раз об этом думаю. Ну, кто я? Попка, губки, диплом журнашлюшки почти в руках. Папа — директор школы, мама — учительница, деревянный домик в частном секторе в Костроме с сортиром в лопухах и крольчатником на задворках. В Питере нам не задержаться надолго, если замуж не выскочить за первого попавшегося отмороженного ленинградца-ботаника, да и то из армянской или еврейской семьи. Улучшать кровь уроду-импотенту со скрипкой ну нет никакого желания. За Стасика, первую школьную любовь, а ныне бригадира авторитетного костромского бандита — тоже выходить нет желания. Карьеру строить через кожаные редакторские диваны — раньше на все была согласна, а сейчас — уже нет.

— Вот-вот, — угрюмо покивала красивой головкой Дарья и поплелась в душ…

Глаша, готовая к выходу, повертелась перед большим зеркалом в коридорчике, взметнула воздух длинной просторной юбкой, поправила ворот батистовый блузочки, уместила удобнее упругую правую грудь, вечно норовившую выскользнуть из символического лифчика и внезапно спросила подругу, перебиравшую после умывания наряды:

— Ты, надеюсь, не на Сашу Алишеровича запала? А?

Дарья иронично хмыкнула, натягивая тесные белые джинсы:

— Понятно, в чем дело! Не тревожься, не трону твоего аксакала! Я наметила крупную добычу! На голову меня выше! — Даша легко наклонилась, сложилась всем длинным телом, чтобы застегнуть ремешки босоножек на высоком каблуке. Глафира не удержалась и прыснула в кулачок при виде этой картины:

— Обе мы с тобой дур-р-ры, Дашка! Мы же ничего про них не знаем! Ничегошеньки! Да у них, может, по три семьи по всей России и по две за границей, и детей по десятку! А если и не так, то очень им надо нам с тобой сопли вытирать? Трахнут по разу, отряхнутся и пойдут себе дальше с песней по жизни, вершить новые подвиги и молодечества — вечные мальчишки!

Дарья упрямо вскинула точеный подбородок и сделала шикарный разворот, как на подиуме:

— Это мы еще посмотрим, кто из нас кого трахнет и сколько раз! Пошли на завтрак, пессимистка! День должен начинаться с горячей какавы, колбаски и горы сдобных булочек со сливочным маслицем! Вот такая у меня сегодня диета!

Анчаров вытащил из шкафчика дорожную сумку, нашарил на ее дне старый потертый фотоальбом и долго листал страницы с черно-белыми фотографиями. Толян курил сигарету, прихлебывая горячий чифирёк из алюминиевой кружки, и краем глаза заглядывал другу через плечо.

На этих фото не было ни их омоновского взвода верхом на броне на Домской площади, ни построения разведчиков в Кандагаре перед выходом в горы на «боевые». А была там Сашкина жена молодая — Мара — да два пацана мал-мала меньше, успевших уже вырасти, впрочем.

— Ты чего это альбом с собой потащил, Старый?

— А ты чего? — резко ответил Саня, захлопывая увесистый толстый том.

— То есть, чего я? — удивился Толян.

— Ты-то чего все свои фотки с собой в круиз взял? И все документы. И деньги у тебя в старом термосе, а совсем не коньячный спирт.

Муравьев не поперхнулся дымом, не взвился. Молча докурил сигарету и сказал сухо:

— На завтрак пора, разведчик хренов. Вечером поговорим.

— Ин и хорошо, ин и ладно, — пробормотал Анчаров, ожидавший совсем другого ответа. — Война — войной, а кухня — кухней!

— Война план покажет, — отрезал Толян и подчеркнуто медленно и спокойно отворил дверь каюты.

Глава вторая

Шестиместный стол, за которым питался Петров, пустовал ровно наполовину. Тщательно пережевывал булочку с сыром доцент Слава, упорно боролась с трясущимся на конце вилки кусочком омлета Тортилла. Андрей, сияя, поздоровался; шутливо, чтобы, не дай Бог, не поняли неправильно, сделал комплимент официантке Ирочке, тут же выдавшей ему тарелку с омлетом порумяней и побольше, и поинтересовался, а где же аспиранты и Верочка?

— Спит молодежь! Даже я не добудился, — обескураженно развел руками Вячеслав Юрьевич. — Теперь вот думаю, как бы не съели они меня на экскурсии, когда аппетит проснется!

— А Верочка вечером еще сказала мне, что кусок сыра съесть и кофе выпить она может и в своей каюте, и чтобы мы ее не ждали. А свою порцию завещала мне, между прочим! — на этих словах профессорша строго посмотрела прямо в глаза Ирочке, как раз подлетевший к их столику с новым подносом, заставленным тарелками. Девочка послушно поставила перед Тортиллой еще одну порцию и вопросительно задержалась взглядом на мужчинах, сначала на Петрове, конечно!

— А, валите нам все — и за ребят тоже, что не съедим, то понадкусываем, правда, Слава?!

— Чистая правда, — промычал с набитым ртом доцент.

Ирочка еле слышно вздохнула, но послушно составила все тарелки с подноса на стол и даже успела шепнуть Андрею почти на ухо свое волшебное: «Пожалуйста!». У него аж мурашки по позвоночнику пробежали от этого голоса и растворились в районе поясницы. Петров тут же вспомнил Люсю, застыдился, потом заволновался и сам не заметил, как подмел все с тарелок и за себя, и «за того аспиранта». Отдышавшись за жидким кофе, мужчины дружно заполнили карту меню на завтра, не сговариваясь выбрав одни и те же блюда, вежливо передали карту профессорше и откланялись, спеша на палубу, — теплоход подходил к Кижам и даже в ресторанных окнах показались уже высокие маковки памятной еще по школьным учебникам церкви.

Туристы высыпали на пристань. Первое, что бросилось в глаза — это огромное слово SHOP над торговыми рядами с сувенирами. Но даже Петров, ревностно следивший в России за всяческим нарушением прав русского языка, как государственного, махнул рукой на это провинциальное безобразие. В конце концов, половина, если не больше, туристов, посещающих Кижи, и в самом деле иностранцы. Да русский человек и не будет покупать ту дребедень, что втюхивали торговцы. Настоящие художественные изделия тут редкость и стоят здесь в пять раз дороже, чем обычно, а на псевдорусский кич наши люди не особенно падки.

Да и стоит ли обращать внимание на досадные мелочи, когда кругом такая красотища! Озеро, целый архипелаг островов, желтые камыши гнутся под ветром и отражаются в синей ряби воды. А у пристани — один к одному — как на кукан рыбешки нанизаны — прижались друг к другу бочком белоснежные теплоходы, четыре штуки сразу!

Андрей волновался — Люся завтракает во вторую смену, экскурсии у них получаются в разное время, а увидеть ее теперь и хочется до дрожи, и страшно. Но тут ссыпались по сходням богатыри-аспиранты, влекомые сердито своим Черномором-доцентом и тут же кинулись в магазинчик, за лимонадом и булочками вместо пропущенного завтрака. Совершенно независимо прошествовала мимо Петрова хмурая, заспанная Вера, кивнула ему рассеянно и сразу же, не дожидаясь экскурсовода, пошла куда-то вглубь острова по дощатой дорожке мимо белоснежной березовой рощи.