Большая стрелка - Илья Рясной

— Кто такой Леша? — спросил Гурьянов.

— Знакомый, — Вика вдруг покраснела.

Тут ее телефон зазвонил. Она приложила трубку к уху:

— Леша?.. Как куда пропала? Ничего не пропала.. Нет, пока не могу… Где нахожусь? Да тут, у… — она едва не вскрикнула, когда Гурьянов сжал ее руку. — В гостях у знакомых… Какая тебе разница где… Ладно, появлюсь. Целую…

— Тот самый Леша? — спросил Гурьянов.

— Да.

— Он всегда такой настойчивый?

— Как бешеный сегодня.

— Как бешеный. Ого-го… Влад, пошли, поговорим еще немножко с глазу на глаз.

— Поговорим…

— Жадность фраера сгубила. Надо выручать ублюдка, — сказал Художник дяде Леше сразу после задержания главаря, первый раз в открытую покрыв Хошу матюгами. На военном совете, проходившем на загородной базе, присутствовал еще и Шайтан.

— Надо, — кивнул дядя Леша. — Я справки наводил через старых знакомцев. Хоша пока молчит. Но если сломается — представляешь, что будет?

— Всем нам вилы, — Художник ткнул двумя пальцами себе в шею.

— Вилы.

— Может, грохнуть этого грузина? — задумчиво произнес Художник.

— Ты готов воевать с РУБОПом? — спросил дядя Леша. — Это дело их чести. Там ребята зацикленные. Если личное вклинится, будут давить, пока не додавят.

— Верно, — кивнул Художник. — Дядя Леша, ты же мент. Думай.

В такую ситуацию команда не попадала ни разу. Некоторые шестерки, которых понанимали из шпаны, попадали за хулиганство да уличные разбои за решетку. Команда отстегивала с общака, как положено, на адвоката, на передачки — и хватит. Напрягаться и вытаскивать залетчиков любой ценой никто не собирался, притом за дела, которые им никто не позволял делать. После того как одного из них выпустили. Художник вместе с парнями оттащил его в лесочек и устроил экзекуцию со словами:

— Ты работал на команду, а не на себя. И на блядские дела свои должен был разрешения спросить.

Принародно сорвали с провинившегося дуба златую цепь, кольцо, отняли ключи от машины и даже содрали малиновый пиджак — всю бандитскую экипировку.

— Тебе повезло, — сказал тогда Художник. — Легко отделался, козел.

Но сейчас дело другое — влетел главарь. И команда могла развалиться. Уже соседи по вещевому рынку у Северного порта начали косо посматривать и. намекать — мол, неплохо бы освободить место…

— Ну, — Художник пристально посмотрел на дядю Лешу.

— Надо искать подходы к следователю, — произнес тот.

— Как? Областное управление дело ведет, — досадливо произнес Художник.

— Областное? Ну и что, — небрежно махнул рукой дядя Леша. — Везде люди-человеки. Всем есть-пить надо… И адвокат хороший нужен как воздух.

— Какой хороший?

— Параграф.

Взяли адвоката того, кто получше, — бывшего судью по кличке Параграф. Бывшие судьи и прокуроры в адвокатах ценятся не из-за каких-то тайных юридических познаний, не ведомых никому другому, а из-за обширных связей. Иногда они просто знают, кому и сколько надо сунуть, чтобы прикрыть дело. И чаще просто вешают лапшу на уши, грузя клиента, что ему положено десять лет, и нужно дать взятку, чтобы столько не дали. Когда дают положенные пять, как обычно за такие преступления, адвокат приписывает это достижение на свой счет.

Но Параграф действительно знал, кому и как сунуть деньги.

— Исполнителей нам не вытащить. А вашего атамана разбойников, — усмехнулся он, посматривая хитро на Художника, — может, и удастся, — он замялся, опустил скромно глаза, ожидая продолжения.

— Сколько? — произнес Художник слово, которое было ключевым, и на лице адвоката опять появилась хитрая мина.

— Ну уж не тысячу баксов. Гораздо дороже, — и Параграф назвал сумму, от которой у Художника заломило зубы. Придется опустошать общак команды.

— Передачки слать будет дороже. Ибо по новым веяниям ему лет десять светит, — сказал адвокат.

— Ладно, — вздохнул Художник. — Давайте торговаться.

— Киса Воробьянинов говаривал — торг здесь неуместен, — усмехнулся адвокат.

— Еще как уместен.

Цену удалось сбить, но не слишком сильно. Договор об оказании юридических услуг был заключен. Задаток выплачен. Параграф встретился с томящимся в сизо Хошей. Переговорил с ним. Заключили договора и на защиту Трупа и его быков — защитников взяли из юридической конторы, которая работала на Параграфа, все это входило в оплату.

— Ну что, — изучив ситуацию, заключил веско Параграф. — Надо валить все на исполнителей.

