Белая перчатка - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танцоры были обоего пола: девушки в ярких лифах и юбках, мужчины в цветных рубахах, с лентами на руках и ногах, с бубенчиками на подвязках и прочими украшениями, подобающими этой народной пляске.
Главные действующие лица были в соответствующих костюмах: один изображал смелого разбойника Робина Гуда, другой — его верного помощника Маленького Джона, третий — веселого монаха Тука и так далее; среди девушек многие также были в костюмах, и по ним можно было узнать и девицу Марианну, и Королеву Мая, и многих других любимых персонажей народной легенды.
Танцоры скоро стали центром всеобщего внимания. Поселяне, собравшиеся на праздник сэра Мармадьюка Уэда, насытившись вдоволь обильным угощением щедрого хозяина, снова стекались на площадку и, обступая кольцом исполнителей народной пляски, смотрели на них с нескрываемым восхищением. Игра в мяч, в шары, борьба, фехтование — все это было сейчас на время оставлено, так как пляска и сцены из Робина Гуда всеми считались самым интересным зрелищем.
И хотя в этих плясках участвовали только крестьянские девушки, среди них многие отличались статным сложением и той удивительной миловидностью, которой славятся поселянки Чилтернских холмов. Две из них в особенности выделялись своей красотой: смуглая брюнетка цыганского типа, изображавшая девицу Марианну, и белокурая Королева Мая, темноглазая, с светлыми, как лен, косами.
Не один молодой парень из участвующих в пляске, а также из толпы приятелей следил за этими сельскими красотками пламенным взором. И многие из разряженных кавалеров заглядывались на смуглую Марианну и на Королеву Мая.
Были и такие, что громко восхваляли их красоту и расточали им галантные комплименты, между тем как многие стоящие тут же прекрасные дамы, быть может, испытывали ревность; некоторые и в самом деле испытывали ее. И среди них — увы! — была и Марион Уэд. Хотя это чувство было неведомо ей и, казалось бы, для него не было никаких оснований, все же его жестокое жало проникло в ее сердце. Первый раз в жизни она почувствовала его уколы, ибо это была ее первая любовь, и это чувство было для нее так ново, что она еще не знала, какие горести оно несет с собой. И вдруг сердце ее пронзила острая боль! Она даже не могла сказать, что это такое, она могла только назвать причину этой боли. Голтспер стоял в первом ряду зрителей, и прямо перед ними, чуть не задевая их, кружились пляшущие. Когда красотка Бет Дэнси, изображавшая Марианну, проносилась мимо него а фигурах танца, ее черные цыганские глаза всякий раз смотрели на него страстно и пламенно. Марион Уэд не могла не заметить этих взоров — до такой степени они были откровенны. Но не это пронзило ее сердце. Дочь лесничего могла бы хоть целый день смотреть не отрываясь на Генри Голтспера, не вызывая ни малейшей ревности у Марион, если бы взгляд ее оставался без ответа. Но однажды, когда Бет, изогнувшись, повернулась к Голтсперу, Марион показалось, что он ответил на ее взгляд таким же пламенным взглядом.
И вот тут сердце ее сжалось от нестерпимой боли, как будто в него вонзилась отравленная стрела, и она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. В этой сельской красавице она почувствовала соперницу.
Никогда до сих пор Марион не испытывала такой боли, но, быть может, от этого она казалась ей еще более ощутимой. Она стояла поникшая, бледная, устремив свои синие глаза на Генри Голтспера и с мучительной тревогой следя за каждым изменением его лица.
Мрачные подозрения, охватившие ее, рассеялись не сразу. Едва только она начала свои горестные наблюдения, как танцы внезапно прервались.
Среди взрывов смеха, шуток и одобрительных возгласов, раздававшихся в толпе зрителей, сначала только несколько человек из стоящих по ту сторону рва, окружавшего площадку, услышали какой-то странный и непонятный шум. Он доносился откуда-то из-за ограды, с дороги, которая вела к воротам парка, и был похож на бряцание стальных доспехов и стук подков множества лошадей, двигающихся размеренным шагом; казалось, это приближается отряд конницы.
Те немногие, которые услышали этот шум, еще не успели ни сообразить, что это такое, ни поделиться своими соображениями с другими, когда до них донесся звук рожка, явно свидетельствующий о том, что где-то недалеко движется конный отряд. Рожок протрубил сигнал «смирно».
Стук подков мгновенно затих, и когда последние отголоски рожка замерли, прокатившись в лесной чаще, наступила глубокая тишина, прерываемая только мягким воркованьем лесных горлинок и звонким свистом дрозда.
В парке тоже воцарилась полная тишина. Непривычный звук военного сигнала заставил смолкнуть веселый смех, крики и шутки. Все взоры устремились в ту сторону, откуда донесся этот звук, все настороженно прислушивались, не повторится ли он еще раз.
Было что-то зловещее в том, как этот неожиданный сигнал сразу нарушил общее веселье; казалось, все почувствовали в нем что-то недоброе. Лица, сиявшие радостным оживлением, внезапно омрачились тревогой.
— Солдаты! — воскликнуло сразу несколько голосов, и толпа, забыв о плясках, бросилась по откосу на вал и застыла, прислушиваясь.
И вот снова звонко затрубил рожок, на этот раз подавая сигнал «Вперед!» и еще многоголосое эхо не смолкло среди холмов, как первые шеренги кирасиров уже вступили в главные ворота парка и двинулись по аллее, ведущей к дому.
Они ехали попарно, ровным строем, и каждый всадник, появляясь из-за деревьев, сверкал на солнце ослепительным блеском, вспыхивающим на его доспехах.
Когда отряд, вытянувшись длинной колонной, выехал на открытое место и все еще продолжал двигаться, людям, глядевшим на него сверху, казалось, будто какая-то чудовищная змея ползет в ворота парка: стальные кирасы напоминали чешуйчатую кожу, а ровная двойная шеренга — скользящее туловище удава.
Наконец последняя пара въехала в ворота, и колонна начала подниматься по аллее, которая вилась по склону и вела к дому; и тут сходство с громадной змеей стало еще более заметным; великолепная, но смертоносная змея, медленно подкрадывающаяся к своей жертве.
— Королевские кирасиры!
Многие из стоявших на валу узнали кирасиров, прежде чем этот возглас пронесся в толпе. Кирасы поверх кожаных камзолов, стальные шлемы и нагрудники, латы, прикрывающие бедра, наплечники, нарукавники — все это входило в боевое облачение кирасиров, а королевское знамя, развевавшееся впереди отряда в руках корнета, оповещало, что это — королевские кирасиры.
Рядом с корнетом ехал другой офицер; его прекрасное обмундирование, великолепный конь и дорогое седло, покрытое нарядным чепраком, указывали на то, что это командир отряда.
Королевские кирасиры!
