Арабо-израильские войны - Алексей Смирнов

Голда Меир ответила, что решение уже принято и они не могут отказаться от независимости. "Почему вы так торопитесь? - спросил король. - Отложите свое решение на год, и я уверен, многое переменится". - "Мы и так ждали достаточно долго - без малого две тысячи лет", - сказала Меир. В таком ключе беседа продолжалась и дальше и закончилась ничем. В ту же ночь Голда благополучно вернулась в Иерусалим, но на прощание она высказала пожелание вновь встретиться с королем уже "после войны".

Начиналась вторая, решающая декада мая 1948 года. За несколько дней до истечения британского мандата уже стало ясно: "Воины джихада" не только не смогли сбросить евреев в море, они с трудом защищали ту территорию, которую еще держали в своих руках. Рухнули надежды Муфтия провозгласить в момент ухода англичан Арабское государство Палестина под контролем Высшего арабского комитета (который был полностью в его распоряжении).

Было решено, что все грядущее государственное устройство будущей Палестины будет поручено Лиге арабских государств, то есть - понимай королю Абдалле, так как он единственный обладал реальной военной силой для решения всех вытекающих из этого проблем.

Но Хадж Амин еще не считал себя побежденным. Из Дамаска он направил два секретных послания в Каир. В первом он поздравлял короля Фарука с его решением вступить в войну "во имя спасения Палестины, единой и неделимой, и чтобы спасти ее от поругания неверными". Во втором он давал рекомендации египетскому генеральному штабу сосредоточить основные усилия не на марше на Тель-Авив, а в походе на Иерусалим.

Хадж Амин понимал, что единственной надеждой для него перенести свою резиденцию из Дамаска в пределы стен Старой крепости оставалась армия короля Фарука. И если бы она провалилась, то его шансы вернуться в Иерусалим в случае победы иорданского монарха были бы столь же ничтожными, как и в случае захвата города сионистами.

* * *

Та военная сила, которая могла бы решить и развязать все узлы на ближневосточной шахматной доске весны 1948 года, называлась Арабский легион.

К началу мая он насчитывал 7 тысяч человек, из которых 2,5 тысячи относились к тыловым частям обеспечения (включая многочисленные рембаты, реммастерские, госпитали, склады, а боеприпасов было запасено, по оценкам англичан, на полных 30 дней "тотальной войны").

Другие четыре с половиной тысячи были настоящими боевыми войсками, разделенными на 4 механизированных полка. Их тяжелое британское вооружение за 6-7 лет до этого весьма успешно подтвердило свои боевые качества и достоинства в сражениях против "Африканского корпуса" фельдмаршала Эрвина Роммеля. Оно включало противотанковые пушки калибра 55 мм, полевые гаубицы калибра 88, минометы 81 и 50 мм, десятки аутомитрайез и, самое главное, тяжелые пушечные трехосные броневики модели "Мармон Харрингтон", каждый из которых был вооружен 37-мм пушкой и спаренным пулеметом с возимым боезапасом в 60 снарядов и 1500 патронов.

Подобных аутоканонов у евреев не было совсем, и счет по ним сразу составил 50:0 в пользу иорданцев.

Иными словами, Арабский легион с его гаубицами и "Харрингтонами" был той реальной силой, которую всерьез опасались и побаивались боевики подпольной армии "Хагана".

Но чем еще гордился Легион, так это своими людьми. Служба в нем была престижной и заманчивой для любого молодого человека. И если молодого иорданца принимали в его ряды - а комплектовался он только добровольцами на конкурсной основе, то вместе с платком-"куфией" в характерную бело-красную клетку он приобретал совсем другой социальный статус, неизмеримо поднимавший его в глазах и мнении односельчан и соседей.

Все солдаты были прекрасно обучены, отлично вооружены и бесконечно преданы Богу и его Пророку - наместнику его на земле.

Сложнее было с офицерами. Основу штаба Джона Глабба составляли британские офицеры, в свое время воевавшие в Бирме, на Крите, у Эль-Аламейна и Монте-Кассино и прошедшие с места высадки в Нормандии вплоть до Гамбурга. Они являлись действительно профессионалами своего дела, но им был в принципе абсолютно безразличен разгоравшийся арабо-еврейский конфликт, а Джерузалем представлял для них всего лишь очередной пункт на географической карте в их долгой военной карьере.

