Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

— Я женюсь на Джозефине, — быстро оказал он, прежде чем Би успела произнести хоть слово.

— Ты женишься на мне, — решительно заявила она. — У тебя нет выбора. Ты не знаешь себя, Сэм. Я знаю, что для тебя лучше, и я обеспечу тебе это. Ты меня понял, Сэм? Полиция не поймет, что это была лишь глупая похвальба, — добавила она. — Они тебе с радостью поверят. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я передала им твои слова?

Он молча смотрел на нее, не видя никакого выхода. На сей раз он оказался перед худшим из возможных выборов. Поскольку Би не поверила ему и никогда не поверит, как бы он ни пытался ее убедить, а полиция поверит, едва услышав, значит, все усилия, вложенные в преступление, пошли прахом. Его голос был записан в этих стенах, эхом звучал в воздухе, ожидая невидимой публики будущего. Пока его никто не слышал, но одно слово Би заставит суд возобновить дело.

Одно слово Би.

Клэй по-прежнему молча смотрел на нее, но где-то в потайном уголке его мозга началась холодная калькуляция.

На мгновение Сэм Клэй почувствовал себя невероятно усталым. Он представил себе будущее, в котором сказал Би: «Да», женился на ней и долго жил с ней. Он видел эти маленькие холодные глазки, следящие за ним, чувствовал мощную хватку безжалостных челюстей, переживал тиранию, проявляющуюся постепенно или с самого начала, в зависимости от степени его податливости, пока он не окажется в абсолютной зависимости от этой женщины, вдовы Эндрю Вандермана.

«Рано или поздно, — сказал он себе, — я должен буду убить ее».

Должен. Такой жизни с такой женщиной Сэм Клэй не сможет выносить бесконечно. А он уже доказал, что умеет убивать безнаказанно.

Но что будет потом?

Неизбежно начнется новый процесс. Прошлый раз учитывался лишь качественный аспект, но теперь они займутся аспектом количественным. Если жена Сэма Клэя вдруг умрет, следствие будет проведено независимо от причины ее смерти. Тот, кого подозревали один раз, всегда будет вызывать подозрение у закона. Они проверят прошлое, вернутся к моменту, когда он сидел здесь, обдумывая план убийства. А потом заглянут еще на пять минут назад и услышат, как он хвалился, что убил Эндрю Вандермана.

Хороший адвокат мог бы вытащить его из этого. Сэм Клэй мог бы присягнуть, что это неправда. Он мог бы утверждать, что поведение Би спровоцировало его на беспочвенную похвальбу. Может, он и сумел бы выкрутиться, а может, и нет. Только скополамин дал бы определенность, но суд не может применять его насильно.

И все-таки это не было решением. Это не выход. Его убедило в этом тошнотворное чувство придавленности, сменившее недавнее облегчение. Он пережил чудесную минуту, когда открыл Би правду, но потом все вновь испортилось.

В это мгновение он испытал то, к чему стремился с самого начала. Он не знал, что это было и почему он этого желал, но узнал это чувство, когда оно к нему пришло. И хотел, чтобы оно вернулось.

Безнадежность, бессилие… неужели только этим ограничатся все его достижения? Тогда он проиграл, несмотря ни на что. Проиграл, хотя сам не понимал причины этого. Убийство Вандермана ничего не решило. Он так и не добился успеха, так и остался растяпой, мягким, бессильным червяком. Би заполучит над ним власть, начнет вовсю пользоваться ею и в конце концов заставит его…

— В чем дело, Сэм? — заботливо спросила Би.

— Считаешь меня ничтожеством? — бросил он. — Да, ты никогда не поверишь, что дело обстоит иначе. Думаешь, что я только случайно мог убить Эндрю Вандермана? Ты никогда не поверишь, что я смог взбунтоваться…

— О чем ты? — спросила она, когда он умолк.

В его голосе теперь звучало удивление.

— Все это просто обман и мошенничество. Я все время лгал. Я боялся Ока и потому надел ему темные очки. Но… это не был бунт. Поэтому… если я действительно хочу доказать…

Он поднялся, и Би уставилась на него недоверчивым, удивленным взглядом.

— Сэм! Что ты делаешь? — голос ее задрожал.

— Кое-что кое-кому доказываю, — ответил Сэм, криво улыбаясь. Потом взглянул на потолок. — Смотри хорошенько, — сказал он Оку и графином раскроил голову Би.

Генри Каттнер

Двурукая машина

Еще со времен Ореста находились люди, которых преследовали фурии[65]. Однако только в двадцать втором веке человечество обзавелось настоящими стальными «фуриями». Оно к этому времени достигло критической точки в своем развитии и имело все основания для создания таких человекоподобных роботов — они, как собаки, шли по следу тех, кто совершил убийство. Преступление это считалось самым тяжким.

Все происходило очень просто. Убийца, полагавший, что находится в полной безопасности, вдруг слышал за собой чьи-то размеренные шаги. Обернувшись, он видел следовавшего за ним по пятам двурукого робота — человекоподобного существа из стали, которое в отличие от живого человека было абсолютно неподкупным. С этой минуты убийце становилось ясно, что всемогущий электронный мозг, наделенный способностью проникать в чужие мысли, какой не обладало ни одно человеческое существо, вынес свой приговор.

Отныне убийца постоянно слышал шаги за спиной. Словно некая движущаяся тюрьма с невидимой решеткой отгораживала его теперь от всего остального мира. С этой минуты он сознавал, что уже ни на миг не останется в одиночестве. И однажды наступит день — хотя сам он не мог предугадать, когда именно, — и робот из тюремщика превратится в палача.

В ресторане Дэннер удобно откинулся в кресле, словно отлитом по форме человеческого тела, и, прикрыв глаза, чтобы лучше насладиться букетом, смаковал каждый глоток вина. Он чувствовал себя здесь в полной безопасности. Да, в абсолютной безопасности. Вот уже почти час он сидит в роскошном ресторане, заказывает самые дорогие блюда, прислушиваясь к негромкой музыке и приглушенным голосам посетителей. Здесь хорошо. И еще хорошо иметь сразу так много денег.

Правда, для того чтобы получить их, ему пришлось пойти на убийство. Но чувство вины ничуть не тревожило его: не пойман — не вор. А ему, Дэннеру, гарантирована полнейшая безнаказанность, какой не обладал еще ни один человек. Он прекрасно знал, какая кара ожидает убийцу. И если бы Гарц не убедил его в абсолютной безопасности, Дэннер никогда бы не решился нажать на спусковой крючок…

Какое-то старое, давно забытое словечко на мгновение всплыло в памяти: грех… Но оно ничего не пробудило в его душе. Когда-то это слово странным образом было связано с чувством вины. Когда-то давно, но не сейчас. Человечество с тех пор далеко ушло в своем развитии. Понятие греха превратилось в бессмыслицу.