Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя челюсть отвисла.
— Это же конфиденциальная информация!
Роберт в ответ лишь криво усмехнулся.
— Должно быть, кретин уже приметил на груди место для медали за первого пойманного шпиона, — продолжил он свой рассказ, не спеша лакая кофе. — К счастью его начальник оказался достаточно умным, чтобы настучать не в меру ретивому юнцу по башке и позвонить, для начала, человеку из разведки, которого он знает как эксперта по отношениям с Альянсом.
— И что же? — с замиранием сердца спросил я.
— Я — этот человек.
Глядя на усталое и слегка озабоченное лицо Роберта, я ощутил себя виноватым.
— Я надеюсь, у тебя не будет из-за этого проблем, — искренне молвил я. — Это было мое частное заявление. Я ведь совершеннолетний, ты не несешь за меня ответственности…
— Почему ты не посоветовался со мной, перед тем как сделать это? — пристально глянул на меня полковник.
— Я знал, что ты попытаешься отговорить меня, — слегка смутившись, нехотя признался я. — Не хотел спорить с тобой. Я твердо решил сделать все возможное, чтобы помочь маме с папой, даже если вероятность успеха невелика. Можешь называть это очисткой моей совести, если хочешь.
— Димитрис, — полковник сжал губы и тяжело вздохнул. — Я потратил пять лет на то, чтобы заслужить твое доверие. Я полагал, что мне это удалось.
— Это так! — поспешил заверить я.
— Если бы это было так, ты не боялся бы обсуждать важные решения со мной. Ты не посоветовался со мной в марте, перед тем как писать те электронные обращения. Что ж, я специально поставил свою подпись на одном из твоих писем, чтобы ты смог убедиться, что это бессмысленно.
— Так это ты устроил?! — удивился я, вспомнив свой электронный прием у Мелинды Боттом.
— Я надеялся, что в следующий раз ты все же посоветуешься со мной.
— Ты считаешь, я поступил неправильно, Роберт? — прямо спросил я.
— Это были смелый и решительный поступок, Дима. В твоем духе, — признал Роберт, но я понимал, что это всего лишь капля меда перед ложкой дегтя, которая последует после слова «но». — Но иногда мне хотелось бы, чтобы к твоей смелости и решительности добавилось немного рассудительности. Если бы рассказал мне о своём плане, неужели ты думаешь, что я стал бы кричать и ругаться? Мы бы с тобой сели и спокойно все проанализировали, как делали это всегда.
Закусив губу, я закивал, покорно соглашаясь с Робертом. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы увидеть на моем лице отсутствие сожалений о сделанном. Ему оставалось лишь подавить вздох.
— Что теперь будет? — спросил я, отхлебнув своего чаю. — Поднимется шум, да?
— Можешь не сомневаться, что не прошло и десяти минут после твоей речи, как один из присутствующих там сотрудников китайской разведки передал сообщение прямо в Поднебесную. Какие-то люди сейчас сидят там и разбираются, кто такие Владимир и Катерина Войцеховские. Другие люди сидят и думают, что стояло за твоими словами и как им стоит на них ответить. Китайцы серьезно относятся к таким вещам.
— Отлично! — обрадовался я. — Я ведь именно этого и добивался!
Роберт, поправив свой галстук, несогласно цокнул языком и отрицательно покачал головой, как бы показывая, что радоваться нечему.
— Димитрис, если твои родители действительно живы и находятся где-то на территории Союза, неужели ты полагаешь, что их судьбу облегчит внимание со стороны китайских спецслужб? В их личных файлах появится пометка, что их сын проживает на территории Австралии, и, возможно, связан со спецслужбами Содружества. Вряд ли мне стоит объяснять, что значит подобная пометка в условиях тоталитарного режима.
— Это почему еще я связан со спецслужбами?! — возмутился я.
— Начнем с того, что твой новый опекун работает именно там.
— Ты ведь числишься в каком-то армейском хозяйственном отделе.
— Я не тешу себя иллюзиями, что мое прикрытие обмануло разведку Союза. И дело не только во мне. Ты учился в закрытом специнтернате, который, с их точки зрения, может выглядеть как тайная школа для агентов. Сейчас ты учишься в полицейской академии, то есть, будешь работать в силовом блоке, — терпеливо засыпал меня аргументами Роберт. — Китайцы, со свойственной им паранойей, не поверят, что твоя речь на Олимпиаде была придумана тобою. Они увидят в этом очередную «провокацию империалистических спецслужб». А теперь представь себе, как это отразится на судьбе Володи и Кати, если они действительно там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я надеялся, что на волне всей этой разрядки они могут просто найти их и передать Содружеству, в качестве маленького жеста доброй воли. Показать, какие они белые и пушистые, и все такое. Мама с папой ведь никогда не имели ничего против Союза!
— Это знаешь ты, но не они. В Поднебесной не действует презумпция невиновности.
— Нет, Роберт, ты не убедишь меня, что я сделал им хуже, — упрямо заявил я. — Если евразийцы все эти пять лет без какой-либо вины держали их в своих лагерях, не позволяя даже связаться со своим сыном, то что еще они могут им сделать после моих слов?!
— Что сделано — то сделано, — не стал углубляться в этот спор Роберт. — Предлагаю не тратить время на «если бы да кабы». Каждое действие вызывает много последствий, иногда весьма неожиданных, и еще не изобретен компьютер, который смог бы смоделировать их все. Не исключено, что твой искренний, хоть и не слишком обдуманный, поступок, окажется правильным. Увидим.
Мне оставалось лишь задумчиво кивнуть.
— У тебя не будет из-за этого проблем на службе? — уточнил я.
— Ты имеешь в виду — больших проблем, чем из-за того, что я взял под опеку переселенца из Альянса? Нет, вряд ли, — расхохотался и подмигнул мне папин знакомый.
Я слегка расслабился, сделал глоток чая и выдавил из себя улыбку в ответ. Этот разговор преподнес ряд сюрпризов, но все же проходил проще, чем я опасался, узнав о визите полковника столь ранним утром. Все-таки Роберт отличный мужик, с ним не пропадешь.
Но, как оказалось, Ленц еще не закончил.
— Мой коллега из контрразведки просил передать тебе убедительную просьбу больше не давать журналистам комментариев на темы, касающиеся вопросов государственной безопасности, и, по возможности, вообще уехать из Сиднея хотя бы на несколько недель, пока шум не уляжется, — после паузы молвил Роберт.
Я удивленно нахмурился и поставил чай, переваривая услышанное.
— Разве у нас не свобода слова и передвижения? — иронично переспросил я.
— Я убедил своего коллегу в том, что ты умный парень и добровольно последуешь этому совету, так что нет необходимости вызывать тебя для проведения разъяснительной беседы. Надеюсь, я был прав или ошибся? — с легким нажимом переспросил полковник.
На моем лице застыло удивленное выражение лица.
— Это выглядит так, будто меня заставляют заткнуться! — запротестовал я.
— Так и есть, — не стал отрицать Роберт.
— Ты так мне прямо и говоришь? — вытаращил я на него глаза.
— Да, — пожал плечами он, сделав еще глоток кофе и закусив его конфеткой из стоящего на барной стойке стеклянного блюдца. — Никто не хочет, чтобы эта история продолжала раздуваться писаками из «помойных» СМИ и раздражать китайцев. За исключением, разве что, радикалов, которые выступают за полный разрыв отношений с Союзом. Но их мнение, к счастью, сейчас не в почете. Никому не нужен дипломатический скандал в преддверии большого экологического конгресса в Новой Джакарте.
— Я сделал все это специально для того, чтобы привлечь внимание к судьбе моих родителей. А теперь ты предлагаешь мне держать язык за зубами? — возмутился я. — Ничего, если я откажусь?
Роберт устало вздохнул и сделал долгую паузу, глядя за окно моей квартиры.
— Димитрис, ты заставляешь меня говорить о неприятных вещах, — наконец произнес он.
Я почувствовал, что сейчас мне предстоит услышать нечто новое.
За пять лет я привык воспринимать Роберта как папиного старинного друга, добродушного и спокойного человека, любящего мужа и отца, ставшего мне опекуном и советчиком. Однако полковник Роберт Ленц имел и другие грани, с которыми мне практически не приходилось сталкиваться до этого дня. За его бархатными интеллигентными манерами скрывалась сильная воля, которую он крайне редко проявлял, обычно добиваясь своего мягким убеждением. Похоже, сегодня я впервые загнал полковника в ситуацию, когда мягкое убеждение не сработало.