— Свалим, — кивнул Художник.

Проблем не было. Виноват Труп и его братаны — заложили главаря. За это им можно устроить на зоне хорошую жизнь.

— И надо мириться с потерпевшим, — добавил Параграф.

— Как?

— Организовать встречу и переговорить, не давя. Отступить. Свет на нем клином же не сошелся. Но встречаться надо с учетом, что РУБОП его может пасти.

— Попробуем, — кивнул Художник. С Гурамом он встретился в ресторане «Зеленая опушка» на самой окраине города.

— Ну чего, Художник? — Бизнесмен был напуган. Художник насмешливо изучал его, и Гурам нервничал все больше и больше. Руки его тряслись, но в глазах застыло отчаяние зайца, которого загнали в угол и который готов бить волка лапами по морде.

— Гурам, давай без понтов дешевых, без наездов, без глупых упреков побазарим, как добрые приятели, — предложил Художник.

— Я уже базарил. В лесу… Меня за что так били? Меня развели, как лоха обычного. Я что, лох обычный? — Грузин уже кричал.

— Тише, люди смотрят… Нет, — сказал Художник, едва не добавив — не обычный. — Ты не лох.

— Так за что? Я по-честному… Мне от Боксера крышу предлагали. Боксер таких вещей не делает.

— Вот что, Гурам. Ребята погорячились. И ты погорячился.

— Погорячились, — грузин потрогал еще не зажившие. губы. Говорил он с трудом. — Погорячились, да?

— Именно. Теперь надо думать, как выбираться из той канализации, куда мы дружно залезли.

— Как?

— Хоша — в тюрьме. Пацаны — там же. Это не по-человечески. У них матери. У Батона жена ребенка ждет.

— Батон? Это который паяльной лампой меня хотел жечь?

— Работа такая, — хмыкнул Художник. — Это прошлое. Надо о будущем думать. А будущее таково. Я за Хошу подписываться не буду. Вендетту тебе устраивать не стану. Ты мне не враг. Я тебе ничего плохого не сделал. Но Хоша… Ты не понял главного?

— Что?

— Что он дурак. Отморозок. И память у него злая. И долгая. Дадут ему года три. Отсидит год. Выйдет и устроит тебе выжженную землю. Я ему мешать не буду.

— Я не боюсь вас.

— Боишься. Еще как боишься. И по делу боишься… Тебя-то ладно. О ребенке своем подумай. Гурама передернуло.

— Надо разводить ситуацию, — напирал Художник. — Мое слово — никто наезжать на тебя больше не будет. Крышу я тебе оставляю на старых условиях — если захочешь. Но наши условия выгодные… Кстати, я был против, чтобы с тобой так поступать. Поверь. Это все знают. Художник слову хозяин.

Гурам не ответил.

— В общем, так, стягиваем Хошу с нар. И забываем дружно об этом недоразумении.

Гурам продолжал колотить ногтем по бокалу, и руки его тряслись все больше.

— Ну, решай, — Художник постучал по двухсотбаксовым часам на руке. — Время идет. Да — так да. Нет — так нет. Мне, честно говоря, все равно.

— Ладно. Как только его вытащить? Я же не могу заявление забрать.

— Уж конечно… Но нет неразрешимых проблем. Тут тебе со знатоком крючкотворских премудростей надо говорить. — Художник встал и подошел к Параграфу, скучающему за столиком у окна. — Ваш выход, маэстро.

Адвокат пересел к ним за столик и потер руки:

— Итак, сынок, нет ничего легче, чем обмануть правосудие. Потому что правосудие — это игра. Нужно только знать, как играть в эти игры. Скажешь, я не прав?

— Что я должен делать? — процедил Гурам.

— Менять показания. Притапливаем тех молодых людей, которые жгли тебя паяльной лампой. И пишем невинный лик Хоши.

Через три недели Хоша вышел из следственного изолятора номер один и был встречен Параграфом и Художником.

Угощали главаря хорошо — дома, а не в кабаке, решив, что утомился от назойливого общества — тридцатиместной камеры. Наконец в комнате остались Хоша с Художником.

— Мочить, — истерично визжал Хоша, капризно молотя ладонью по полному деликатесов столу, когда гурьяновские обмывали его свободу.

— Кого? — спросил Художник.

— Гурама!

— Еще кого?

— И опера того, который меня колоть пытался.

— И следака?

— Следак — вообще сука позорная.

— Хоша, тебя еще на зоне учили, что оперов просто так не мочат.

— Мочат! Еще как мочат! Враги, — Хоша ударил кулаком по столу так, что тарелка упала на его брюки. Таким он еще никогда не был. Вскочил, отшвырнул тарелку, перевернул стул. — Падлы! Гниды! Всех под нож!!! Кто против? Ты? Ты?!

Художник пожал плечами: