Сборник коротких эротических рассказов - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял! — и ушел варить кофе.
Нарезал тортик, прикатил столик с дымящимися пахучими чашками, положил сахар…
По высшему разряду берешь, кот?
Слез уже не было. Она успокоилась и я прижался к ней.
Она подняла лицо и дала губы. Стало прохладнее, набросил на плечи простынь…
— Шампанского больше нет?
«Всо ест, моя лапошка!» — сказал я с армянским акцентом.
По пути взболтнул бутылку, чтоб развлечением больше было. Облил ей живот, тут же принялся вылизывать, она сказала: «Потом».
Выпили шампанского, попили кофе. Говорит: «Достань коробку, что там?» Я достал, показал ей порошочек номер 43: «Я выброшу?» «Выброси». Спустил в унитаз. Она с удовольствием доедала тортинку. «Кушать хочешь?» «Потом. Иди ко мне.» Обнял я ее всем, что у меня было, прижал к себе маленькое, гибкое прохладное тельце, глажу ее со всех сторон, вылизываю пролитое шампанское с грудочек и животика, целую глазки, носик..
— Иди… Я хочу тебя! — нервно, даже с надрывом, потянула голову к себе.
— Не могу… Я дал слово офицера!
Она остановилась, настроение ее мгновенно сменилось и она задушевно проговорила: «Дурак, и не лечишься».
И я осторожно снял с нее невесомые трусики. Прижалась к моим губам и пока я не избавился от своих трусов, крепко держала язык. Потом подняла меня на вытянутые руки, раздвинула ножки и сказала, открыто глядя мне в глаза:
— Вдуй мне, милый, так, чтобы матка разорвалась. Понял?
— Я понял.
Вошел осторожненько. Осмотрелся. Второй раз с горлышком матки познакомился. В третий — и дальше уже по самому горлышку. Вылетал и из нее до головки и бил, бил. Влагалище у нее крыло изумительным, оно нежно, но крепко удерживало пенис в постоянно бодром состоянии, оно не на секунду не ослабляло своих объятий, оно подпитывало возбуждение так, как я этого и не подозревал. Ее красивое лицо перед глазами дышало страстью, ее сексуальность буквально воспламенила мои потенции, она умела показать, как великолепны мои проникновения в ее тело, как она мне за это благодарна, как радуется вместе со мной нашему единству наслаждения друг другом. Все это не могло не умножать моего вожделения и это все должно было скоро кончиться.
Несколько часов, проведенных с нею в состоянии почти постоянного возбуждения, должны были взорвать мою плоть.
Тот ананоминетик мой вулкан остудил не на долго. И мне кажется я не разрушил ее надежды. Я продолжал долбить матку, постоянно перемещаясь по моей девочке вверх и вниз, вправо и влево. Я наносил ей удары с разных сторон и еще мгновения перед ударом, находясь в высшей точке, успевал что-то приласкать, что-то переменить. Касаться ее руками, бедрами уже было наслаждением.
Да и она не оставалась недвижимой. Все время меняли положение руки и ноги, ее таз постоянно находился в скачке и, когда я замедлялся, она успевала и два и три раза бросить его мне навстречу. Я целовал ее ручки и ножки, лобик, до грудок было не дотянуться, и бил, бил, бил, в названную цель. Бурная волна наслаждения затопила сознание и я на всем скаку, словно вырванный из седла, что-то проорав, рухнул на ее прохладное тело. Едва ощутив себя вновь, я был удивлен тем, что меня из сладостной норки не выпускают. Сжав кольцевой мышцей на входе влагалища головку пениса, как бы выдаивая из него возможные остатки, она с улыбкой спросила;
— Ну что теперь делать будешь, — Теперь буду самым счастливым человеком на земле. Жить с такой девочкой на члене, как ты… Все будут завидовать.
Она улыбнулась еще раз и выпустила меня.
— Здоровье мадам не пострадало?
Она прижала пальчики к губам.
— Хочу кушать!
Понял. Бросил на сковородку приготовленные отбивные в сухарях, приготовил закуски, поставил на столик коньяк в кружках, непременный атрибут этой ночи, нарезал горку зелени к мясу, открыл красного сухого вина. Столик в комнату, кресла напротив друг друга. Лапушка умытая, чистенькая, красивая, желанная, как из пушки.
Она же — проститутка. Честное слово, до меня это просто не дошло. И не в том дело правда или неправда, а в том, что я с тех пор, как начал интересоваться сексом, пришел к выводу Мопассана — все женщины проститутки. А собственные наблюдения показали, что, если женщина, то обязательно проститутка. Женщины и бабы ведь не одно и то же, только по виду. Баба животное, женщина инструмент наслаждения и собственного и мужского. Ведь если любовь — мелодия, должны быть и инструменты для ее исполнения. Людочка была таким инструментом. Не обязательно на продажу, но ведь и было, что продавать…
— Кушай, потом додумаешь…
Я отодвинул столик в сторону, вынул из пальчиков вилку и нож, стал на колени перед ее креслом, раздвинул прекрасные ножки, проложил их себе на плечи и приник к губкам. Прохладные с внешней стороны, они были горячими изнутри, ласковые, поросшие редкими маленькими и немного влажными. а вот и влагалище, и до лампочки мне, что здесь до меня побывали сотни пенисов и грязи никакой нет, потому что я в ногах у женщины, которую, наверное, уже люблю. Я ей говорить об этом не буду, но для себя я это уже знаю. Любить ведь можно только Женщину и любить все, что у нее есть без исключений и изъятий. Ласкаю я ее так уже долго-долго, а она пальчики мне в волосы запустила, шевелит ими в задумчивости, и говорит так нежно, что у меня в глазах защипало: «Давай покушаем, милый, ты мой. время у нас еще есть…»
Отпустил. покушали, мясо еще не остыло. Запили его сухариком, добавили коньячка из кружек. Достал я ее из кресла, поносил по комнате. Положил ножками на подушки и головой между ними забрался. она моего малыша в губки взяла. я на спине, она — сверху. Долго так… нежно. Без напора. Перебралась к моим губам, язык достала, играется. а пальчики ее по телу моему бродят, мышцы мне разминают, кожу пощипывают. В общем, птица феникс опять восстала из пепла и применения своего требует. А в душе творится такая праздничная карусель, такое мелькание восторгов и радостей, что еще немного и вокруг моей головы свечение начнется.
Пенис мой набух и закаменел, что и применять его опасно, на бедрышке ее пошевеливается, она его чувствует, конечно, но команды не дает. И мне хорошо с его боевой готовностью, радостно от возможностей…
Не могу больше так… опускаюсь на ковер, языком вылизываю впалый животик, три ложбинки продольные, посередине и по краям, пупок ее маленький, ребрышки ее с одной стороны и холмик мягенький с другой. Оторвался. Дышать нечем. сижу на ковре, отвернулся от нее, стараюсь в себя придти. а член торчит, как дубина стоеросовая, и громко так-кричит на меня, ругается. Лапочка видно что-то тоже услышала, выбралась из постели и села на этот обелиск. вобрала в себя, пошевелилась немножко, устраиваясь поудобнее и начала вбирать его в себя движением ко мне и вверх и обратно. Я ее попочку в нужное время согнутой рукой к себе прижимаю, глазки ее у меня под носом и целовать их мне очень удобно.