Совсем другое мнение было у арабских офицеров, занимавших все должности на уровне "батальон - рота" и ниже. И эта разница во взглядах и подходах станет причиной серьезного конфликта, который разгорится позднее. Пока и те, и другие были вынуждены, естественно, следовать приказам Глабб-Паши, который, в свою очередь, исполнял данные ему в Лондоне инструкции:

- никакого вторжения в зоны, отведенные евреям, и вообще по возможности изобразить некое "подобие войны", но не более, так как главная роль отводилась поднаторевшим дворцовым политикам, которые в образовавшейся "мутной воде" должны были выловить "золотую рыбку";

- Легион действует только на центральном участке, в секторе Иерусалим - Наблус;

- южная часть до Беэршевы отдается египтянам, северная - в Галилее сирийцам и иракцам, которые должны были ворваться туда, как съязвил Глабб, "словно стая волков в овчарню";

- относительно вступления в сам город, так это вообще не предусматривалось. Джон Глабб считал, что Легион в первую очередь предназначен для действий в пустыне и ввязываться в схватку с решительным противником, засевшим в хорошо знакомых ему лабиринтах городских кварталов, означало бы серьезное истощение его сил.

Он знал, что король не пошел бы на риск лишиться своей армии именно в момент, когда ему всерьез засветила надежда стать новым Саладином или Калиф Омаром, и это вполне совпадало с личными воззрениями Джона Бэгота Глабба.

Но совсем другим было настроение среди солдат и простого населения тогдашней Трансиордании. Под воздействием разнузданной пропаганды, доносившейся из арабских столиц, попавшись на крючок самых хвастливых и безответственных заявлений генералов, народные массы Аммана требовали не "подобия войны", а войны настоящей, причем священной.

Масла в огонь подливали рассказы палестинских беженцев, особенно о злодеянии сионистов, совершенном в Деир Яссине (что, в сущности, было правдой). Все это держало народные массы в состоянии постоянного возбуждения, и король не мог не учитывать таких настроений своих подданных.

Но по-другому он вел себя со своими политическими противниками. Когда, затоптав свою гордость, к нему прибыла делегация Высшего арабского комитета и стала просить о финансовой помощи, он ответил им в очень резком тоне: "И после того как всю свою жизнь вы собирали средства, чтобы оплачивать услуги убийц, действующих по указке Муфтия, вы осмеливаетесь просить у меня денег?!"

Эти уважаемые лица стали приводить доводы, что оружия у них страшная нехватка, боеприпасы растрачены в столкновениях с сионистами и т.п. Но король, после всех последних провалов "Воинов джихада", видимо, не считал нужным церемониться со своими гостями и резко бросил: "У вас там много камней, и если хотите уцелеть, забрасывайте их камнями!".

* * *

Если какая-то часть Легиона уже вступила в схватку с еврейскими поселенцами в Кфар Этционе (об этом чуть ниже), то основной состав в этот день 13 мая, за сутки до истечения мандата, еще только начинал свое выдвижение со своих баз на восточном берегу реки Иордан, в местечках Мафрак и Зерка.

В движение пришло свыше пятисот машин - аутомитрайезы и пушечные "Мармон Харрингтоны", артиллерийские тягачи с прицепленными орудиями, "хав-траки" (т.е. полугусеничные бронетранспортеры), грузовики и джипы с пехотой, радиостанции, реммастерские, санитарные машины, интендантские грузовики и прочее, и прочее, и прочее...

На всем пути их провожали толпы восторженных жителей. Дети бросали цветы, старики били поклоны, прославляя Аллаха. Автомобили были украшены ветвями вечнозеленого лавра и пальм (и совсем не в качестве маскировки против налетов вражеских ВВС, которых тогда просто не существовало). Все это напоминало, со слов Глабба, "карнавальное шествие, а не армию на тропе войны". Рядовые солдаты были искренне убеждены, что их ведут сражаться, маршировать на Тель-Авив и довести свои машины до берегов Средиземного моря.

Что касается их командующего, то Тель-Авив его не занимал совсем, а мысли были прежде всего об организации "подобия войны".

Но в самом лагере Зерка, точнее в центре связи арабских армий, эйфории было гораздо меньше, чем на улицах Аммана. Генсек Лиги Аззам-Паша с грустью констатировал: "Там царил полнейший беспорядок..." Прибывший генерал египетской армии, который должен был держать коллег в курсе всех ее передвижений, был в полном неведении, где она собственно находилась. От Ирака вообще никто не появился.

Не появился там и Сафуат-Паша. Вместо этого он прислал телеграмму: "Будучи убежденным, что отсутствие согласованного плана действий может привести только к катастрофе, направляю вам свое прошение об отставке". Так, в самый решающий момент армия оказалась без командующего.